Много снов назад (СИ) - "Paper Doll"

— И что ты делаешь? — он устало прижался к дверному косяку, наблюдая за тем, как Николь достала ещё недавно спрятанный в шкаф чемодан и принялась забрасывать в него вещи. — Прошу остановись! — Дуглас испытывал нарастающую головную боль. Он отчаянно не мог понять, что происходило у него на глазах, и кем была та женщина, которая была схожа с его женой лишь внешне.

— Я не намерена больше этого терпеть! — вдруг громко закричала Николь, обреченно вскинув в воздухе руками. Она даже притопнула, как маленькая, от негодования и злости. — Тебе будто всё равно, что произошло. Ты всё такой же невозмутимый, безразличный, черствый.

— Если ты хотела обратить моё внимание, то могла выбрать менее изощренный способ, что не предусматривал бы риска разрушения всей моей чёртовой жизни! — он стукнул кулаком по дверям, более не выдерживая напряжения. Дуглас держал себя в руках слишком долго, был терпелив и спокоен, пока Николь ловко не перевела все стрелы на него, выставляя дураком и обманщиком, каковым он себя не считал. Она уверенно подталкивала его в краю пропасти, когда он по-прежнему не мог взять в толк, почему и за что. Её обоснования были слишком невнятными для его практичного понимания.

— Я не могу более продолжать эту жизнь, как ты не понимаешь? Тебя целиком поглотила работа, не оставив хоть немного для меня. Последние годы всё, что ты делаешь, это откупаешься, когда едва ли я вышла за тебя исключительно ради материальной выгоды, — Николь начала шмыгать носом, на глазах уже блестели крокодильи слезы. Она продолжала стоять перед открытым чемоданом, разбросав по кровати вещи. Он же продолжал стоять, как дурак, у двери, испытывая сумятицу и недоразумение.

— Не говори только, что не подозревала, куда однажды меня приведут амбиции. Ты всегда знала, как много для меня значит работа и как много усилий я приложил, чтобы оказаться там, где я сейчас. И я делал это всё не только ради себя, но и для тебя.

— Ты совершенно меня не слышишь…

— Нет, это ты противоречишь самой себе, — Дуглас не дал ей договорить. Он стал приближаться к женщине, повышая с каждым шагом голос. — Ты говоришь, что деньги не главное, но, должно быть, это единственное, что удерживало тебя рядом со мной, не так ли? — он едва успел произнести это, как воздух рассекла звонкая пощёчина, что заставила его прикусить язык.

— За кого ты меня принимаешь? — голос Николь ещё никогда не был таким пронзительно тонким. Она оступилась, закрыла лицо обеими ладонями и упала на край кровати, разразившись слезами, в которых была доля фальши.

Дуглас ощутил укол совести. Отодвинул в сторону чемодан, расположившись рядом с женой, которую нежно приобнял и стал гладить по спине, рассыпаясь в бесконечных «Это не то, что я имел в виду».

Ему понадобиться время, чтобы понять, насколько безупречно тонкой была манипуляция Николь, принявшей на себя роль жертвы и спустившей на Дугласа всех собак. Его чувство сожаления было искренним и настоящем. В ту самую секунду он и сам безоговорочно верил в собственную любовь к женщине, которая оказалась беспощадной к его настоящему и будущему. Николь позволила проявить Дугласу жалость по отношению к себе, чтобы затем сделать одолжение и простить.

Когда всё обернулось против него, он не мог думать о том, что истинная причина её обмана была в совершенно других намерениях. Обманув его, Николь должна была и для себя иметь выгоду, пока по глупости не просчиталась. Удалось бы ей сразу узнать об обвинении против Дугласа, как она была бы более осторожной — не снимала бы преждевременно даже столь незначительную сумму или же не возвращалась бы из Испании вовсе. Оставшись разоблаченной, Николь не оставалось ничего другого, как выпутываться из собственноручно сплетенной паутины лжи, бросая в неё мужа.

Его вызвали в офис на следующий же день. Тот же конференц-зал, те же люди, но вот настрой у всех был совершенно иной. Стоило Дугласу оказаться перед ними, как все виновато опустили головы и поджали губы. Тем не менее, уверенности это более не придавало. Он был уставший и разбитый, и даже предложение вернуть всё на круги своя больше не утешало.

