Сфера времени - Алёна Ершова

— норму питания на день — и пошел дальше. На свежую голову пришла совершенно немыслимая теория причины отсутствия в радиусе поиска Фроси. И теперь её нужно было проверить. К концу дня Иван дошел до лесной опушки, на которой виднелся дом, огороженный частоколом.

Хозяйка дома встретила его у калитки. Старая, страшная, сухая и скрюченная, как лесная коряга, она рассматривала его живыми умными глазами.

— Ну, здравствуй, Иван, проходи в дом да поведай мне, долго ли, коротко ли ты путь держишь.

Эвелин замер, уставившись на старуху.

— Откуда ты знаешь моё имя? — ошарашенно спросил он.

— Да как же мне не знать его, коли на одёже твоей написано?

Иван скосил глаза на костюм, но там ожидаемо ничего не было. Старуха расхохоталась:

— Экий ты доверчивый. Духи мне лесные принесли, что придешь ты. Посему сразу скажу, чтоб не задерживать тебя: девы твоей я не видала. Нет её в лесу моем, нет и не было никогда.

Иван кивнул. Хотя старуха вела себя очень странно, но сейчас были вещи поважнее, чем определение того, откуда эта женщина знает его имя.

— Какой сейчас год, бабушка? — спросил он, затаив дыхание.

— Правильные вопросы задаешь, милок, ой правильные. Нынче шесть тысяч шестьсот пятьдесят восьмой год от сотворения мира.

Иван завис: дата эта совершенно ничего ему не говорила. Старуха, увидев его замешательство, засмеялась вновь. Коренёв отметил, насколько у неё белые и целые зубы. Но уже следующая фраза заставила забыть его обо всех странностях.

— Эх таких простых вещей не знаешь, Иван. Ваш бог родился тысяча сто пятьдесят лет тому назад. Молодой бог, но деятельный.

Старуха улыбнулась, довольная шуткой, а Эвелин прислонился к дереву и прикрыл глаза. Тысяча сто пятидесятый год от Рождества Христова! Его закинули на пятьдесят лет раньше появления Фроси! Это не могло быть случайностью. А значит, Вадим был заодно с Ромуальдом. Иван достал из кармана свой браслет, защёлкнул его на запястье и активировал. Ничего. Тишина. Что ж, он проверит его завтра в два часа дня, но уверен, что эффект будет тот же. Фросин и вовсе смысла не было трогать. Каждый из браслетов был уникальным и настраивался на ДНК хозяина.

Фрося… Иван застонал и сполз по стволу дерева вниз. Он подвёл её дважды. Теперь она одна там, в будущем, и ей совершенно не на кого надеяться.

Praeteritum XXIII

Она же рече: «Обещахся вам, яко елика аще просита, приимета. Аз же вам глаголю: дадите мне, его же аще воспрошу у ваю». Они же злии ради быша, не ведуще будущаго, и глаголаша с клятвою, яко «аще речеши, единою бес прекословия возмеши». Она же рече: «Ничто же ино прошу, токмо супруга моего князя Петра!» Реша же они: «Аще сам восхощет, ни о том тебе глаголем». Враг бо наполни их мысли, яко аще не будет князь Петр, да поставят себе иного самодержцем: кииждо бо от боляр во уме своем держаше, яко сам хощет самодержець быти.

«Повесть о Петре и Февронии Муромских»

Мягкое пламя свечи отвоевало у тьмы небольшой участок клети. На широкой лавке сидел Илья и гладил русую макушку внука. Жар утих, и ребенок мерно дышал. Дом спал, поэтому воин не опасался, что кто-то увидит его слезы. Он не плакал, когда хоронил своих детей. Из восьми до собственных бород дожили только двое сыновей. Кого голод унес, кого — болезни, кого — распри княжеские. Он не плакал, когда седмицу назад хоронил внучку. Красавицу, курносую хохотушку и отраду для стариковских глаз. Но сегодня в одиночестве, в полутёмной клети, глядя на справившегося с оспой внука, он мог позволить отпустить себя. Смерть детей обыденна, редко когда ребенок переступает порог отрочества. А вот жизнь, жизнь — это поистине чудо. Люди же, способные вступить в бой с костлявой и выйти победителем, — храбрецы… или безумцы, что, впрочем, две стороны одной монеты Илья вздохнул и перекрестился. Знания, коими наделяет людей господь, являются не только благом, но и тяжелым крестом. Не у многих хватит сил нести его. У княгини Ефросиньи эти силы оказались.

Два последних месяца походили на геенну огненную. Зараза распространялась очень быстро, и каждый знал: дочь царя Ирода рано или поздно постучится и к нему в дом. Руки белой девы покрыты гнойными струпьями, и их холодное прикосновение принесёт лишь болезненную смерть.

В первый же день после известия об оспе, когда городские бабы, нагие, простоволосые, впряглись в соху да с шумом, криками и дикой руганью прогоняли болезнь, опахивая борозду в едва оттаявшей земле, Фрося собрала малый круг. Помимо близких людей на нем присутствовал емец Харальд.

Напряженная, строгая, сосредоточенная Ефросинья сидела за столом, и взгляд её поменялся настолько разительно, что Илья чувствовал: не супруга князя нынче перед ним, но правитель.

— Начну с вопросов, — княгиня сжала пальцы в замок. — Первое: как часто бывают у нас подобные хвори? Второе: какая смертность? И третье: кто из вас переболел оспой, а кто нет?

— Последнее крупное поветрие было шесть лет назад, тогда я слёг, но живой остался, правда, страшный на лицо стал да вижу худо. До этого с коня стрелой белку бил, — с затаенной болью ответил Харальд. — Тогда много полегло. Двора не было, куда бы смерть ни зашла.

— Ничего ты не страшный, — мимолётно бросила Фрося, подбадривая. — Всего лишь дефект кожи. Хотела спасибо сказать тебе. Ты всё правильно сделал с сараем. Правда, и купца запереть надо было. Там же.

Мужчина от этих простых слов смущенно улыбнулся.

— Прости, хозяйка, не успел поймать, сбежал от меня негодяй. Зато сейчас под замком сидит.

«Толку-то, — грустно подумала княгиня, — он пол-Мурома заразил, пока ко мне проталкивался».

— В прошлый раз одна четверть города преставилась. Отпевать не успевали. Ко мне зараза не липнет, — отчитался отец Никон. — Мать Фотинья, ещё когда невестой ехала к князю Юрию, в дороге чем-то подобным переболела, но без струпьев, после того её Бог миловал. А вот Илья, не знаю, как до своих лет дожил, — игумен криво усмехнулся, — наверное, слово знает.

«Или тоже переболел в легкой форме и уже не помнит. Хорошо. Господи, как же хорошо, что ни за кого из своих переживать не придется! Стоп! Ретка?!» Волна страха накатила, подминая под себя. Огромных усилий стоило не поддаться панике и не бежать сломя голову к крестнице.

— Может, минует? — с надеждой в голосе спросила мать Фотинья.

— Не минует, — хором ответили мужчины.

Илья пожал плечами.

— Делать-то что? Всё равно эту