Рукопись, найденная в Сарагосе - Ян Потоцкий

Я собирался ответить, но дервиш не дал мне произнести ни слова и продолжал следующим образом:

— Тем не менее, тебе по праву принадлежит известная часть достояния твоей семьи и известная награда за испытания, какие ты перенес, спустившись в наше подземелье. Вот вексель на Эстебана Моро, богатейшего банкира в Мадриде. Сумма как будто равна всего нескольким тысячам реалов, но некий таинственный росчерк делает её неограниченной и тебе дадут под твою подпись столько, сколько ты пожелаешь. А теперь ты пойдешь по этой винтовой лестнице и, когда насчитаешь три тысячи пятьсот ступеней, попадешь под очень низкий свод; там ты должен будешь проползти ещё пятьдесят шагов и тогда окажешься посреди замка Аль-Кассар, или иначе Кассар-Гомелес. Ты хорошо сделаешь, если переночуешь там, а на следующий день у подножья горы непременно увидишь цыганский табор. Прощай, дорогой Альфонс, и пусть святой наш пророк соизволит просветить тебя и наставить на путь истинный.

Дервиш обнял меня, попрощался и запер за мною двери. Я должен был исполнить его повеление. Выбираясь из глубин подземелья к подножью горы, я часто задерживался, чтобы перевести дух; наконец, я увидел над собой звездное небо. Я улегся под полуразрушенным сводом и крепко заснул.

День тридцать первый

Проснувшись, я увидел в долине цыганский табор и заметил по царящему в нём оживлению, что цыгане собираются отправляться в путь и вновь начать свои странствия. Я поспешил присоединиться к ним. Я наивно полагал, что меня будут много расспрашивать после моего отсутствия в течение двух ночей, но никто ко мне не обратился, настолько каждого занимали приготовления к походу.

Как только все мы оседлали коней, каббалист сказал:

— На этот раз могу вас заверить, что сегодня мы послушаем рассказ вечного странника Агасфера столько, сколько пожелаем. Я не утратил ещё своей власти над ним, как воображает этот наглец. Он уже был неподалеку от Таруданта, когда я заставил его возвратиться. Он недоволен и старается идти как можно медленней, но у меня есть возможность ускорить его шаги.

Сказав это, он извлек из кармана какую-то книжку и начал произносить некие варварские формулы. Вскоре на вершине горы мы заметили старого бродягу.

— Видите его, — крикнул Узеда. — Негодяй! Ленивец! Вот увидите, как я его встречу!

Ревекка вступилась за провинившегося, и брат как будто поостыл немного, однако, когда Агасфер подошел к нам, Узеда не смог сдержаться и стал осыпать его яростными упреками на языке, непонятном для меня. Затем он приказал ему идти рядом с моим конем и продолжать рассказ о своих приключениях с того места, на котором он остановился.

Несчастный странник ничего не ответил на это и повел такую речь:

Я говорил вам, что в Иерусалиме возникла секта иродиан, которая считала, что Ирод — мессия; кроме того, я обещал вам объяснить значение, которое евреи придавали этому слову. Итак, скажу вам, что «мессия» по-древнееврейски значит «умащенный, помазанный елеем», «Христос» же — греческий перевод того же имени. Иаков,[192] проснувшись после знаменитого сна, пролил елей на камень, на котором покоилась его голова, и назвал это место Вефиль,[193] что означает Дом Господень. Вы можете убедиться, читая в «Санхуниатоне»,[194] что Уранос изобрел вефили или оживленные камни. Тогда верили, что дух божий сразу же наполняет все, что было освящено помазанием.

Начали умащать царей, и слово «мессия» стало синонимом царя. Когда Давид говорит о мессии, он подразумевает самого себя, в чем можно убедиться из второго его псалма. Так как, однако, иудейское царство — разделенное,[195] а затем занятое чужеземцами — сделалось игрушкой соседних держав, особенно же когда народ был обращен в рабство, пророки изо всех сил начали его утешать,[196] говоря, что настанет день, когда явится царь из колена Давидова. Он обуздает гордыню Вавилона и, торжествуя, выведет евреев из рабства. Великолепнейшие здания с легкостью воздвигались во вдохновенных предсказаниях пророков, поэтому они не преминули так застроить грядущий Иерусалим, чтобы он был достоин принять в своих стенах могущественного царя; воздвигнуть в нём такой храм, в котором было бы всё, что только могло бы поднять в глазах народа уважение к вере. Евреи, хотя и не придавали словам пророков большого значения, однако с удовольствием слушали их. И в самом деле, невозможно требовать, чтобы евреи горячо принимали к сердцу события, которые должны были наступить только в дни праправнуков их внуков.

Кажется, что под эгидой македонцев[197] почти совершенно забыли о пророках, именно поэтому ни в одном из Маккавеев не видели мессию, хотя они освободили страну от чужеземного владычества. Также ни об одном из их потомков, которые носили царский титул, не говорилось, что его предвещали пророки.

Иначе, однако, обстояло дело в царствование старого Ирода. Царедворцы этого владыки, исчерпав в течение сорока лет все способы лести, услаждавшей его существование, внушили ему, наконец, что он-то и есть мессия, предвозвещенный пророками. Ирод, безразличный ко всему, за исключением власти, которой он с каждым днем всё более жаждал, признал это высказывание единственным средством убедиться, кто из его подданных ему истинно верен.

Друзья его создали секту иродиан, предводителем коей был мошенник Седекия, младший брат моей бабки. Вы понимаете, что ни мой дед, ни Деллий и не мечтали уже переселиться в Иерусалим. Они велели выковать маленький ларец из бронзы и заперли в нём контракт на продажу дома Гиллеля, а также долговую расписку его на три тысячи дариков вместе с документом о передаче прав, которые Деллий отказал в пользу отца моего, Мардохея. Наконец, приложили печати и решили больше не думать об этом, пока обстоятельства не примут более благоприятного оборота.

Ирод скончался, и Иудея сделалась ареной плачевнейших раздоров. Тридцать предводителей партий повелели умастить себя и провозгласить мессиями. Несколько лет спустя Мардохей взял в жены дочь одного из соседей, и я, единственный плод их брака, явился на свет в последнем году царствования Августа. Дед мой хотел обрезать меня сам и приказал приготовить великолепный пир, но, привыкший к уединению и обремененный годами, он после всех этих хлопот опасно занемог, и недуг в несколько недель свел его в могилу. Он испустил дух в объятьях Деллия, поручив ему, чтобы тот старался сохранить для нас бронзовый ларец и не допустил, чтобы негодяй спокойно пожинал плоды своей подлости. Моя мать, у которой были неудачные роды, только на несколько месяцев пережила своего тестя.