Поколение - Владимир Николаевич Ерёменко

то белесо-серой, а то вдруг перламутровой и под лопастями вертолета волновалась совсем как море, которое Вася видел пока только в кино. Когда машина оторвалась от земли, он даже не услышал толчка, просто увидел, что вспененное травяное море вдруг поплыло сначала в одну сторону, а потом в другую. Ощущение было такое, будто Вася сидит в автобусе или троллейбусе и его незаметно приподняло и мягко потащило над землей. Он ожидал других, более сильных ощущений, а здесь все так просто. Даже обидно.

Зеленый ковер аэродрома уплывал в сторону. Вертолет, словно подхваченный порывом ветра, тащило вверх и куда-то вбок. И Васе вспомнилось, как он лет десять назад с мальчишками запускал змеев. Они почему-то тоже всегда летели куда-то вбок. Наверно, снизу их вертолет похож на большого змея, который запустили вон те маленькие люди, что остались на зеленом поле аэродрома.

Набирали высоту. Скоро Вася увидел свой лагерь: голубые вагончики, штабеля труб, кучи битума, тракторы и неуклюжие трубоукладчики. Экскаваторы напоминали причудливых птиц, вытянувших свои общипанные шеи. Все это рассыпано вдоль светлой просеки, через которую тянется нить строящегося трубопровода. Перед темно-голубой лентой петляющего Ивделя нить прерывалась, а дальше опять по просеке ломаной линией лежат плети труб, и торчат и дыбятся в небо шеи трубоукладчиков и экскаваторов.

Вертолет все относило в сторону от города, и скоро под ним поплыли квадраты лесных вырубок.

Вася увидел, что вокруг Ивделя лес почти вырублен, а с земли казалось, что здесь всюду непроходимая тайга. Вот бы сюда Стасика Новоселова, который все стонет, что тайга его давит, и тоскует по своим сальским степям. Не такая уж она сверху и дремучая. Погуляли здесь Арсентьевы дружки-лесорубы, как ураган какой прошел и вымел все — только пеньки одни и торчат. Лишь вдоль рек оставлены узкие полоски леса, да нетронуты участки изреженной низкорослой тайги близ болот. «Неделовая древесина», — послышался ему арсентьевский бас.

Сверху тайга не была таинственной и неприступной, какой она кажется, когда попадаешь в ее непролазные чащобы. Человек разрубил ее на квадраты прямыми, как струны, просеками, пробил дороги, и потекла по ним «зеленая кровь» Севера. Невесело было смотреть Плотникову на гигантские плешины посреди тайги, которые все разрастались и скоро охватили весь горизонт.

— Человек и природа! — наклонившись к уху Виктора, прокричал Вася.

Тот качал головой и показывал жестами, что ничего не слышит. Вася понял теперь, о чем предупреждал его летчик там, на земле.

А ему хотелось поделиться тревожными мыслями, которые вызывали у него эти гибельные пустоши и все гигантское наступление людей на девственный Север, в чем участвовал и он, Василий Плотников. Пусть бы рассудительный и мудрый Виктор Суханов высмеял его глупые опасения, может быть, отругал, как это делал Грач: «Что распустил нюни? От пожаров ежегодно гибнет в пять раз больше леса, чем вырубают, а сколько его, перестоявшего, гибнет на корню?» (Все это много раз слышал Плотников.) Но ему хотелось знать, что бы сейчас сказал по этому поводу Виктор, и он тормошил его, до хрипоты напрягая голос. Суханов достал блокнот и написал: «Чего горло дерешь? Все равно не слышно! Лучше смотри вниз».

Вася припал к иллюминатору, круглому выпуклому окошечку с резиновой пробкой в середине. Пробка мешала смотреть. Потрогал, она легко подалась, Вася вынул ее. Потом просунул в отверстие кисть руки. Поток воздуха был несильным.

Вырубки окончились. Настроение у Плотникова сразу поднялось. Он следил за тенью от вертолета, которая легко и весело скользила по сплошному зеленому ковру. Зрелище захватывающее. Кругом бескрайняя зелень тайги. Чем выше взбирался вертолет, тем безграничнее и внушительнее выглядел темно-зеленый лесной океан. Вася вырвал из рук Виктора блокнот и написал: «Сколько здесь леса?» Виктор прочел и передал блокнот Лозневому. Тот беззвучно засмеялся и написал: «В бассейне нижней Оби, куда идет железная дорога, несколько миллиардов кубометров. Таежной целины сотни километров, а за Обью — опять леса!»

Вася прочел и восхищенно покачал головой, а Олег Иванович, взяв из его рук блокнот, вновь написал: «Помнишь, я рассказывал о богатствах края? О газе, нефти?»

Вася утвердительно кивнул, и Олег Иванович, разводя руками, показал, что это, дескать, все здесь вокруг нас и под нами.

«В какой стороне Самотлор?» — написал Плотников и протянул блокнот. Лозневой, улыбнувшись, махнул рукой в сторону кабины летчиков. «А Уренгой?» Тот указал чуть правее.

Вася благодарно закивал и стал вспоминать, как рассказывал им Лозневой, что сибирскую нефть и газ открыли не вдруг, как многим это кажется. К ней присматривались много десятилетий. Он вспоминал академика Ивана Губкина, рассказывал о спорах ученых и практиков: есть ли в Сибири нефть и ее верный спутник газ или нет? Ученые баталии разом кончились, когда летом 1960 года на берегу таежной Конды ударил мощный фонтан нефти. Это же где-то здесь, под ними? Вася заволновался и стал разглядывать в иллюминатор темный ковер тайги, изрезанный светлыми змейками речушек и пятнами озер.

«Конду прошли?» — написал он на блокноте и показал Виктору. Тот глянул на часы и, пошарив глазами в иллюминатор, черкнул: «Сейчас будет, смотри левей». — «А Шаим увидим?»

Виктор отрицательно покачал головой и махнул рукой куда-то вперед.

Шаим — это тот крохотный поселок, близ которого ударил первый фонтан сибирской нефти. А потом, как грибы в урожайное лето, пошли другие месторождения, одно другого больше. Когда Олег Ваныч говорил о них, у него даже глаза разгорались.

Виктор коснулся плеча Плотникова и молча указал на иллюминатор. На горизонте сверкнула извилистая полоска. Конда! Вот откуда начало расти нефтяное и газовое богатство Сибири. Узкая петляющая лента реки, во многих местах разорванная лесом, тихо проплывала слева. Плотников поискал буровые вышки и, не найдя их, стал смотреть прямо под собою, вниз.

12

Васе еще никогда не приходилось так долго лететь на небольшой высоте. Картина удивительнейшая. Над ровной, словно подстриженной тайгой, как свечи в лучах утреннего солнца, горят кроны великанов кедров. Какие же это красивые деревья — настоящие цари тайги! Их вершины, кажется, упираются в самое небо. Такого Вася еще не переживал и мог бы, наверно, никогда не пережить, если бы не эта поездка к Миронову.

Он оторвался от иллюминатора. Напротив него сидели Лозневой и Суханов и попеременно писали в блокноте. Напишет один, и тут же, выхватив карандаш, пишет другой. «Видно, заспорили. «Мыслить — значит спорить», — вспомнил Плотников поговорку Лозневого. — Оба как порох, а дружба — водой не разольешь. Вот они для здешних мест».

Олег Иванович с изыскателями прошел пешком через всю эту тайгу. А сколько вот