Замок Ист-Линн - Генри Вуд

Люси подняла голову.

— Папа дал мне яйцо, когда я завтракала с ним, — воскликнула она, — а тетя Корнелия сказала, что это не пойдет мне на пользу, а папа все равно дал мне его. Я раньше все время завтракала с ним.

— А почему ты сейчас не делаешь этого? — спросила леди Изабель.

— Не знаю. Мы перестали завтракать вместе, когда здесь появилась мама.

В глубине души, почти помимо собственной воли, она едва не назвала Барбару мачехой. Пыталась ли миссис Карлайл отдалить детей от их отца?

Когда завтрак был закончен, она задала им несколько вопросов об их занятиях, отдыхе, распорядке дня.

— Но это же не классная комната, — воскликнул Уильям, когда она спросила их об учебниках.

— Разве нет?

— Классная комната — наверху. А эта гостиная предназначена для приема пищи нами в течение дня, а также для Вашего вечернего отдыха.

В этот момент в холле послышался голос м-ра Карлайла, и Люси чуть не бросилась туда. Леди Изабель, опасаясь, что он тоже может войти, если покажется ребенок, поспешно удержала ее.

— Останься, Изабель.

— Ее зовут Люси, — сказал Уильям, вскинув на нее глаза. — Почему Вы называете ее Изабель?

— Я думала… мне показалось, я слышала, как ее называли Изабель, — запинаясь, ответила бедняжка, пришедшая в полное смятение от своих постоянных промахов.

— Меня зовут Изабель Люси, — вмешалась девочка. — Но я не знаю, кто бы мог сказать Вам об этом, так как меня никогда не называют Изабель, с тех пор, как… Сказать ли Вам? С тех пор, как ушла мама, — закончила она, понизив голос. — Та мама, которая была раньше.

— Она ушла? — воскликнула леди Изабель, взволнованная и сама не ведавшая, что говорит.

— Ее похитили, — прошептала Люси.

— Похитили? — удивленно переспросила Изабель.

— Да. Иначе бы она не ушла. У папы гостил один нехороший человек, и он украл ее. Уилсон говорит, она знала, что он похититель людей, еще до того, как он забрал маму. Ее звали Изабель. Папа сказал, чтобы меня впредь называли только Люси, а не Изабель.

— Откуда ты знаешь, что это сказал твой папа? — задумчиво спросила леди Изабель.

— Я сама слышала. Он сказал это Джойс, а Джойс передала слугам. Я и тетрадки подписываю только именем Люси. Я писала «Изабель Люси», но однажды папа заметил это, перечеркнул имя «Изабель» карандашом и велел показать тетрадь мисс Мэннинг. С тех пор она разрешала мне подписываться только как Люси. Я спросила ее, почему, и она ответила, что папа предпочитает это имя, и велела не задавать вопросов.

Она не могла остановить ребенка, но каждое слово буквально разрывало ее сердце.

— Леди Изабель была нашей самой-самой настоящей мамой, — продолжала Люси. — Эта мама не такая.

— Ты любишь эту маму так же, как ту? — чуть слышно спросила леди Изабель.

— Ах, я так любила маму! Я любила маму! — воскликнула Люси, ломая руки. — Но теперь все закончено. Уилсон говорит, что мы не должны больше любить ее. Так сказала тетя Корнелия. Уилсон говорит, что она не бросила бы нас, если бы любила.

— Уилсон так и сказала? — возмущенно спросила леди Изабель.

— Она сказала, что нечего было позволять похитить себя. Я боюсь, что он избил ее, потому что она потом умерла. Я лежу иногда ночью и думаю, бил ли он ее, и отчего она умерла. Наша новая мама появилась после ее смерти. Папа сказал, что она будет нашей мамой вместо леди Изабель, и мы должны полюбить ее.

— А ты любишь ее? — с горячностью спросила леди Изабель.

Люси покачала головой.

— Не так, как я любила мамочку.

В этот момент вошла Джойс, чтобы проводить их в классную комнату, и они последовали за ней. Подойдя к окну, леди Изабель увидела, что м-р Карлайл отправился в контору пешком, под руку с нежно прильнувшей к нему Барбарой, явно собиравшейся проводить его до ворот парка. Она так же прижималась к нему, так же провожала его в те давно минувшие дни…

В то же утро Барбара зашла в классную комнату, чтобы обсудить будущие занятия, равномерно распределить часы отдыха и учебы. Она говорила вежливо, но твердо, ясно давая понять, что она была и останется единственной хозяйкой в этом доме. Никогда еще леди Изабель не чувствовала так остро унизительность своего теперешнего положения, никогда еще не бывало так уязвлено ее самолюбие; однако, ей оставалось ЛИШЬ подчиниться.

Сколько раз в этот день порывалась она прижать к сердцу своих детей, и сколько раз ей пришлось подавить в себе это желание!

