На острие танкового клина. Воспоминания офицера вермахта 1939–1945 - Ханс Люк

В Кутаиси, главном городе района, вагон перецепили к поезду на Тифлис, разумеется, без всякой регистрации. За подобную любезность не остался обойденным и тамошний начальник станции. По прибытии в Тифлис, где «заказчик» наконец получил свое приобретение, тоже производились такого же рода расчеты. Там он продал товар за огромные деньги преуспевающим функционерам, которым затем сделали мебель столяры и плотники, «направленные» для выполнения этих «заданий» с государственных предприятий. Денег у функционеров хватало, но даже и они далеко не всегда и не все могли приобрести как-то иначе, чем на «черном» рынке.

Обычно все документы – в том числе накладные на выполнение норм – на стройках, на шахтах и на тому подобных участках проверялись разного рода комиссиями, наезжавшими время от времени. Однако и они не отказывались от небольших подарков и, если вдруг вскрывались приписки или пропажи материалов, докладывали своему начальству об актах «вредительства и саботажа». Однако встречались случаи, когда действия вовлеченных в них лиц становились настолько заметными, что списать злоупотребления на «саботаж» становилось невозможно. Тут виновного находили обычно очень быстро: какой-нибудь несчастный и порой ни в чем не повинный надсмотрщик или мастер отправлялся в Сибирь лет на пять-десять, а то и на пятнадцать.

Как раз подобная вещь произошла с одним симпатичным русским инженером, в распоряжение которого поступила наша бригада бетонщиков на период выполнения одного важного государственного задания. Он работал где-то на Украине, где его признали «виновным» в совершении так называемого «экономического преступления» и отправили на пять лет далеко в Сибирь, в район севернее Владивостока. Словно бы пропавший без вести для своей семьи, он был принужден работать на лесоповале. После этого его на два года отправили на Кавказ «отдохнуть и пообвыкнуться с нормальной жизнью».

Мы быстро подружились с этим несчастным, первое испытательное задание которого состояло в организации строительства доменной печи. Возводить ее собирались ниже нашего лагеря на окраине города Ткибули, а нашей бригаде предстояло заложить фундамент.

В первый день русский инженер показал мне присланный из Москвы рабочий чертеж, который служил стандартом для всех подобных проектов.

– Посмотрите на план повнимательней, – попросил он. – Мне он не полностью понятен. Я не вполне подготовлен для исполнения таких работ. Не сможете разобраться, как нужно закладывать фундамент?

Мне было искренне жаль его, однако я уже отвык удивляться подобным вещам, поэтому проконсультировался с единственным специалистом – с каменщиком. Место для плавильного цеха выбирала администрация шахт, которая тоже отвечала за сооружение. В общем, мы приступили к разметке, в соответствии с планом рыть надо было на три метра в глубину, затем укреплять стенки котлована и усиливать конструкцию бетоном.

Имея за спиной печальный опыт, я настоятельно советовал инженеру позаботиться о сохранности материалов, поскольку за пропажу в итоге пришлось бы отвечать ему. Затем мы взяли в руки кирки и лопаты и, углубившись всего на метр, напали на грунтовые воды. Тут мы остановились и призадумались.

Я подошел к часовому и сказал:

– Дай-ка мне на минутку свой автомат, а сам пока поди на рынок и купи лепешек на всех – в том числе себе и инженеру. Вот деньги.

Он без колебаний отдал мне автомат и ушел, довольный перспективой лишний раз перекусить.

– Уже грунтовые воды, – произнес я, обращаясь к нашему несчастному инженеру.

– Все равно копайте дальше. Нужно выполнять план из Москвы, – уверенно ответил он.

Мы продолжили орудовать лопатами. Когда мы уже стояли в воду по щиколотки, я прекратил работу.

– Дальше нельзя. Как мы будем копать на три метра?

На плане я видел, что тут собираются устанавливать тяжелые мостовые краны, для которых и требовалась трехметровая глубина. Инженер обещал добыть нам резиновые сапоги и насос, только чтобы мы продолжали работу. Что тут скажешь? Только и остается, что удивляться.

На следующий день действительно появились насосы. И обещанные резиновые сапоги – тоже. Однако после еще двух суток работы мы стояли в воде почти на 50 сантиметров. Я отказался продолжать копать.

– Вы же не собираетесь откачивать все реки Эльбруса? – уже не без раздражения поинтересовался я у инженера. – Это совершенно бессмысленно. Копать под водой мы все равно не сможем.

– Поговорю с начальником. В общем, завтра решим.

Решение поражало как своей простотой, так и бессмысленностью.

– Начальник вник в проблему. Кончайте копать, ставьте арматуру и заливайте бетоном. Черт с ним, что прошли всего 1,30 метра.

Нам стало очевидно, что при таком слабом фундаменте здание рухнет, если, конечно, объект вообще удастся закончить и ввести в эксплуатацию. Мы смешали раствор в правильной пропорции – один к семи, – поставили армирование, залили его и завершили нашу часть работы над фундаментом. Вот и все. На сем строительство замерло.

Прошли месяцы, а никто ничего на площадке не делал. Когда в конце 1948 г. я уезжал из лагеря, стальные штыри арматуры так и торчали в небо. Доставленные на объект, но неизрасходованные материалы либо ржавели под дождем, либо давно были разворованы. Понятия не имею, как администрация объясняла ситуацию в Москве, как не знаю и что случилось с беднягой инженером.

Так или иначе, на данном эпизоде моя работа в качестве бригадира бетонщиков подошла к концу. Мне дали другое задание.

Вернемся к жизни в лагере. Все те, кто имел возможность подработать и добыть немного денег или хлеба на стороне, старались следить за тем, чтобы тем из товарищей, кто совсем ослаб и не мог покидать лагеря, тоже перепадало что-то из покупаемой на рынке еды. Наши охранники, которым тоже не хватало денежного и пищевого довольствия, чтобы нормально питаться, получали от нас что-нибудь в качестве подарков или меняли еду на табак. Пайку табака нам выдавали ежедневно, но то была лишь махорка – отходы от производства папирос. Курить махорку можно было, свернув «козью ножку» из газеты и, набив ее крошкой, согнув самокрутку широким концом вверх.

В России махорка – «курево для бедных». Русские газеты особенно хорошо подходят для изготовления самокруток – бумага простая и ничем не пропитанная. Поговаривали, что наибольшей популярностью пользуется «Правда».

Спички в России тоже были дефицитом. За почти четыре года на моей памяти только раз из Москвы в Ткибули прибыл груз спичек, которые довольно быстро исчезли, перекочевав в распределители для функционеров. Мы же довольствовались методом, которым разводили огонь наши предки, – кремни и огнива находили повсеместное применение.

(adsbygoogle = window.adsbygoogle || []).push({});