Идеaльный мир - Дим Край

Такая внезапность Влада напугала не на шутку. Он отшатнулся от меня как от безжалостного маньяка и взглянул словно на психа — не началось ли помутнение разума у меня. Я остановился. Из проёма больше не стреляли.

— Я его подстрелил, — сообщил мне Влад. — А ты, какого чёрта, начал стрелять после этого?

Я очнулся. Прекратил бессмысленно палить в пустоту. Всё ли со мной в порядке?

— Ну, ты говорил 'стреляй'… Вот я и стрелял, — оправдывался я, глубоко дыша.

— Да. Но это было раньше. Раньше надо было стрелять… Я его подсёк. Надо бы сходить, проверить. И добить если жива эта сволочь… А-а… Больно! Не успел я увернуться от него… — он прижал бок.

— Надо перевязать… — предложил я.

— Успеется, — отсёк он.

Он встал и короткими перебежками пошёл в сторону дома. Пробежал рядом с трупом щуплого (тот уже не шевелился вовсе), как мне показалось, плюнул в него или сделал похожий жест. Подошёл вплотную к проёму, пытаясь найти цель. Потом выстрелил пару раз. И повернулся ко мне:

— Готов!

'И это он говорит так спокойно… — подумал я. — До чего же ужасна война! Она делает из людей циников, бесчувственных, безнравственных циников…'

Я вытащил из пистолета обойму. В магазине насчитал 7 пуль. Восьмая была в бойке. От оружия разило пороховой гарью. Я задвинул магазин обратно и продолжил наблюдал за домом.

Влад начал возвращаться. Перебежками вышел на перекрёсток. Неожиданно прозвучал одинокий выстрел. Влад мгновенно припал к земле и направил пистолет в сторону от себя, вправо — в створ другой улицы. Выстрелил. Кто-то невидимый хрипло вскрикнул оттуда. Было слышно, как шумно упал автомат или какое-то другое оружие. И гулко упало чьё-то тело на тротуар.

Теряя самообладание, я подбежал к Владиславу. Обернулся направо, заметил бездыханное тело какого-то человека в такой же военной форме, что и щуплый.

— Влад! — кричал я.

— Это ещё один, — проговорил он сипло, покашливая. — Третий… Надеюсь, последний. Он слышал наши выстрелы. Он сидел на балконе — на выступе этом… И целился в меня. Он в меня попал…

Я видел как из груди Влада выливается что-то тёмное плотное, липкое… Из уголков рта Влада бордовыми струйками бежала кровь. Я перевернул его на спину. Его тело размякло. Слишком размякло. Это не реально для человеческого тела… Он отчаянно сказал с невероятным трудом и храбростью:

— Я рад, что увидел тебя… Батя! Что ты живой… — он улыбнулся. — Я очень рад…

— Нет, нет, нет, нет!! — закричал я, нервно перебирая тряпки в сумке. — Говори со мной. Не умирай! Живи! Ты должен жить, солдат!.. Ты должен…

Я тряс сумку пытаясь найти, вытащить, выдернуть из неё что-то, что бы помогло Владу. Начал перебинтовывать грудь… Кричать Владу: 'Ну, скажи что-нибудь'… Но Влад молчал. Ничего не говорил. Смотрел на меня и тихонько улыбался… Пульс не прощупывался. Он уже никому ничего не должен… Он был мёртв.

Следующие события я помнил смутно. Словно я спал всё это время и мне снился какой-то странный сон, а я не мог понять его логику, его таинственный и скрытый смысл. События растворялись по мере движения времени. События обволакивал молочный туман. Я не запоминал, что происходит вокруг меня — мне это было как-то безразлично. Я отстранился от реальности и не воспринимал этот мир. Но я отчётливо запомнил, что было внутри меня. Во мне что-то горело. Так сильно и нестерпимо жутко, что я не мог выдерживать градуса. Казалось, что под таким градусом должны были выгореть все мои внутренности, включая лёгкие, горло, печень, почки, селезенку, даже мозг перегревался и чувствовал себя душно. Меня постоянно тошнило. Рвало меня изнутри, раздирало на части. Я не мог нормально стоять и двигаться. Мне хотелось прилечь. Но подходящего места всё не находилось, сколько бы я не перебирал ноги в беспамятстве — кругом рваные камни, блеклые осколки стёкол, жидкая грязь разлитая всюду, пламя, едкий дым раздирающий глаза.

Я не мог точно вспомнить, как я попал в плен. Как меня, собственно, повязали? Похоже, это было до безумия банально просто, кто-то мне сказал: 'А ну стой!'. Я послушно остановился. Потом сказал: 'Руки вверх!'. Я поднял руки. И затем сказал: 'Иди за мной'. Я пошёл за ним.

Я даже не помнил, как получил ранение в руку. Очнулся лишь, когда меня пронзила жуткая боль в левой руке. Мне почему-то изначально казалось, что меня укусила громадная оса с большим, ядовитым жалом. Только тогда я начал приходить в себя и возвращался в реальный мир из прострации. Обнаружил возле себя солдата. Он громко кричал на меня что-то нечленораздельное. Ругал меня за что-то. Из его тирады слов я уловил, что мне надо идти в общем строю, не отставать от всех, не отходить от дороги и выполнять все приказы, которые отдают солдаты. А тем более не притворяться идиотом. Иначе меня пристрелят. На груди его униформы красовалась эмблема AL. Я закивал — мол, понял тебя. Он усмирился и даже дал мне бинт — чтобы завязать рану и остановить кровотечение. Что я и сделал…

Я с удивлением обнаружил, что сумки у меня в руках не было — либо у меня её забрали, либо я оставил её возле Влада, забыл про неё. Но у меня почему-то был во внутреннем кармане куртки пистолет. Я случайно его нащупал. И возможно даже заряженный с восемью пулями на борту. Не помню почему он всё ещё у меня. Не могли же они взять и разрядить мой пистолет, а потом вернуть мне? Скорее бы забрали мой пистолет вместе со всеми пулями. Почему он всё ещё там? — я не мог понять. Для меня это казалось не логично. Очень странно, что они меня не обыскали. Видимо мой жалкий и унылый вид и полное подчинение их ничуть не насторожили. Они посчитали меня безвредным гражданским, который как-то затерялся в городе или вообще свихнулся, тронулся умом…

Оказывается со мною шли ещё несколько гражданских, которых вели перед собой эйэловцы. Они торопливо подгоняли всех, тыкая дулами автоматов в спины и запугивающее размахивали прикладами. Куда вели нас — я не имел представления. Смутно вспоминал, что до этого шёл по подрагивающему наплавному мосту через реку Волхов или через другую широкую реку. В Новгороде помимо Волхова есть другие реки? Я не помнил. А сколько я шёл — тоже не помнил. Но судя по тому, что уже стремительно вечереет и скоро солнце сядет за горизонт, мы шли достаточно долго. И, быть может, прошли весь город.

Через несколько кварталов мы вышли к железнодорожному вокзалу. Слева от нас чернел разрушенный автовокзал. Железнодорожный вокзал был без крыши. А верхний этаж был выгоревшим. Первый этаж был удивительно целым и невредимым. Местами даже окна и двери целы — что являлся крайне редким явлением в этом практически мёртвом городе…