Мириады миров - Коллектив авторов
Шрифт:
Интервал:
Закладка:
На глубине полутораста метров по вертикальной прямой от вершины пика встречался повсюду тот же мелкий желтый песок, на котором укрепилась эта колоссальная масса сернистого железа. Открытие этого пика было для Норбера Моони так неожиданно и вызвало в нем такое чувство живейшей радости, какого он не испытывал с самого дня митинга в зале «Victoria Hotel» в Мельбурне, когда впервые увидел возможность осуществления своей заветной мечты.
По своему геологическому характеру этот пик избавлял его от необходимости колоссальных работ по сооружению искусственной горы из магнитного пирита, потому что гора эта была уже создана для него самой природой: она была и выше, и шире, и более однородна по своему составу, чем какая бы то ни было искусственная гора, воздвигнутая при затрате громадных денежных средств тысячами рабочих рук и в течение нескольких долгих месяцев.
Теперь молодому ученому оставалось только приспособить ее к той известной цели, для которой она предназначена была служить, и ввиду которой была избрана Норбером Моони.
Прежде всего следовало позаботиться о надежном помещении для машин и аппаратов громадной стоимости, а также и для всякого рода припасов первой необходимости, которые пока еще были спрятаны под простыми навесами. Молодой астроном начал с того, что стал проходить дорогу, которая, извиваясь, вела в гору вплоть до самой вершины пика Тэбали, где было ровное пространство в три тысячи квадратных метров. На этой-то эспланаде, или площадке, он стал строить плоскокровельные, по примеру всех арабских построек, вместительные здания из камня, которые должны были служить магазинами, складами, жилыми помещениями и лабораториями. Все эти здания, возвышавшиеся на самой вершине горы подобно грозной, неприступной крепости, созидались все из того же пирита, добытого посредством взрывов при проведении дороги. Сводчатые кровли этих зданий состояли из того же материала. Соседи – Дарфур и племя Шерофов по первому слову молодого ученого предоставили в его распоряжение достаточное количество рабочих рук для исполнения всех этих работ.
Каменщиков здесь можно было иметь в громадном количестве; землекопы в несколько дней с большим успехом обучились своему ремеслу. Благодаря энергии, усердию и расторопности Мабруки-Спика и Виржиля, служивших переводчиками, вскоре можно было подобрать человек двадцать надсмотрщиков, при бдительном надзоре которых работы продвигались чрезвычайно быстро и успешно. Сравнительно небольшая отдаленность Бербера значительно облегчала доставку продовольствия целой армии рабочих.
Колодцы Уади-Тераб и Абу-Клеа, находившиеся в нескольких милях от возвышенности Тэбали, доставляли обитателям ее прекраснейшую воду, которую регулярно привозили караваны верблюдов в громадных бурдюках. Прекраснейшие цинковые цистерны, помещавшиеся на вершине Тэбали, служили хранилищами для воды, которая вследствие этого всегда имелась в изобилии в маленькой колонии на пике. Кроме того, небольшое селение торговцев не замедлило основаться на расстоянии всего каких-нибудь двух километров от Тэбали и удовлетворяло все нужды и потребности рабочего люда Лунного Общества.
У главных ворот прямоугольной каменной стены, служившей оградой для всех зданий и построек маленькой колонии, Норбер Моони приказал раскинуть большую палатку из пестрого полосатого холста, в которой он особенно любил заниматься вычислениями, счетами и расчетами, часто весьма сложными, к каким его вынуждали работы. Отсюда открывался превосходный вид, охватывавший громадное пространство в пятнадцать или двадцать километров в окружности.
У подножия Тэбали, пик которого являлся самой значительной возвышенностью среди всех соседних гор, пустыня Байуда расстилалась подобно большой географической карте. Голые равнины, песчаные и безжизненные степи оживлялись небольшими зеленеющими рощицами пальм. Там, вдали, к востоку, выделяясь мелкими белыми пятнышками на желтом фоне сыпучих песков, виднелись деревни и селения Южного Дарфура, а еще дальше на восток с помощью подзорной трубы можно было различить, хотя и смутно, среди зеленого пятна оазиса Бербер, круглые низкие купола и стройные минареты города того же имени. На севере можно было скорее угадать, чем увидеть дивный Нил, вырисовывавшийся вдали двойною линией своих лесистых берегов, а местами там, где бесконечная цепь лесов прерывалась на время, Священная река сверкала на солнце голубовато-серебристой полосой.
В одно октябрьское утро, часов около семи, наш молодой ученый по обыкновению сидел на своем складном стуле перед маленьким походным рабочим столом и занимался, всецело погрузившись в свои вычисления, когда Виржиль вдруг совершенно неожиданно, с особой поспешностью, вошел в палатку, служившую астроному рабочим кабинетом.
Добрый парень, очевидно, бежал сюда очень быстро, потому что был красен как вареный рак, и притом сильно запыхался.
– Гости, барин… Гости!.. К нам гости едут! – сказал он, видимо, сильно взволнованный.
– Гости? – рассеянно повторил за ним Норбер, – ну что ты мне рассказываешь?
– Да нет же, барин, право, гости, и мужчины, и дамы… Госиода на конях, – целый караван подымается в гору… Я увидел их с лесного двора, где наши люди работают, там, на половине подъема, и полагал, что мне следует предупредить вас об этом, что вам это будет приятно. Мне кажется, что я издали узнал барышню, дочь господина Керсэна, и ее маленькую служанку, затем – отца ее, господина Керсэна, и доктора Бриэ…
– Ты грезишь!.. Бог весть, что тебе мерещится! – воскликнул молодой астроном, но тем не менее поспешно привстал и, схватив подзорную трубу, не без волнения подвес ее к глазам. – Ну, где же ты их видишь, этих мнимых всадников?
– Бет, вот, смотрите туда, в конце пятнадцатого поворота… видите? – Одного взгляда было достаточно для того, чтобы Норбер мог вполне убедиться в правдивости принесенной Виржилем необычайной, невероятной вести. Действительно, то были, несомненно, Гертруда Керсэн, ее отец, доктор Бриэ и маленькая Фатима, которых он благодаря стеклам своего полевого бинокля видел в нескольких шагах от себя! Как ни удивительно, как ни невероятно было это посещение, тем не менее это было не игрой воображения, а живой действительностью. В первый раз в жизни молодой ученый устыдился своего рабочего наряда, в нем проснулось известное чувство кокетства, присущее каким-нибудь щеголям Парижских бульваров.
– А я-то в каком виде! – воскликнул он с нескрываемым огорчением, окинув взглядом свой костюм, свою шерстяную матросскую рубашку, холщовые штаны и арабские туфли без задков. – Живо, Виржиль!.. тащи мне приличное платье! свежее белье!., ведь мы еще успеем!
Бравый слуга бросился со всех ног в помещение своего господина и через минуту принес ему и свежее белье, и европейскую обувь, и полный летний костюм, не забыв даже широкополой соломенной шляпы. Живой рукой свершилось превращение. Едва успел Норбер Моони окончить свой поспешный туалет, как в его палатку вошел баронет, который только что встал. Его утренний туалет был
