Страж нации. От расстрела парламента – до невооруженного восстания РГТЭУ - Сергей Бабурин

В тот же день меня срочно попросили прибыть в Белград. Президент С. Милошевич прислал за мной свой самолет (делегация осталась завершить намеченные на день встречи и машинами также вечером вернулась в столицу).

В 16.30 16 октября 1998 года мы познакомились с президентом Союзной Республики Югославии С. Милошевичем. Да, до того дня мы были знакомы лишь заочно, хотя, как выяснилось при встрече, знали друг о друге достаточно много. Первая беседа длилась до 18 часов. Югославский лидер рассказал о положении в Югославии. Ущерб Югославии от санкций к тому времени составил (с 1992 года), по словам президента, более 50 млрд. долл. США. Мы обсудили и ситуацию вокруг югославской федерации, и роль России.

На другой день уже всей делегацией мы встретились с руководителями парламента и правительства Югославии и Сербии, с лидерами всех ведущих политических партий Югославии. Именно 17 октября 1998 года на встрече в 1 1.00 с руководством Сербской радикальной партии во главе с Воиславом Шешелем, Томиславом Николичем и Драганом Тодоровичем впервые прозвучало сербское предложение о вступлении СРЮ в Союз Беларуси и России.

Сделавший это предложение В. Шешель был уверен, что отдаленность и отсутствие общих границ — не препятствие для государственного единства в конце XX века. Я искренне поблагодарил, но, понимая всю значимость вопроса, предложил публично озвучить эту идею Председателю Государственной Думы России Г.Н. Селезневу, визит которого мы условились организовать в ближайшее время.

На новой встрече с С. Милошевичем, который на этот раз принял всю делегацию, я рассказал о предложении B. Шешеля и пояснил смысл своего ответа на предложение.

C. Милошевич меня поддержал. Впоследствии так и произошло. Я предупредил Г.Н. Селезнева и российский МИД о предстоящем предложении. Г.Н. Селезнев, прибывший в Белград, а затем и весь российский парламент горячо поддержали сербскую инициативу, но она так и не была реализована. Ответ Б. Ельцина Милощевичу до сих пор не известен российскому и сербскому народам, но его отрицательный смысл очевиден. Не буду гадать, прозападное ли лобби или непонимание необходимости создавать свои геополитические проекты тому виной, но уникальный исторический шанс соединения Восточного и Южного славянских геополитических проектов был упущен.

Работая в обстановке непрекращающихся террористических вылазок албанских экстремистов в Косово и Метохии, российские депутаты пытались укрепить шаткий мир в крае, сделать ненужной и изначально противозаконной попытку отдельных государств и их союзов применить против Югославии силу в нарушение Устава ООН и без санкции Совета Безопасности. В тот момент такова была позиция России — консолидированная позиция Парламента, Президента и Правительства России.

Не могу не вспомнить добрым словом тогдашнее руководство Газпрома, которое в течение ночи обеспечило нас самолетом. Воздушный коридор «выбивали», когда делегация утром уже прибыла в аэропорт. В тот момент нам удалось в значительной мере разрядить ситуацию, прорвав полетом нашего спецрейса не только дипломатическую изоляцию Белграда.

Но ни Косово, ни Югославию не собирались оставлять в покое традиционные исторические недруги сербов.

В связи с новым витком напряженности, по просьбе югославской стороны, 18–19 февраля 1999 года во главе официальной делегации Государственной Думы России я вновь экстренно посетил Югославию.

Уже на пути из аэропорта моя машина «потерялась» и вскоре в сопровождении Д. Карича я оказался в резиденции президента С. Милошевича. Хозяин резиденции встретил нас улыбкой и объяснением:

— Господин Бабурин, я хочу говорить очень доверительно, без вашего посла. Я не доверяю господину Котову.

Не знаю почему, но я тоже сразу решил говорить откровенно:

— Правильно, господин Президент. Сейчас вообще опасно кому-то доверять. Вот Вам лично разве можно доверять?

И я стал перечислять примеры, когда мой собеседник демонстрировал свою необязательность или неоправданную самоуверенность. В том же Дейтоне отклонял российские предложения, а потом принимал менее выгодные югославам американские. Вспомнил и проблемы Сербской Краины, и Косово и Метохии.

