В ритме сердца (СИ) - Майрон Тори

Не желая больше терпеть ни минуты его присутствия, я набираюсь смелости и аккуратно приоткрываю дверь.

И о аллилуйя! Неужели мне хоть в чём-то сегодня везёт, потому как поблизости с уборной никого не оказывается. Пользуясь небывалым везением, мы шустро вылетаем из туалета. Марк прямиком направляется обратно в зал для продолжения своего банкета, а я решаю вернуться туда обходным путём, лишь бы поскорее избавиться от его компании.

— Будь на связи, детка! — слышу за своей спиной бесящее до трясучки прощание Эндрюза и ускоряю темп, чтобы не видеть его больше, предотвратив тем самым своё внутреннее извержение вулкана.

Но мучаться от злости мне предстоит ещё совсем недолго. Мой организм автоматически теряет способность испытывать хоть что-то, когда в пространстве безлюдного холла до моего слуха долетает эхо грозного низкого голоса, который я ни с кем и никогда не спутаю:

— А теперь скажи мне правду: какого хрена ты всё это делаешь?!

Глава 11

Страх мгновенно пронзает всё моё тело тысячей иголочек и так же быстро отпускает, когда я осознаю, что приглушённый голос Адама исходит из одной из закрытых дверей холла, а его донельзя сердитый баритон адресован вовсе не мне, а отцу, с которым он по-прежнему ведёт крайне накалённую беседу.

И вот сейчас честно-пречестно: не имею я дурной привычки совать нос в чужие дела и уж тем более подслушивать чьи-то разговоры, но в этот раз я почему-то тихо подбираюсь к нужной комнате, и моё ухо само по себе тут же прислоняется к двери, заинтересовавшись мужским разговором.

— Я тебе уже всё сказал, Адам. Мне нечего добавить. Камилла теперь часть нашей семьи, — твёрдо чеканит мистер Харт.

— Какой семьи, Роберт? Ты бредишь?! — не уступает ему в строгости сын. — Наше с тобой общение всегда ограничивалось работой, а другой член твоей ни с того ни с сего выдуманной семьи оставил этот дом ещё много лет назад, забыв о тебе как о страшном сне. Разве я ошибаюсь?

Слышатся несколько мерных шагов из одной стороны комнаты в другую, а за ними монотонный ответ Роберта:

— Не ошибаешься.

— И это ни о чём тебе не говорит?

— С Миллой всё будет иначе.

— Иначе? — даже с расстояния смех Адама покалывает мою кожу мурашками. — В том-то и дело, что ничего не будет иначе. Её ждёт то же самое. Тебе же самому прекрасно известно, что ты херовый родитель, просто потому что тебе никогда не нужны были дети. И не пытайся опять меня убедить, что какая-то сиротка за пару месяцев перевернула весь твой мир настолько, что ты решил добровольно приютить её. В эту чушь я не поверю!

— Я не жду от тебя ни понимания, ни одобрения, — сухо, даже с некоторой усталостью отвечает мистер Харт.

— Когда оно тебе вообще было нужно? — фыркает сын и втягивает воздух так, словно жадно затягивается сигаретой. — Скажи правду — ты всё-таки её трахаешь, а всё это удочерение не что иное, как прикрытие для прессы?

— Нет, Адам. Я же сказал, что она моя дочь. Я прекрасно понимаю, почему ты не веришь моим словам, но я в самом деле хочу попытаться хоть немного искупить свои грехи.

— Тебе жизни не хватит, что сделать это.

— Знаю, но надеюсь, что мне хватит времени сгладить хотя бы часть из них. И потому я хочу извини…

— Ой, убереги меня от своих извинений, Роберт, — грубо отрезает Адам. — Мне хватило твоей насквозь фальшивой речи перед гостями. Покрасовался перед народом — и славно. Мне же ничего не нужно. Ничего, кроме правды, которую рано или поздно я узнаю. С твоей помощью или без. Что бы ты мне ни говорил, ничто не сможет изменить моё мнение — эта девчонка всего лишь ещё один твой новый проект, рабочий инструмент для достижения определённой цели. Только какой, Роберт? Что ты задумал в этот раз? Ты всегда использовал людей, выжимал из них максимальную для себя выгоду, и она не исключение. Я в этом уверен.

— Я вижу, что никакие мои доводы сейчас не смогут убедить тебя в том, что я изменился.

