Таинственный остров (перевод Н. Немчиновой и А. Худадовой ) - Жюль Верн

И он раскаялся, господа, совесть не давала ему покоя; он был так несчастен! Он решил, что если в один прекрасный день люди приедут за ним, ему надлежит вернуться в мир иным человеком! Как исстрадался этот отверженный! Как много работал, надеясь, что труд исправит! Как много времени проводил в молитвах, зная, что молитва переродит его!

Так жил Айртон два, три года; но его угнетало одиночество, и он не сводил глаз с горизонта, надеясь увидеть корабль и вопрошая себя, долго ли ещё ему придётся искупать свою вину? Он мучился, и вряд ли кому доводилось так мучиться. Ведь жизнь в одиночестве — пытка для того, чью душу терзают муки совести!

Но, очевидно, небо ещё недостаточно покарало несчастного, ибо он стал замечать, что превращается в дикаря. Он чувствовал, что начинает терять рассудок. Трудно сказать, когда это произошло — через два ли года, через четыре ли, но в конце концов изгнанник утратил всякое подобие человека — таким вы и нашли его!

Нет нужды говорить вам, господа, что Айртон, Бен Джойс и я — одно и то же лицо.

Конец этой исповеди Сайрес Смит и его товарищи выслушали стоя. Трудно передать, как она их взволновала! Они увидели столько искренней скорби, муки, отчаяния!

— Айртон, — торжественно сказал Сайрес Смит, — вы были закоренелым преступником, но я уверен, что господь бог отпустил вам все грехи! И в доказательство он вернул вас к людям. Вы прощены, Айртон! Скажите же, хотите быть нашим товарищем?

Айртон отшатнулся.

— Пожмём друг другу руки, — сказал инженер.

Айртон бросился к Сайресу Смиту, крепко пожал ему руку, и крупные слёзы полились из его глаз.

— Согласны вы теперь жить вместе с нами? — спросил Сайрес Смит.

— Мистер Смит, — ответил Айртон, — лучше мне ещё немного побыть одному в корале.

— Воля ваша, Айртон, — ответил Сайрес Смит.

Айртон уже собирался уйти, но инженер остановил его.

— Постойте-ка, друг мой, — сказал он. — Ведь вы намеревались жить в одиночестве, зачем же вы бросили в море записку, которая навела нас на ваш след?

— Какую записку? — удивился Айртон, очевидно не зная, о чём идёт речь.

— Я говорю о записке, вложенной в бутылку: мы нашли её в море, в ней сообщались точные координаты острова Табор.

Айртон провёл рукой по лбу. Затем, подумав, ответил:

— Я никогда не писал этой записки и не бросал бутылки в море.

— Никогда? — переспросил Пенкроф.

— Никогда!

И Айртон, поклонившись, вышел.

ГЛАВА ВОСЕМНАДЦАТАЯ

— Бедный Айртон! — сказал Герберт, возвращаясь в комнату после безуспешной попытки догнать Айртона, который спустился по верёвке и скрылся во мраке.

— Он вернётся, — сказал Сайрес Смит.

— Вот так штука, мистер Сайрес! — воскликнул Пенкроф. — Что это значит? Как же так? Выходит, бутылку с запиской бросил не Айртон? Кто же её бросил?

Вопрос этот напрашивался сам собой.

— Айртон и бросил записку, — заметил Наб, — только в ту пору он уже ничего не соображал.

— Да, — подхватил Герберт, — он не сознавал, что делает.

— Другого объяснения не найти, друзья мои, — тотчас же согласился Сайрес Смит, — понятно также, почему Айртон знал точные координаты острова Табор — он узнал их ещё до того, как его высадили на остров.

— Выходит, что он написал записку до того, как помешался, — заметил Пенкроф, — значит, бросил бутылку в море лет этак семь-восемь назад, отчего же записка так хорошо сохранилась?

— Это доказывает, — ответил Сайрес Смит, — что Айртон потерял рассудок не так давно, как ему кажется.

— Очевидно, так оно и есть, — согласился Пенкроф, иначе тут ничего не поймёшь.

— Вы правы, — подтвердил инженер, не желая продолжать разговор на эту тему.

— Как вы думаете, Айртон рассказал нам всю правду? — допытывался моряк.

— Разумеется, — ответил журналист. — Всё это — сущая правда. Я отлично помню, что в газетах печатали сообщение о спасательной экспедиции Гленарвана и об её успешном завершении.

— Айртон рассказал нам правду, сомневаться нечего, Пенкроф, — добавил Сайрес Смит, — и правду жестокую. Люди, изобличая себя, всегда говорят правду!

На другой день, 21 декабря, колонисты обошли берег, затем поднялись на плато, но нигде не нашли Айртона. Он ещё ночью ушёл в кораль, и колонисты решили не мешать ему. Они надеялись, что время сделает то, чего не сделало их дружеское участие.

Герберт, Пенкроф и Наб принялись за свою каждодневную работу. А Сайрес Смит и журналист встретились в мастерской, в Трущобах.

— Послушайте, дорогой Сайрес, — начал разговор Гедеон Спилет, — ваше вчерашнее объяснение меня отнюдь не удовлетворило. Быть не может, чтобы Айртон позабыл о записке, которую сам же написал и, вложив в бутылку, бросил в море.

— Следовательно, дорогой Спилет, бросил бутылку не он.

— Значит, вы предполагаете…

— Ничего не предполагаю, ничего не знаю, — возразил Сайрес Смит, прерывая журналиста. — Просто причисляю этот случай ко всем тем загадкам, которые до сих пор не могу объяснить.

— Да, вы правы, Сайрес, всё это непостижимо, — согласился Гедеон Спилет. — И то, как вы спаслись, и ящик, выброшенный на берег, и поведение Топа, и, наконец, эта бутылка… Да разгадаем ли мы когда-нибудь все эти загадки?

— Разгадаем! — не задумываясь, ответил инженер. — Весь остров перерою, а тайну разгадаю.

— Быть может, нам на помощь придёт случай?

— Случай! Что вы, Спилет! Не верю я в случай, как не верю во всякие таинственные силы. Нет в мире следствий без причин, и я найду причину всех этих необъяснимых явлений. А пока будем работать и наблюдать.

Наступил январь. Начался новый, 1867 год. Как всегда летом, у колонистов было много работы. Однажды Герберт и Гедеон Спилет посетили кораль и убедились, что Айртон живёт в домике, который был для него выстроен. Он заботливо ухаживал за большим стадом и избавил колонистов от лишних трудов: они уже не наведывались в кораль каждые два-три дня. Однако, чтобы не оставлять Айртона подолгу в одиночестве, они всё же довольно часто навещали своего нового друга.

Кроме того, за этой частью острова, которая внушала кое-какие подозрения инженеру и Гедеону Спилету, следовало наблюдать, и случись там что-нибудь, Айртон непременно сообщил бы о всех новостях жителям Гранитного дворца.

А вдруг ему понадобилось бы немедленно уведомить о чём-нибудь инженера? Ведь там, даже не говоря обо всём, что было связано с тайной острова Линкольна, могло приключиться немало всяких событий, требующих немедленного вмешательства колонистов: появится судно, произойдёт кораблекрушение, высадятся пираты и так далее.