С. Милошевич вначале насупился, но потом оживился и стал многое объяснять, я — тоже. Не лакировал и российскую внешнюю политику после 1991 года. В ходе тяжелой трехчасовой личной встречи со Слободаном Милошевичем мы анализировали ситуацию, обсудили возможные действия Югославии и России. Агрессия была предрешена.

— Сергей, а как Вы относитесь к плану, предлагаемому мне в Рамбуйе?

— Приняв его, господин Президент, вы отказываетесь от Косово навсегда. Готовы ли Вы к этому? Это затронет многие поколения сербов.

— А если я не подпишу этот план?

— Тогда будет война. Слишком сильно наши с Вами общие недруги сжали пружину.

— А если начнется война, может ли Югославия рассчитывать на помощь России?

Вопрос был тяжел. Я хотел бы сказать что-то обнадеживающее, но не хотел обманывать:

— Нет.

Казалось, в комнате сгустился воздух. Слова вязли на губах, но я старался скорее высказаться и избавиться от тяжести своих слов:

— Нет, конечно, российский парламент Вас поддержит. Вы можете на нас полностью рассчитывать. Но не парламент в России определяет внешнюю политику. К сожалению, я слишком хорошо знаю президента Б. Ельцина — он не будет из-за Югославии ссориться с США и Западной Европой. Слишком сильно у нас прозападное лобби, не будем питать иллюзий.

Мы обсудили и ряд других вопросов, связанных с предстоящей агрессией НАТО. Югославский лидер понимал, что дипломатическая капитуляция не просто его делает предателем нации, но неизбежно обрекает СРЮ на внутренний национальный конфликт, а противостояние давлению хотя и ставит СРЮ в общеевропейскую изоляцию, но дает хотя бы слабый шанс на иной выход из тупика.

На другое утро после утренней встречи с председателем Правительства РРЮ М. Марьяновичем и председателем сербского парламента Д. Томичем, оставив делегацию на заместителя, я срочно вылетел в Москву.

От Шереметьево до Государственной думы я буквально «пролетел» за 15 минут (сопровождение и «зеленый коридор»), успел к концу закрытого заседания по ситуации вокруг Югославии, но Г.Н. Селезнев, уже ревновавший меня к роли балканского миротворца, слова мне не дал. Я лишь успел поддержать предложения МИД, изложенные А.А. Авдеевым, и потом уединился с последним для рассказа о белградских договоренностях.

19 февраля 1999 года я пытался активизировать позицию официальной России, а 20 февраля провел соответствующие консультации и в Минске с руководством Белоруссии.

Мы не ограничивались работой с сербской стороной. Руководители МИД России, прежде всего И.С. Иванов, пытались удержать ситуацию в правовом поле, находясь в самом тесном контакте со своими североамериканскими и западноевропейскими коллегами.

В обстановке нового нагнетания обстановки на Балканах 17–19 марта во главе официальной делегации Государственной Думы Российской Федерации я побывал в Албании, где встретился с президентом, председателем правительства, руководством парламента Республики Албании и представителями всех основных политических партий Албании (включая бывшего президента Албании и лидера албанских радикалов С. Беришу).

Албанские руководители не скрывали своих взглядов.

В ходе бесед мы излагали аргументы российской стороны против планов НАТО в отношении переустройства Косово, предостерегали руководство Албании от возможной гуманитарной катастрофы в случае агрессии, о других последствиях политики НАТО на Балканах. Умеренные албанские политики с нами соглашались, но не скрывали, что не смогут противостоять своим радикалам. К сожалению, наши худшие опасения оправдались, причем в кратчайший срок.

После отказа Белграда согласиться с бесцеремонным вмешательством в свои внутренние дела, 24 марта 1999 года Организация Североатлантического Договора, в нарушение п. 4. ст. 2, ст. 51 и ст. 53 Устава ООН, без санкции Совета Безопасности ООН, под предлогом защиты албанской части населения, проживающей в Косово и Метохии, начала ничем не оправданные систематические, интенсивные, по существу — круглосуточные бомбардировки военных и гражданских объектов на территории Югославии. НАТО приступило к планомерным ракетным обстрелам югославской территории. Сосредоточенные вокруг СРЮ наземные силы НАТО не вовлекались в конфликт, в связи с нежеланием американских военных и политиков проверять их боеготовность в прямом столкновении с хорошо подготовленной югославской армией.

Это была необъявленная война: гибли люди, разрушались политические, военные и экономические объекты. Даже европейские либералы стыдливо заявляют, что «это была незаконная война во имя справедливости».