Проспать Судный день - Тэд Уильямс

Это было еще до того, как мы стали адвокатами на службе Небес. Я пошел туда из-за Сэма.

Поскольку тогда мы еще не тусовались в «Циркуле», мы проводили время в другом ангельском баре, «Барнсторм», в Мэйфилде. Он был совсем не похож на «Циркуль» — хозяином здесь был один из наших, но клиентами, по большей части, были смертные. Это было большое и шумное заведение, я и Сэм выпивали там пару лет, даже после того, как я ушел из «Арф». Мы бы ходили туда и дальше, если бы не Карлин.

Она была официанткой, и, хотя и была поразительно красива, рослая и рыжеволосая, она была обычной женщиной, смертной. И проблема была не в том, что она была официанткой, а в том, что она работала официанткой в другом баре, а в «Барнсторм» приходила выпить. В этом и была проблема. Карлин любила выпить, как и Сэм.

Сэм и Карлин сошлись, и долгое время все шло хорошо, вроде бы. Сначала он не сказал ей, кто он такой, а когда запал на нее всерьез, то уже и побаивался это сделать. Наверное, он был прав. Она была странной девушкой, выросшей в сельской местности где-то в Сентрал Вэлли, в трейлерном поселке баптистов у безумной матери, которая кормила детей печеньем «Ореос» на завтрак и жареной картошкой с кетчупом на ужин. Карлин постоянно западала на больших парней ковбойского типажа и как-то сказала, что Сэм оказался первым, кто не бил ее. А еще у нее было ужасное мнение по поводу своей внешности, поскольку, при всей ее красоте, как я узнал позднее (а Сэм, естественно, узнал раньше), она была бледна, на грани альбинизма. Волосы у нее были такие светлые, что она постоянно красила их в рыжий цвет, постоянно подводила брови, иначе, как она сама говорила, «Я выглядела бы призраком». Всегда считала себя чудачкой, и никто не улыбался снисходительно, когда она это говорила, поскольку было видно, что она не шутит. И никакая выпивка не помогала. Нет, полная чушь. Выпивка делала все намного-намного хуже.

Я так в точности и не знаю, что случилось в ту ночь, когда они расстались, но, судя по тому, сколько потом выпил Сэм, расстались они плохо, поскольку в те времена он уже стал устройством для извлечения алкоголя из бутылки и слива его на какую-нибудь обочину.

А Карлин отправилась домой и покончила с собой.

И Сэму досталось ее дело.

Любой нормальный ангел попросил бы отвод — потребовал бы, — но к этому времени в числе достоинств моего друга Сэма нормальность уже не значилась. Опять же, я не знаю, что произошло, поскольку Сэм никогда об этом не рассказывал, но вряд ли это было что-то хорошее. Когда все закончилось, он вернулся в «Барнсторм» и продолжил пить. Я так понимаю, получилось что-то вроде последней попойки Дилана Томаса — Сэм просто позвал бармена Руди и сказал ему поставить перед ним в ряд стопки с ржаным виски. И вылил их себе в глотку одну за другой. Он начал пить с заходом солнца, а это случилось уже в час ночи.

Когда он закончил, то уже собирался заказать еще столько же, но я понимал, что лишь вопрос времени, когда кто-нибудь включит на музыкальном автомате «Королеву Червей», и здесь начнется Третья мировая (поскольку это была их песня). Мне как-то удалось убедить его выйти наружу, вроде бы под предлогом того, что мне надо было купить курева, а автомат в «Барнсторме» уже был пуст. Сэм настоял на том, чтобы взять с собой последнюю стопку. Поставил на асфальт, ровно настолько, чтобы наклониться и выдрать из асфальта паркометр. Это заставило его немного напрячься, но зрелище было охренительное. После этого он бросил железку вдаль по Калифорния-Стрит, поцарапав ею пару припаркованных машин. Поднял с асфальта стопку, заглотил виски, поставил стопку обратно и выпрямился, раскинув руки вверх и в стороны, словно чудовище.

— Доброй ночи, Токио! — заревел он. Шедшая в другом конце улицы навстречу нам парочка спешно развернулась и пошла обратно.

— Я трахну ваши дома и нагажу в вашу бухту! — заорал Сэм. Видимо, он вообразил себя Годзиллой. В другой ситуации это было бы смешно. Потом он, шатаясь, сделал пару шагов и просто упал на тротуар перед химчисткой «Спрингтайм», будто марионетка, у которой обрезали ниточки.

Умер прежде, чем приехала «скорая», вернее, его земное тело умерло. Официальный диагноз — сердечный приступ, но на самом деле Сэм Райли, получивший от Небес самое сильное тело, какое только у них было, просто методично убил его алкоголем.

«Барнсторма» на том месте уже не было, но был другой бар, некое заведение под названием «Крайняя Луза». Химчистка «Спрингтайм», однако, была на месте, как будто с тех пор и не прошли годы. Я вгляделся в окно и тут почувствовал Сэма позади себя. И не ошибся, как всегда. Я часто говорил ему, что у него тяжелая тень.

— Думаешь сменить профессию, Би?

— Ага. Похоже, ангельское житье заканчивается.

Я повернулся, и мне в глаза ударило утреннее солнце. Я не люблю это время суток еще и поэтому. Солнце тебя подставляет по полной, выпрыгивая перед тобой в самый неподходящий момент.

— Как ярко. Зачем вообще на улицу выходить? Мне кажется, тут дальше по улице кафе есть.

Оно и правда там было, и мы устроились в угловом закутке.

— Извини, что притащил тебя сюда, — сказал я. — Но нам обоим заказан вход в заведения в деловом квартале, а еще я подумал, что никто больше не догадается, о чем речь, поскольку за мной наверняка следят.

Он пожал плечами, но я не был уверен, что сейчас его это интересует.

— Ничего особенного.

— Все нормально, там, у тебя? Не появлялась сам-знаешь-кто?

— Нет. Но появится. А ты? После нашего скромного визита в музей дерьмо уже пролилось дождем?

Очевидно, он даже не знал, что меня схватили, не говоря уже о суде.

— У вас там, что, вообще новости не доходят?

— В Каиносе? Блин, Би, Третий Путь — все равно, что другая планета, помнишь? Все, чем мы пользовались, мы получали от Ки… от сам-знаешь-кого. И если уж речь зашла, почему Наверху тебя не раздавили, как виноградину?

Это не было праздным вопросом. Сэм не глуп — вовсе не глуп, хотя и часто ведет себя, как Энди Гриффит, с этими «а, черт», ровно до тех пор, пока его это устраивает.

— Поверь мне, все было куда интереснее. Подробности расскажу позже. Но хотел бы выяснить, осталось ли в силе то приглашение, которое ты мне дал.

— К нам? Сам-знаешь-куда? Ты наконец-то готов присоединиться к нам?

— Я начинаю думать, что у меня нет другого выхода. Я в беде, мужик.

— Все мы в беде.

Я покачал головой.

— Спасибо, что в музее появился. Для меня это много значит.

— Я сделал это не ради тебя. Сделал, чтобы из-за тебя Клэренса не убили.

Как всегда, когда Сэм в плохом настроении, я не мог понять, когда он шутит, а когда — нет.