Тени и призраки - Ричард Матесон

Он рухнул на колени и обхватил труп руками. Рыдания сотрясали его грудь.

— За что? — вырвался у него почти нечленораздельный вопль.

Голова его опустилась, и он снова зарыдал. Рыдал по сестре, которую так глубоко любил, но не имел возможности спасти.

Но вот он поднял голову и глянул на меня. Глаза его блестели слезами.

— Вы никогда не подозревали о таких отношениях между нами, padre? — обратился он ко мне. — Вам было известно лишь то, что рассказывал Макс, и то немногое, что вы могли видеть своими глазами?

Тихо и нежно он гладил руку сестры, продолжая говорить.

— Наш отец был настоящим алкоголиком. Актер-неудачник, из тех пьяниц, которые не делаются добрее, когда выпьют, а, наоборот, становятся жестокими зверями. Он погубил нашу мать. И нас. — На мгновение его зубы обнажились в ухмылке. — Что же касается Кассандры… — Он не окончил фразы, но мне стало понятно без слов. — Когда мне было десять, мать умерла. Повесилась. Кассандра заняла ее место в моей жизни. Это был единственный человек в мире, которому я мог доверять. Она забрала меня у отца, когда ей было шестнадцать. Мне же тогда исполнилось тринадцать. С тех пор она решила, что не нуждается в морали, выработанной человечеством, что будет жить по собственным законам и делать только то, что ей выгодно. Я не виню ее за это. Не винил и тогда. Мы были двумя зверенышами — озлобленными, мстительными, ненавидящими весь мир, который не дал нам ничего, кроме боли и горя. Так мы стали такими, какими вы нас видели, какими нас видел Макс. Вместо сердца в нашей груди лежал лед. Не знаю, что Макс о нас подумал сначала. Кассандра умела хорошо притворяться. Он, наверное, и не подозревал о том, с кем связал свою жизнь.

Брайан замолчал и снова опустил голову. Я думал, что больше от него ничего не услышу. Но он встал на ноги, поднял с пола юбку Кассандры и прикрыл ею лицо сестры. Затем направился к высокому окну и взглянул на пейзаж. Слабая улыбка заиграла на его лице.

«Знает ли он о том, — задал я себе вопрос, — что вид перед его глазами это всего лишь отражение?» Ответа на этот вопрос у меня не было.

Наконец он отвернулся от окна и, подойдя к столу, уселся на краешек.

— Придется немного подождать, да? — предложил он мне и продолжил: — На чем я остановился? — Посмотрел на меня отсутствующим взглядом, затем через несколько минут снова заговорил: — Когда ей было семнадцать, она завела интрижку с циркачом. Научилась его ремеслу и обучила меня тому, что умела сама. Потом бросила его, и мы снова остались вдвоем. Как всегда.

Его улыбка стала горькой.

— Были и другие «деловые», как она их называла, связи перед тем, как она встретила вашего сына и увлеклась им. После смерти Аделаиды Макс женился на ней. Она переехала в этот дом. Я, конечно, тоже, поскольку никогда не расставался с ней — верная комнатная собачонка, раб всех ее желании.

Он тяжело вздохнул.

— После их свадьбы все изменилось, — снова заговорил Брайан. — Наша близость едва не исчезла. Кассандра строила — я ничего не знал об этом — какие-то планы, готовила будущее, в котором мне не было места. Я старался не обращать на это внимания, потому что привык доверять ей во всем, верить каждому ее слову. Я любил ее, padre, по-настоящему любил.

Его голос прервался. Потом он снова взял себя в руки.

— Несмотря на это, мне пришлось понять, что в ее жизни я не занимаю никакого места. Это произошло как раз тогда, когда Макс потребовал от меня убрать Кассандру. Он догадался о том, что она с ним сделала.

Горькая улыбка снова появилась на его лице.

— До чего она была умна, — чуть ли не весело прозвучали его слова. — До того самого момента я и не подозревал, что она делает с Максом. Что она замыслила убить его и уничтожить как профессионала. Это открытие едва не погубило и меня, padre, несмотря на то, чем мы были друг для друга, она предала меня. Я видел ее умысел. Кассандра и Гарри против Макса, а я… меня сбросили со счетов. Тогда комнатная собачка решилась на месть.

Брайан горько улыбнулся.

— Я притворился, что соглашаюсь с Максом. Даже подписал тот идиотский контракт, о котором он меня просил. Разумеется, я тогда же решил уничтожить его при первом удобном случае и раскрыл его замысел Кассандре. Рассказал, что он хочет усыпить ее с помощью ядовитой стрелы и заставить меня повесить ее в морозильной камере, чтобы она там медленно умирала.

Еще одна горькая улыбка.

— Сестра, конечно, притворилась, что всегда была со мной заодно. Что хотела обязательно рассказать мне о своих делишках.

Брайан отвернулся и снова взглянул на Кассандру. Выражение его лица было непроницаемым. Он смотрел на нее довольно долго. Затем сказал:

— Все правильно.

Встав со стола, направился к креслу, сел в него, достал из ящика лист бумаги и принялся что-то писать.

— Никто из них не понимал меня, padre, — грустно произнес он. — Брайан — мальчик на побегушках. Брайан — пешка, которую каждый может двигать куда захочет по их сумасшедшей шахматной доске.

Выражение его лица стало жестким, голос звучал гневно.

— Им следовало больше доверять мне. Я обманул их всех. Притворившись, что помогаю каждому, сыграл свою игру и остался в живых, а они убили друг друга.

Он выразительно пожал плечами.

— Не то чтоб я хотел ее убить, нет. Зачем была нужна ее смерть? Я не понимал Макса. И не понимал собственного гнева, пока она не сказала — я стоял позади выдвижной панели у той стены, — что она не станет мешать мне тонуть.

Его дыхание пресеклось.

— Я все еще мог бы спасти ее. Но, возможно, было уже поздно. Я никогда об этом не узнаю. Поэтому я — злость владела моими чувствами — дал ей понять, что я сделал. И что она должна умереть.

Еще один прерывистый вздох. Брайан не мог больше писать. Рука его бессильно упала.

Минутой позже он снова взял в руки перо.

— Почему я рассказываю вам все это? — обратился он ко мне и усмехнулся. — Возможно, потому, что вы — мой единственный зритель, единственный свидетель моего выступления. В каком-то смысле вы самый совершенный зритель — не ерзаете на месте, не уходите с представления. Вам приходится выслушивать каждое слово. Но вы и самый худший зритель. Потому что не можете реагировать ни на что, не можете ответить. Аплодисменты? Нет, я не об этом. Приветственные крики с мест? Ни в коем случае! Возможности овоща в качестве зрителя довольно ограничены, согласитесь. И простите, что я так говорю, padre. Я всегда относился к вам с уважением и ценил то, как вы прожили свою жизнь. Но в качестве зрителя…

Он покачал головой — вполне естественная реакция.