Собрание сочинений в 4 томах. Том 1. Вечерний звон - Николай Вирта

Узнав, что кирпич готов и заводчик ждет заказчика для расплаты, Лука Лукич совсем взбеленился.

— Какой расплаты, мошенник? — зарычал он. — Ты что, ошалел? — Он был убежден, что за кирпич все заплачено, — так уверял его Петр, сваливший вину за задержку на заводчика.

Лука Лукич ушам своим не поверил, когда услышал правду о деньгах.

— Ладно, — сказал он, сдерживая ярость и не желая выносить сор из избы. — Ладно, почтенный, я разберусь, а деньги тебе на этой же неделе предоставим.

Вечером, после ужина, Лука Лукич выгнал всех из старой избы, оставив одного Петра.

— Ну, ворюга, — без околичностей приступая к делу, сказал он, — где деньги?

— Какие деньги? — Петр сделал удивленное лицо.

Лука Лукич с трепетом принял от мира деньги. Он отдал их своему внуку, хозяйственному, степенному Петьке, которого ценил за пристрастие к порядку. Еще никто из его отпрысков не был замечен даже в самом малом воровстве. Ребятишек нещадно пороли, если дознавались, что они украли хоть единое яблоко из чужого сада. И вот надежнейший член семьи совершил кражу.

— Куда ты их дел? — хрипя от сдерживаемого гнева, допрашивал внука Лука Лукич. — Тебе запираться не к чему, тут был заводчик, мне все известно. Где деньги?

Петр пододвинулся поближе к двери. Лука Лукич, заметив его движение, запер дверь на крюк и снял со стены сыромятный ремень от чересседельника.

— Молчишь, разбойник? Я тебе, волку, говорил, я тебя упреждал: хоть грош украдешь из тех денег, по селу на вожжах проведу, перед всем миром ославлю, глаза ни на кого не подымешь! Но не буду я того делать, позора боюсь. Не твоего, подлец, — ты на все семейство охулку положил. А семейство для меня ныне — второй после господа кирпич. И с тобой по-своему разделаюсь. Когда вылежишься, в тот же час деньги вернешь. А если и тогда не вернешь — ходить тебе на вожжах по селу!

Силен был Петр, мертвой хваткой могли сжать человека его длинные обезьяньи руки. Но что его руки в сравнении с могучей десницей деда!

В полнейшем молчании происходила борьба старого, костистого деда и молодого, увертливого внука.

Они схватились и катались по полу, тяжело дышали, хрипели, душили друг друга, бормотали ругательства и проклятья.

Петр норовил подползти к двери и, вышибив ее ударом ноги, улизнуть, он уже чувствовал, что не совладать ему с дедом. Лука Лукич, догадываясь о намерениях Петра, тащил его на середину избы. Извиваясь, напрягая все мускулы, Петр царапался и кусался, но Лука Лукич, казалось, был нечувствителен к укусам и глубоким царапинам: как дюжий, матерый медведь, он подминал под себя внука.

А бог-отец со своего престола с суровым видом судьи бесстрастно наблюдал схватку, происходившую во имя его.

Петр почти израсходовал силы на бешеные попытки вырваться из лап деда. Между тем тот, наученный многими драками в молодости, боролся не из всех сил, сохраняя их под конец.

Наконец Петр выдохся. Недаром говорится: старое дерево скрипит, да не ломается.

Лука Лукич выпил ковш воды.

— Теперь, ворюга, я тебя так вздрючу, как тебе вовек не попадало. Ты у меня закаешься воровать.

Петр ничего не сказал, лишь повел ненавидящими глазами. Лука Лукич засучил рукава, взял ремень… За все долгие минуты экзекуции Петр не застонал, не проронил ни слова. Потом старик взвалил его на плечи, вынес во двор, положил на кучу соломы, зачерпнул из колодца воды, вылил ее на Петра и пошел спать.

…Дня через три Петр пришел к Ивану Павловичу. Тот дал ему деньги, но с одним условием: как только Петр начнет ломать камень, лавочник откроет рядом с каменоломней кабак. До поры до времени обе стороны решили никому о своем соглашении не говорить: узнай об этом бабы — не миновать скандала.

Заводчик получил свои деньги, и мир ничего не узнал о событиях, разыгравшихся в доме Сторожевых.

Глава тринадцатая

Ленин покинул Шушенское 10 февраля 1900 года. Весну и лето он ездил по России в поисках надежных организаций и людей, которые помогли бы ему исполнить задуманное — издание общерусской газеты. Он бешено работал, спешил и подгонял товарищей — медлить было нельзя.