(window.adrunTag = window.adrunTag || []).push({v: 1, el: 'adrun-4-144', c: 4, b: 144})

Дуглас взял вину на себя, не способный на предательство жены. Были слабые попытки уговорить его не глупить и не геройствовать, а соглашаться на предложенные условия, но желание сделать это застряло комом посреди горла. Он не мог дать голову Николь на отсечение. Совершенная ошибка могла стоить ей избавления свободы, ему — всего лишь всей жизни, которой он, тем не менее, готов был пожертвовать, ссылаясь на неуверенную любовь к женщине.

В конце концов, ему выплатили моральный ущерб за оскверненную репутацию и увольнение, что было несколько унизительно, но, как оказалось, достаточно своевременно. Невзирая на то, что совесть Дугласа была чиста, имя оклеветано, а свобода спасена, он чувствовал, будто в одночасье потерял все, когда перед лицом общества пристал признанным виновником. Приговор комиссии по этике звучал, как смертельный. Казалось, он не сможет представить жизни без Николь, но всё же юрисдикция значила намного больше. Выдумав идеал семьи, сродни той в которой он вырос, Дуглас искренне верил, что и у них всё получиться, но эта идея была заведомо провальной. Они не любили друг друга, как должно было быть между мужем и женой, но кто не переоценивал силу привычки?

— Она была моей семьей. Я не мог поступить иначе, — в голосе мужчины была ощутима усталость, которую испытывала и Рози.

Они сидели в баре за столиком. Красный неоновый свет от лампы в виде розы падал на лица, выражения которых в полумраке были едва различимы. Рози потягивала через трубочку третий безалкогольный коктейль, когда Дуглас после двух стаканов скотча сидел без напитка, сцепив руки в замок перед собой.

Ему едва удалось уговорить её пойти с ним. Рози не устраивала показных сцен, чтобы не привлекать лишнее внимание. Немного упрямилась, как ребенок, невольно издавала сдавленные всхлипы, что терзали Дугласа чувством вины, и повторяла лишь, что хочет домой, но эта слабость едва ли была интересна обычному прохожему, не задерживающему на них свое рассеянное внимание. В конце концов, девушка разразилась слезами, и он прижал её к себе, заключив в крепкие, надежные объятия. Прошло не больше минуты, прежде чем Рози смиренно сдалась, обняв Дугласа в ответ, что заставило его вздохнуть с облегчением. Он ненавязчиво предложил пойти в бар, чтобы всё обсудить, и она молча согласилась, даже не посмотрев ему в глаза.

Эмоции чуть поутихли. Оба, казалось, немного остыли, да и к тому же устали. Кажется, правда, к которой Рози с таким упорством стремилась, чтобы узнать, её совершенно не ошеломила. Её лицо выражало лишь озадаченность и глубокую задумчивость, которые Дуглас легко читал по сведенным вместе бровям и опущенным вниз глазам, что поднимались на него только во время коротких пауз. Девушка ни разу его не перебила, оставаясь всё время сосредоточенной.

— Ещё можно всё вернуть? — спросила, стоило Дугласу замолчать. Несколько секунд она будто изучала его лицо, молча вопрошая, будет ли ещё продолжение, но это был конец, предзнаменовавший его появление в Филадельфии и их дальнейшую встречу.

— Вряд ли моя жизнь когда-нибудь сможет быть прежней, — он безразлично двинул плечами. — К тому же, даже если бы у меня была возможность всё вернуть, я больше не нахожу в этом смысла. Впрочем мне не так уж хочется возвращаться к прошлому, — Дуглас потянулся вперед, чтобы взять ладонь Рози в свою, но она откинулась на спинку стула, сложив руки перед собой в замок.

(window.adrunTag = window.adrunTag || []).push({v: 1, el: 'adrun-4-145', c: 4, b: 145})

— Я не верю в это, — хмыкнула девушка. — Ты должен вернуть жизнь, которой заслуживаешь. Должен заставить Николь во всем признаться и вернуть себе чёртову лицензию, — её голос звучал подбадривающе оживленно. Усталость будто рукой сняло, невзирая на то, что время медленно двигалось к полуночи. Казалось, Рози только-только проснулась.

— Всё не так просто…

— Я так не думаю, — она грубо перебила его, продолжая упрямо стоять на своем. — Эта женщина разрушила тебе жизнь и сделала это вполне незаслуженно. Ты должен вернуть своё и не более. Она была твоей семьей, но на самом деле она никогда тебя не любила. Ты отдал ей всё, но ради чего? Ради жизни, которой у тебя больше никогда не будет? Ради её будущего с другим?..