Страж нации. От расстрела парламента – до невооруженного восстания РГТЭУ - Сергей Бабурин

Это были последние руководители объединенного государства южных славян.

3 апреля 2000 г. в Москве стало известно, что ночью в Пале захвачен и вывезен в Гаагу бывший председатель Парламента Сербской республики в Боснии, член Президиума БиГ от сербов Момчило Краишник. Зная этого искреннего сербского патриота, я в очередной раз сострадал и его мысленно ругал за доверчивость. Подлость гаагцев заключалась в том, что никаких обвинений Краишнику ранее не предъявлялось. Его ночью захватили в собственном доме, вывезли в Гаагу и только после этого объявили, что против него выдвигаются некие обвинения.

За несколько лет до этого я упрекал М. Краишника в доверчивости, когда он вместе с Р. Караджичем и Р. Младичем поверили американцам и согласились на добровольный уход Караджича и Младича с их постов. Краишник твердил мне о письменном характере соглашения, по которому прекращается и преследование Караджича и Младича европейцами, и боснийским сербам гарантируется справедливый учет их интересов при разрешении кризиса в Боснии. Несмотря на то, что свои подписи под тремя экземплярами соглашения о гарантиях поставили Р. Холбрук от США и С. Милошевич от СРЮ, я уверял Краишника, что сербы пытаются переиграть наперсточников.

Жизнь показала, что я был прав, но, к сожалению, что-либо менять было уже поздно.

Многие годы я интересовался у своих сербских друзей лишь здоровьем Караджича и Младича. Никогда не спрашивал, где они: как публичный политик я искренне отвечал на вопросы своих европейских и американских собеседников, что ничего не знаю о месте пребывания этих видных сербских патриотов.

Когда поиски Р. Караджича и Р. Младича вдруг резко активизировались, а потом и увенчались успехом, мне стало интересно, что произошло. Члены комитета «Свобода» в Белграде и адвокаты выданных политиков пояснили, что, отправляясь добровольно в Гаагу, бывшая Президент Республики Сербской в Боснии Беляна Плавшич увезла с собой боснийский экземпляр гарантий Караджичу и Младичу, а с приходом к власти в Белграде З. Джинджича в одном из помещениях архива югославского МИД произошел пожар, в результате которого был утрачен и югославский экземпляр. Скорее всего, все три экземпляра сосредоточены ныне в одних руках, а значит, письменных доказательств американских гарантий Р. Караджичу и Р. Младичу больше нет.

Свержение С. Милошевича в 2000 году означало радикальное изменение политической ситуации на Балканах. Он победил на выборах, но не стал бороться за власть против объединенной атлантистами внутренней сербской оппозиции, ибо понимал пирров характер своей победы при продолжении блокады со стороны враждебной Европы. Он уступил В. Коштунице. Тот стал президентом Югославии, но не смог ее сохранить. Зоран Джинджич, возглавив новое югославское правительство, при ближайшей возможности, в нарушение югославских законов, выдал С. Милошевича МТБЮ в Гаагу. Бывший президент был опасен для новой власти.

В январе 2001 г. был отозван с должности посла Югославии в России и Б. Милошевич, старший брат свергнутого президента… 11 января он дал прием по случаю завершения своего пребывания в РФ. Среди тех, кто пришел сказать ему доброе слово, были и мы с З. Станкевичем, а также С. Шойгу, Б. Пастухов, Г. Зюганов, Л. Ивашов, Е. Гуськова, С. Глотов, В. Хайрюзов и многие другие искренние друзья сербского народа.

Многие годы после этого я продолжаю делить свое сердце между Россией и Сербией. Всего не перечислить.

3 июня 2001 г. вместе с Б. Милошевичем и его сыном Светозаром мы принимали на даче у Олега Макина нового лидера сербских социалистов Зорана Анджелковича и верного соратника С. Милошевича Вл. Кршлянина. Жена Олега Ирина доказала своим гостеприимством, что и в кухне русские и сербы — братья.

В субботу, 19 октября 2002 г. в 13.15, перед студентами РГТЭУ выступил Воислав Шешель, возвращавшийся через Москву из Китая. Переводил его речь, обращенную к российской молодежи, Б. Милошевич. После общения со студентами я угостил гостей обедом, за которым мы говорили о многом, но Воислав и намеком не дал понять, что принял решение добровольно ехать в Гаагу. Шешель не хотел прятаться, он никогда не скрывал своих взглядов и всегда действовал в интересах своего народа, соблюдая законы своей страны. Ему не было оснований чего-либо бояться, и он вскоре пошел навстречу клевете и наветам.