В это время окончательно определились два противоположных взгляда на созыв Второго съезда партии. Оппортунистический «Союз русских социал-демократов за границей» решил, использовав некоторый успех экономистов, немедленно созвать съезд и закрепить на нем победу ревизионистских идей. Делегаты союза разъезжали по стране и собирали силы. Бунд и южнорусские социал-демократы объявили, что они поддерживают план союза.

Один из старых (еще по самарским делам) знакомых Ленина нарочно приезжал в Москву, где Владимир Ильич останавливался на некоторое время, чтобы уговорить его принять участие в съезде, но встретил решительный отпор: мысли Ленина по поводу съезда были противоположны мыслям тех, кто стоял за его немедленный созыв.

Он заявил, что прежде чем созывать съезд, надо знать хотя бы одно: какую партию предстоит создать, каковы будут ее цели и задачи и во имя каких идей предстоит борьба — во имя ли идей, пропагандируемых ревизионистами, или во имя идей революционной социал-демократии? Товарищ из Самары говорил, что прежде всего надо немедленно объединиться — вне зависимости от взглядов. Ленин защищал иную позицию: прежде чем объединяться и для того чтобы объединиться, необходимо сначала решительно и определенно размежеваться, а это можно сделать только при помощи общерусской газеты. Итак, сначала подготовительная, разъяснительная и организационная работа через газету, а уж потом и съезд.

Эту мысль Ленин повторял в Уфе при встрече с местными социал-демократами и в Пскове, где он поселился после ссылки: жить в Москве, в Питере и в других крупных городах ему было запрещено.

Мандат на съезд партии Ленин получил от плехановской группы «Освобождение труда». Группа уполномочила Ленина идейно воздействовать на решения съезда, если, вопреки желанию революционного крыла социал-демократии, он все же соберется.

К счастью, съезд не состоялся.

В марте Ленин написал проект «Заявления» будущей редакции общерусской газеты социал-демократов. В сущности, это была программа создания партии. Совещание состоялось в Пскове, туда собрались друзья и союзники Ленина, там жили Лепешинский, Радченко. В Псков были приглашены и вожаки «легальных марксистов» — Струне и Туган-Барановский — Владимир Ильич тогда еще терпел сотрудничество «легалистов» и использовал их возможности, чтобы постепенно подрывать их влияние. Эти двое торжественно объявили, что будут поддерживать газету но только «идейно», но и материально; Струве выложил на стол полуимпериал, а Туган-Барановский — целую десятку. Усмехнувшись, Ленин взял деньги и поблагодарил «жертвователей» таким тоном, что все присутствующие зажали рты, чтобы не расхохотаться.

После совещаний и переговоров в Пскове Ленин снова начал поиски людей — агентов будущей газеты; с этой целью тайно от начальства он ездил в Москву, в Подольск, в Петербург.

В столице он разыскал Веру Засулич: группа «Освобождение труда» послала ее нелегально в Россию для «разведки» настроений среди социал-демократов. Ленин посвятил Засулич в свои планы и ошеломил ее не только размахом затеваемого предприятия, но и тем, что он имел средства и людей для его осуществления. Так вновь была восстановлена связь с группой Плеханова. В июле Ленин выехал в Германию, а оттуда к Плеханову — договариваться о совместном издании газеты.

Старая Женева видывала множество Людей, по разным причинам покинувших родину. В те далекие времена Швейцария одинаково радушно принимала анархистов, заговорщиков из южных американских республик и мрачных македонских повстанцев. Шумными толпами бродили по Женеве темпераментные итальянские бунтари, а потом стали появляться белокурые богатыри из загадочной России, добродушные на вид, но, как говорили, очень страшные для царского русского правительства.

Между всеми этими изгнанниками выделился человек, поселившийся в Женеве после взрыва бомбы Гриневицкого, убившей царя Александра Второго.

Цареубийство необыкновенно возвысило русских борцов за свободу в глазах здешних революционеров, а русский, о котором идет речь, стал предметом особенного и нескрываемого любопытства. Было известно, что совсем недавно он принадлежал к знаменитой партии, которая казнила царя.

— Все утверждают, — говорили в Женеве, — что и нынешний царь не уйдет от карающей руки революции. Этот молодой человек — один из ее вождей.

Ждали, что он скажет что-нибудь особенное по поводу исключительного подвига, совершенного его товарищами, но он разочаровал всех, заявив, что царствует ли в России Александр Второй или Третий, — от этого положение русского обездоленного народа не изменится.