Тайна корабля - Роберт Стивенсон

— Мне нужно просить у вас всех прощения, — сказал он вдруг, — и тем больше стыда для меня, что я ввел вас в беду и не мог ничего сделать, когда она наступила. Вы спасли мне жизнь, сэр; вы меткий стрелок.

— Ради Бога, не говорите об этом! — воскликнул Кэртью. — Не стоит говорить об этом; вы не знаете, как все это было. Никто не явился в каюту; они разбежались. На палубе… О, Боже мой! — И Кэртью, прижав окровавленную губку к лицу, с минуту боролся с истерикой.

— Успокойтесь, мистер Кэртью. Теперь все кончено, — сказал Мак, — и вы можете благодарить Бога за то, что торг кончился в вашу пользу.

Больше ни тот, ни другой ничего не говорили, и каюта была вычищена довольно хорошо, когда звон корабельного колокола вызвал Кэртью к завтраку. Томми тем временем хлопотал: он поставил вельбот борт к борту и уже скатил в него бочонок с мясом, найденный им в кухне; видно было, что у него только одна мысль — бежать.

— Тут довольно съестных припасов, — сказал он. — Чего же мы ждем? Плывем на Гавайи. Я уже кое-что приготовил.

— У Мака сломана рука, — сказал Кзртью, — ему не выдержать такого путешествия.

— Сломана рука? — повторил капитан. — Только-то? Я вправлю ее после завтрака. Я думал, что он мертв, как остальные. Этот сумасшедший бился как… — но тут, при воспоминании о битве, голос его оборвался и разговор прекратился.

После завтрака трое белых спустились в каюту.

— Я хочу вправить вам руку, — сказал капитан.

— Прошу прощения, капитан, — возразил Мак, — но первое, что нужно сделать, это вывести корабль в море. А потом мы поговорим и о руке.

— О, время терпит, — отвечал Уикс.

— Если сюда зайдет другой корабль, вы не то скажете, — возразил Мак.

— Ну, этого нельзя ожидать, — заметил Кэртью.

— Не обманывайте себя, — сказал Мак. — Когда вам нужен корабль, ждите его через шесть лет; а когда не нужен, тут-то и явится целая эскадра.

— То же и я говорю! — воскликнул Томми. — Вот это разумная речь. Нагрузим вельбот и отправимся.

— А что думает капитан Уикс о вельботе? — спросил ирландец.

— Ничего я о нем не думаю, — сказал Уикс. — У нас под ногами отличный бриг, какого еще вельбота нужно!

— Извините! — воскликнул Томми. — Это ребячество. Правда, у вас бриг, но какая в том польза? Ведь на нем никуда плыть нельзя. В какой порт вы на нем поплывете?

— В порт водяного, сынок, — ответил капитан. — Этот бриг потонет в море. И я вам скажу где, — милях в сорока от Кауаи. Мы останемся на нем, пока он держится на воде; а раз он будет на дне, он уже не «Летучее Облачко», мы и не слыхивали о таком бриге; есть только команда шхуны «Почтенная Поселянка», которая спаслась в шлюпке и при первом удобном случае отправится в Сидней.

— Капитан, голубчик, вот первое христианское слово, которое я слышу! — воскликнул Мак. — А теперь оставьте в покое мою руку, драгоценный мой, и выводите бриг в море.

— Мне также не терпится, как и вам, Мак, — отвечал капитан, — но ветер еще слишком слаб. Стало быть, посмотрим вашу руку, и не толкуйте больше.

Рука была вправлена и увязана в лубки; тело Броуна вытащили из трюма, где оно еще лежало, окоченевшее и холодное, и бросили в лагуну; закончили мытье каюты. Все это было кончено к середине дня; а около трех часов пополудни лагуна подернулась рябью и ветер налетел резким шквалом, который внезапно превратился в ровный бриз.

Все поджидали этого с лихорадочным нетерпением, а один из компании с тайной и крайней тревогой. Капитан Уикс был отличный моряк; он мог бы провести шхуну сквозь шотландский джиг, знал ее повадки и угадывал ее норов, как наездник у лошади; а она со своей стороны признавала в нем своего хозяина и повиновалась его желаниям, как собака. Но, как это случается не особенно редко, искусство этого человека было специальным и ограниченным. На шхуне он был Рембрандт или (по меньшей мере) мистер Уистлер; на бриге — Пьер Грассу. Несколько раз в течение утра он менял свой план и повторял свои приказания, всякий раз с одинаковой неохотой и отвращением. Это была работа наудачу, на случай; корабль мог оказаться послушным ему, мог и не оказаться; в последнем случае он был бы беспомощным, лишенным всяких ресурсов опыта. Если бы все не были так утомлены, и если бы он не боялся сообщить о своих сомнениях, он вывел бы его на буксире. Но этих резонов было достаточно, и самое большее, что он мог сделать, было принять всевозможные меры предосторожности. Соответственно тому, он позвал Кэртью на корму, с беспокойным терпением объяснил, что нужно сделать, и осмотрел вместе с ним различные снасти.

— Надеюсь, что запомню, — сказал Кэртью. — Ужасная путаница.

— Самая гнилая снасть, — согласился капитан, — все какие-то носовые платки! И ни одного моряка на палубе! Ах, будь бы это хоть бригантина! Хорошо еще, что проход простой; не придется маневрировать. Мы тронемся в путь перед ветром и пойдем прямо, пока не подойдем к концу острова; а там возьмем круто к ветру и будем держать на юго-восток, пока не выйдем на ту линию; там повернем на другой галс и пойдем влево. Схватили идею?

— Да, схватил, — отвечал Кэртью не совсем охотно, и оба некомпетентных моряка долго молча изучали сложную сеть снастей над их головами.

Наступило, однако, время выполнить на практике этот план. Паруса были убраны, и матросы подняли якорь. Вельбот бросили на произвол судьбы, перерезав веревку. Верхние топселя и контр-бизань были поставлены, реи обрасоплены, контр-бизань приведена к правому борту.

— Поднимите ваш якорь, мистер Кэртью.

— Якорь поднят, сэр.

— Поставьте кливера.

Это было сделано, но бриг продолжал стоять как заколдованный. Уикс, думая о гроте шхуны, обратился к контр-бизани. Он привел парус в одну сторону, потом в другую, без всякого результата.

— Возьмите эту чертову штуку на гитовы! — рявкнул он наконец, побагровев. — В ней нет ни капли смысла.

Немало изумился бедный капитан, когда, лишь только контр-бизань была взята на гитовы, корабль двинулся. Законы природы, показалось ему, прекратили свое действие; он чувствовал себя в мире фокусов; причина каждого действия и вероятное действие каждой причины были одинаково скрыты от него. Но тем более он старался не расстроить нервы своих помощников. Он стоял с пылавшим как факел лицом, но отдавал приказания с апломбом и надеялся, что теперь, когда корабль тронулся в путь, его затруднения кончились.

Были поставлены нижние топселя и паруса, и бриг начал рассекать волны как живое существо. Мало-помалу проход начал расширяться, и голубое море показалось между бурунами рифа; постепенно низменный островок начал приближаться к правому борту. Реи были обрасоплены, контр-бизань снова приведена к корме; бриг был приведен круто к ветру, принялся за дело, как будто всерьез, и вскоре приблизился к тому пункту, где мог повернуть оверштаг и выйти из лагуны одним галсом.