Конечно, я без колебаний возглавил российский Комитет за освобождение В. Шешеля, как и стал после А. Зиновьева сопредседателем Международного комитета за освобождение С. Милошевича. Моими сопредседателями в комитете были бывший министр юстиции США Рамсей Кларк и видный болгарский общественные деятель профессор В. Велканов.

Но борьба за Сербию после натовской агрессии 1999 года — это уже другая история.

Уже после свержения С. Милошевича, когда новая власть стала успешно договариваться с бывшими агрессорами, по приглашению Приштинского владыки архиепископа Амвросия я в очередной раз побывал в Косово и Метохии.

Это было на Видовдан, когда патриарх Сербской православной церкви Павел в последний раз прибыл на Косово поле и провел там службу. Было торжественно и печально. Наверное, не только я чувствовал, что это прощальный визит легендарного сербского первосвященника в отрываемый у сербов край. Сербский премьер В. Коштуница, прилетевший в тот день в Приштину, на Косово Поле не поехал по соображениям безопасности.

Встречаясь после Видовдана с представителями православного населения, я за два дня проехал по всем основным сербским анклавам. Но сказать было почти нечего: больше, чем сама Сербия защищать сербские права на Косово Россия была не вправе.

В Дечанском монастыре, одном из самых почитаемых в православной Сербии, охраняемом на тот момент уже итальянскими миротворцами, зашел в Храм, а затем в церковную лавку. Спросил, есть ли в лавке писаные иконы и — о счастье! — одну икону нашли. Последней писаной иконой оказался образ Божьей матери.

На следующий после моего возвращения из Косово день у меня была назначена встреча с российским первым вице-премьером Д.А. Медведевым. Подумав, что лучшего подарка от меня быть не может, я и приобрел последнюю икону, написанную рукою мастера в Косово и Метохии.

Позднее встречу перенесли, и к моменту, когда она все же состоялась, я засомневался в целесообразности дарить мою сербскую реликвию, но преодолел искушение оставить икону себе, о чем честно признался Дмитрию Анатольевичу. Д.А. Медведев искренне поблагодарил за уникальный подарок и, перекрестившись, приял и поцеловал Образ Богоматери.

Впоследствии, даже когда наши добрые отношения ушли в прошлое, я никогда не жалел о сделанном подарке. Просто я не мог отступить от своего намерения подарить образ, заявленного, пусть и мысленно, в Дечанах.

В борьбе за справедливый мировой порядок

Мир меняется каждое мгновение. Но бывают вехи, которые делят мир на эпохи. Такой вехой стало, например, 30 октября 1961 года, когда в 11 часов 32 минуты СССР взорвал над Новой Землей супербомбу «Кузькину мать», ударная волна от взрыва которой обошла Земной шар несколько раз, а сама планета едва не сдвинулась с орбиты. Без этого взрыва не было бы истерики руководства США в дни Карибского кризиса 1962 года, или, наоборот, тот кризис мог и не завершиться мирными договоренностями.

Мир вышел на следующий после Хиросимы уровень осознания уязвимости человечества. Чудовищный взрыв стал фактором всеобщего поиска глобальных договоренностей.

Именно после 30 октября 1961 года стал возможен Хельсинский Заключительный акт 1975 года, да и само всеобщее желание договариваться о безопасности и сотрудничестве в Европе. Хотя, конечно, осознание происходящего было не мгновенным.

Другим примером глобальной встряски стал 1991 год и разрушение СССР.

Первым политическим документом, мною написанным и принятым Съездом народных депутатов РСФСР, стало Обращение к Президенту СССР и Верховному Совету СССР о военно-политической ситуации в зоне Персидского залива. Обращение было принято 1 1 декабря 1990 года, когда организованная США международная военная коалиция сосредоточилась вокруг Ирака. М. Горбачев решил поучаствовать в предстоящем «наказании» Ирака и направил в зону сосредоточения советские военные корабли. Антииракские заявления советского руководства конкурировали по резкости с американскими. Министр иностранных дел СССР Э.А. Шеварднадзе заявил в Нью-Йорке, что если в Ираке пострадают советские граждане, то Советское правительство оставляет за собой право «использовать все необходимые меры».

Так что проект Обращения появился вовремя. Я поставил себе задачу не допустить участия советских военных в сомнительной операции, тем более, не допустить гибели наших граждан. Тогда я еще многого не знал, но интуиция меня не обманула.