Время Волка - Юлия Александровна Волкодав

Она решила отдать всё как есть. Пусть Марина сама разбирается, что печатать, а что оставить за скобками. Три толстенные тетради, исписанные убористым почерком, лежали на дне сумки от «Гуччи».

Натали вышла на улицу. Можно было взять такси, на парковке гостиницы выстроились в ряд роскошные «мерседесы» с приветливо улыбающимися водителями. Но она решила пройтись пешком. До редакции недалеко, и погода хорошая, по крайней мере с неба ничего не льётся и не падает, изредка даже солнце появляется.

Она дошла до Адмиралтейской набережной, думая о каких-то глупостях: о том, что по возвращении в Москву нужно отдать пальто в химчистку, а лучше просто выбросить, у неё есть два новых. А может быть, пора доставать шубы? Надо попросить Дашу вытащить из кофров все её зимние вещи и привести их в порядок. И обязательно сходить к косметологу, переживания последних недель уже сказались на её внешности: и тон лица какой-то несвежий, и возле рта справа морщинка намечается.

Дойдя до парапета, остановилась. Почему-то вдруг вспомнилась их первая с Лёней поездка в Петербург. Они вот так же гуляли здесь поздно вечером, смотрели на проходящие по Неве корабли, любовались ночным городом. Он посадил Натали на парапет, а сам стоял рядом, крепко держа её за талию. Они целовались как ненормальные. Кто-то из случайных прохожих сделал им замечание, не узнав Волка в темноте, но они не обратили никакого внимания. Всего остального мира для них просто не существовало.

Как давно это было. И было ли? Натали стояла и смотрела на воду. Говорят, вода уносит печали. Лёня рассказывал, что в детстве и юности, когда на душе становилось паршиво, он уходил к морю. Зимой или летом — не важно, находил безлюдное местечко на пляже, садился на камни и наблюдал за играющими волнами. Ему помогало. И он с горечью добавлял, что в Москве пойти со своими печалями некуда. Москва-река его почему-то не устраивала. Чёртов сочинец, он так и остался привязан к этому странному, вечно сырому городу.

Нева была для Натали такой же чужой, как и Чёрное море, но она продолжала стоять и смотреть на блики солнца в бегущей воде. И вдруг заметила, что метрах в ста от неё стоит девушка в красном плаще с разметавшимися льняными волосами и точно так же смотрит на воду. Молодая совсем, стройная. Натали ей невольно позавидовала. Она вот уже не решилась бы надеть приталенный плащ такого вызывающего цвета. И ботфорты на огромном каблуке. Впрочем, какая разница, молодая или не очень, в красном плаще или чёрном пальто. И той и другой грустно, обе пришли к воде рассказать про свои печали. И можно не сомневаться, что девушка тоже грустит из-за мужчины.

Натали вдруг сделала то, чего твёрдо решила не делать, — достала телефон и набрала Лёню. Как ни странно, пошли гудки. Его светлость соблаговолила включить мобильник?

— Здра-авствуй, На-атали.

Да что ж у него с голосом? Сколько Натали его помнила, никогда он не растягивал гласные, не спотыкался на каждом слове ни сонным, ни пьяным.

— Здравствуй, Лёня. Знаешь, где я сейчас стою? На Адмиралтейской набережной.

Хорошее начало разговора, если учесть, сколько они не общались. Но Натали сказала первое, что пришло в голову.

— Помнишь, как мы с тобой здесь когда-то гуляли вместе?

— Не по-омню, — сдержанно произнёс Волк. — И ка-ак по-огода в Пе-етербурге?

— Замечательная!

Не помнит он, сволочь. Всё он прекрасно помнит. Раньше у него вообще была феноменальная память, которая вмещала сотни песен со всеми партиями, интонациями, проигрышами и прочим, имена коллег и даты их дней рождения, расположение улиц в каждом городе, где он побывал, и ещё тонну ненужной информации.

— С ме-еня сня-али обви-инение.

— Поздравляю. Я даже не сомневалась.

Помолчали несколько секунд. Первым тишину нарушил Лёня.

— В Мо-оскву не со-обираешься?

— Собираюсь. Вечером прилечу. Ты дома?

— Да. Бу-уду жда-ать. Я хо-очу с то-обой се-ерьёзно по-оговорить.

И разъединился. Эгоистичная сволочь! Натали всегда раздражала его манера первым начинать и резко обрывать разговоры. Никаких «люблю, скучаю, целую» и прочих фраз, которые говорят нормальные мужья своим жёнам. Пусть даже просто слова, но слова элементарной вежливости, внимания. А Лёня нажимает на отбой, всё, не отнимайте лишнее время у его величества. А как он строит фразы? Не «нам надо поговорить», а «я хочу поговорить». «Я хочу» — главный постулат жизни Волка.

Натали открыла сумочку, чтобы спрятать туда телефон, и увидела тетрадки. Свидетельство её неудавшейся женской судьбы, которое она собралась обнародовать на всю страну. Зачем? Господи, какая глупость. Чего она хотела? Чтобы пожалели? Посочувствовали? Согласились, что Волк — сволочь? Он сволочь, а ты — дура. Которая молчала и терпела, ждала и надеялась, что он изменится. А он не изменился, просто постарел. И дальше будет ещё хуже. Год-два — и его выпрут со сцены. Он всё чаще болеет, и тогда все вокруг на тебя смотрят и считают, что ты как примерная жена должна за ним ухаживать. Ну, пускай не все, но Карлинские точно. Сумасшедшая семейка, с которой Натали почему-то должна была всю жизнь дружить, хотя терпеть не могла ни Бориса, ни Полину.

И чего она добьётся публикацией своих воспоминаний? Сделает больно Лёне? Да он просто проигнорирует их. Даже не прочитает, он не читает женские журналы. Кто-нибудь ему наверняка расскажет, но вряд ли он снизойдёт до личного ознакомления. А дальше что? Все подружки позвонят, и каждая скажет: «Я так и знала, что он козёл! Бедная ты моя девочка!», а сами при этом будут ухмыляться во все тридцать два отбеленных зуба. Это ей надо?

Натали вытащила тетради и вдруг решительным жестом швырнула их в Неву. Они плюхнулись на воду. Несколько минут плыли по поверхности, и ветер перебирал исписанные страницы, по которым уже начали растекаться чернильные пятна. А потом, одна за другой, тетради ушли под воду, навсегда унося откровения счастливой жены и примерной хозяйки Натали Волк.

Девушка в красном плаще очень внимательно наблюдала за этой сценой. И когда последняя тетрадка исчезла из виду, повернулась и пошла прочь. На ветру развевались её длинные волосы необычного оттенка топлёного молока.

* * *

В Сочи всю ночь шёл дождь. Ещё накануне, разглядывая отливающее красным небо, Леонид Витальевич сделал вывод, что непогода надолго. Если закат малиновый, значит, лить будет несколько дней, это он помнил с детства. Но почему-то забыл, что предсказывать в Сочи погоду вообще не имеет смысла. Утром сияло солнышко и столбик термометра показывал двадцать градусов тепла. В декабре-то!

Он вышел на