— Ты прав: никакие. Я знаю, что ты врёшь. Вот и всё! Люди не меняются так резко, а такой человек, как ты, так подавно. Для тебя женщины всегда были не важнее мебели в этом кабинете. Я бы мог ещё хоть немного поверить в неудержимую вспышку страсти на закате лет, но в родительскую любовь — ни за что!

— Сейчас нет смысла об этом говорить, но со временем ты обязательно поверишь, Адам, — люди меняются. И как показывает мой опыт, они способны стать теми, кем говорили, что никогда не станут. Это происходит не по своему желанию, а вопреки. Незаметно даже для самих себя. Просто иногда в жизни появляется тот, кто позволяет ощутить нечто новое, в корне отличающееся от того, чего ты придерживался на протяжении всей жизни. И для изменений не обязательно должны пройти годы. Иногда хватает пары месяцев, недель, а то и дней, чтобы понять, что ты больше никогда не будешь прежним. Не потому что не хочешь вернуть всё на круги своя, а потому что это тебе больше неподвластно, — по мерно плывущему голосу мистера Харта, мне представляется, как он говорит об этом, стоя возле окна с устремлённым в ночной сад меланхоличным взглядом.

— Теперь ты ещё и в философы подался? — сын остаётся абсолютно непреклонен в своём скептицизме. — Говори что хочешь. Не поверю я в твою доброту, можешь даже не надеяться. И в то, что люди так меняются — тоже.

— Ещё как поверишь. Гораздо раньше, чем ты думаешь, Адам, — чуть строже отрезает Харт. — И я сейчас говорю вовсе не о себе и Камилле.

— А о ком тогда? — в вопросительной интонации Адама чётко выражается недоумение, а я лишь плотнее прирастаю ухом к двери, чтобы не прослушать ни единого слова.

О том, что делать это недопустимо и крайне нагло с моей стороны, я вообще больше не задумываюсь.

— Я никогда не видел, чтобы ты так смотрел на женщин, как сморишь на свою сегодняшнюю спутницу. Ты с ней сам не свой, и это не только мои наблюдения. Ничего не хочешь рассказать мне об этой девушке, Адам? — совершенно спокойным тоном интересуется Роберт, пока моё сердце стремительно ускоряет темп, щёки начинают гореть от смущения, а губы неконтролируемо растягиваются в улыбке.

Молчание. Шаги. Лёгкое шуршание. Звон стекла. Предполагаю, что кто-то из мужчин решает выпить, а затем следует безрадостная усмешка Адама, что заставляет меня перестать дышать в ожидании услышать его ответ.

Но ответа не слышу.

Слышу вопрос.

И не приглушённый толщей деревянной двери, а звучный, чёткий такой, прямо возле своего уха, оставляющий след на коже своим горячим, мятным дыханием:

— Я могу к тебе присоединиться?

БА-БАМ!

Думаю, именно этот звук лучше всего подойдёт для воспроизведения того, что от испуга произошло с моим сердцем! Во избежание громкого вскрика, я успеваю закрыть свой рот руками, но подпрыгиваю на месте так, что каблук одной из туфель не выдерживает и с характерным хрустом ломается.

Чувствую, что начинаю терять равновесие, и дабы предотвратить ещё и позорное падение прямо перед гостем, я цепко хватаюсь за плечи мужчины, который своим незаметным появлением чуть было не довёл меня до разрыва аорты.

— Аккуратней! — на удивление мягко произносит он и помогает устоять на ногах, придерживая за талию.

— Боже!.. Простите, пожалуйста, — мой голос дрожит, как у самой настоящей трусихи. Я поднимаю свой беспокойный взгляд на него и непроизвольно теряюсь.

Незнакомец статен, высок, красив и породист, как многие другие мужчины на этом приёме, но смущает меня вовсе не его привлекательная, пахнущая богатством и престижем внешность, а тот неоспоримый факт, что он мне кажется до боли знакомым. Прямо-таки очень знакомым, но только я никак не могу сообразить, где могла его видеть? Он актёр? Телеведущий? Или другая медийная личность? Чёрт! Не вспомню, но он определённо какая-то знаменитость, перед которым я стою, точно наглая проныра, что он только что поймал с поличным.

И сколько мне ещё сегодня позориться придётся?

— Совсем не хотел тебя отрывать от столь увлекательного занятия, и уж тем более так пугать, но тебе не говорили, что подслушивать чужие разговоры нехорошо? — произносит он, осматривая меня ничуть не менее досконально, чем я его.