Перед чаепитием она вышла прогуляться с ними. Солнце, давно миновав зенит, все еще согревало землю ласковыми пологими лучами. Они выбрали тропинку в поле, тянувшуюся параллельно большаку и отделенную от него лишь невысокой изгородью. Это была именно та тропинка, которой пользовался капитан Ливайсон, отправляясь шпионить за мистером Карлайлом. И на кого бы, вы думали, они набрели, к вящему испугу леди Изабель? На мистера и миссис Карлайл, которые, возвращаясь пешком из Вест-Линна, выбрали ту же самую дорогу.

После неловкого приветствия все повернули домой: впереди шли м-р и миссис Карлайл, сзади — леди Изабель с детьми. Она замедлила шаги. Ее хотелось как можно более увеличить расстояние от них. Увы, все напрасно: подойдя к перелазу, м-р Карлайл помог перебраться жене и подождал остальных. Дети мгновенно перемахнули на другую сторону, не нуждаясь в чьей-либо помощи, и м-р Карлайл остался, чтобы помочь гувернантке.

— Спасибо, — задыхаясь, проговорила она. — Я справлюсь сама.

Он стоял и ждал ее, словно не расслышав этих слов, и ей оставалось только перебраться через этот весьма неудобный перелаз: она все еще помнила его. Да и сама она действовала весьма неловко. Перед ней находилась протянутая рука м-ра Карлайла, и ей пришлось вложить в нее кончики своих пальцев; однако же она так волновалась, что запуталась в своих юбках и, попытавшись спрыгнуть, обязательно упала бы, если бы м-р Карлайл не подхватил ее на руки.

— Надеюсь, Вы не ушиблись? — заботливо спросил он.

— Прошу прощения, сэр. У меня запуталась нога. Благодарю Вас: я не ушиблась.

Он прошел вперед и взял под руку жену, которая ожидала его. Леди Изабель немного отстала, пытаясь унять сердцебиение.

Они пили чай в серой гостиной, когда у Уильяма начался приступ кашля, очень сильный и продолжительный. Леди Изабель встала с места, привлекла его к себе с нескрываемой нежностью и… встретилась глазами с мистером Карлайлом, который, спускаясь по лестнице, услышал кашель и вошел в гостиную. Леди Изабель столь стремительно отпрянула от мальчика, словно ранее собиралась убить его.

— Вы, я вижу, от природы наделены любовью к детям, — сказал он, глядя на нее с доброй улыбкой.

Она сама не понимала, что пробормотала в ответ — вряд ли м-р Карлайл разобрал эти слова — и отступила в наименее освещенную часть комнаты.

— В чем дело? — спросила миссис Карлайл, заглянув в дверь. Она тоже спустилась по лестнице, переодевшись к обеду. М-р Карлайл к этому времени уже посадил сына к себе на колени.

— Меня беспокоит кашель Уильяма. Я снова вызову Уэйнрайта.

— Ничего страшного, — ответила Барбара. — Он пил чай и, должно быть, крошка попала ему в горло. Обед накрыт, Арчибальд.

М-р Карлайл опустил мальчика на пол, однако задержался на минутку, рассматривая его. Кашель прекратился, мальчик выглядел бледным и изможденным, румянец — в самом деле слишком яркий, как и говорила Эфи — сошел с его щек. Миссис Карлайл взяла мужа под руку и, когда они уже уходили, обернулась и сказала:

— Не могли бы Вы немного попозже подойти в гостиную с мисс Люси, мадам Вин? Мы хотели бы послушать, как Вы играете.

Мисс Люси! И такой приказной тон. Что же: Барбара была теперь миссис Карлайл — ничего не поделаешь! Она снова прижала к себе своего первого сына и прижалась к нему своим пылающим лицом.

— Ты кашляешь по ночам, дитя мое?

— Немножко, — ответил он. — Джойс оставляет возле кровати немного джема из черной смородины, и я ем его, когда начинается кашель.

— Он имеет в виду желе, — вмешалась Люси с набитым ртом. — Это желе из черной смородины.

— Да, желе, — сказал Уильям. — Ну, да это одно и то же.

— Кто-нибудь спит с тобой в комнате? — спросила она.

— Нет. У меня отдельная спальня.

Она задумалась: не позволят ли ей поставить в своей комнате маленькую кроватку для него, если она осмелится об этом попросить? Кто еще мог бы так заботиться о нем, как она? Пообщавшись с Уильямом, она поняла, что он умен не по годам — увы, это часто бывает при телесной слабости человека. У него был разум четырнадцатилетнего подростка, а не семилетнего мальчишки, о чем свидетельствовала его манера говорить.

«Все знает», «понимает больше, чем положено ребенку», — говорят о таких пожилые, опытные женщины, посмотрев на них, и добавляют: «Этот — не жилец».