Охотясь на Аделин - Х. Д. Карлтон

меня изо всех сил. Он утыкается лицом мне в шею и просто… слушает.

Слушает, как его сердце разрывается в моей груди.

Голоса в моей голове становятся громче, и я впиваюсь пальцами в свой череп, отчаянно пытаясь вырвать их оттуда. Однако меня останавливают его руки, хватающие их и зажимающие между нашими грудными клетками.

– Их больше нет, – сбивчиво шепчет он. – Слушай мой голос, детка.

Я трясу головой, но он продолжает говорить. Он рассказывает мне о том, как впервые увидел меня и как неуверенно я выглядела в помещении, полном людей. Я словно была заперта в стеклянной коробке, а все остальные наблюдали за мной снаружи, как за животным в зоопарке. Потом он рассказывает о том, как я впервые встретилась с ним лицом к лицу. Я выбежала из дома, вопя подобно банши, с огнем в глазах и плюясь ядом. Он вспоминает, как был ошеломлен моей смелостью и как сильно он проникся тем мгновением.

– Я видел женщину, которой было невыносимо существовать в собственной оболочке, и женщину, уютно устроившуюся в готическом особняке, в доме наедине с призраками, которые ее преследуют. И я любил обе версии тебя, как люблю и ту, какая ты сейчас, – сильную и уязвимую. Несмотря ни на что, в твоем сердце по-прежнему горит огонь, и это никогда не изменится. Этого у тебя никогда не отнять, Аделин.

Его слова заставляют меня плакать еще сильнее, но, как он и обещал, они постепенно прогоняют голоса.

Проходит неописуемое количество времени, прежде чем я наконец успокаиваюсь настолько, что могу составить членораздельное предложение.

– Иногда я не знаю, смогу ли я когда-нибудь переносить твои прикосновения, – признаюсь я сдавленным шепотом.

– А тебя это устраивает? – спрашивает он. – Ты хочешь прожить свою жизнь так? Бояться прикосновений мужчины – бояться меня?

Так ли это? Кажется, я хочу замкнуться в себе и больше никогда до конца моих дней не позволять мужчинам касаться меня. Не хочу, чтобы каждый раз, когда чувствую прикосновение чужой кожи к своей, в моей голове вспыхивали образы.

Но другая часть меня неистово противится этой мысли. Та часть, которая позволила мне сжать его руку с рукоятью ножа в ней. Я не хочу, чтобы эти люди забрали у меня еще больше, чем уже получили.

Потому что, если я поддамся, этим они не ограничатся. Они продолжат отбирать каждую частичку меня, пока не останется ничего, кроме контура, обведенного мелом.

– Я не знаю, как… терпеть их.

– Даже собственную руку? – хрипит он.

Он отстраняется и аккуратно ставит меня на пол.

– Ты вернула себе силу с помощью ножа. Ты можешь вернуть ее и физическим контактом. Позволь мне помочь тебе.

Я в замешательстве смотрю на него своими опухшими глазами.

Его сверкающий взгляд изучает мое лицо, и мне не требуется зеркало, чтобы догадаться, что моя кожа раскраснелась, а на щеках засохли дорожки слез.

Он тянется через меня и поднимает розу на тумбочке, принимаясь вертеть стебель в пальцах. Шипы вонзаются в его кожу, и на них проступают крошечные капельки крови.

– Ты не обрезал шипы, – шепчу я.

– Я оберегал тебя от боли, но иногда принять боль – единственный способ ее преодолеть. Сними свое платье, – тихо велит он. Я растерянно моргаю и уже открываю рот, но он прерывает меня: – Просто доверься мне, Аделин. Я не сделаю ничего, чего бы ты не захотела сама.

Я смотрю на него, и мое сердце начинает учащенно биться, когда он говорит о желаниях.

Сглотнув, я протягиваю руку за спину и вслепую расстегиваю молнию, позволяя верхней половине платья упасть. Стягиваю ткань с тела быстро, не давая себе возможности задуматься о том, что делаю. Что он заставляет меня делать.

– Хорошая девочка, – выдыхает он. – И лифчик тоже, Адди. Сними его.

Я качаю головой, и обрывки голосов снова начинают раздаваться в моей голове.

– Не думай ни о чем. Просто делай что я говорю.

Прикусив губу, я снимаю лифчик без бретелек и отбрасываю его в сторону.

– Хорошая девочка, – хвалит он.

Его глаза прикованы к моим. Я жду, когда они опустятся, но они не делают этого.

Такой красивый Алмаз, только посмотрите…

– Не думай, Аделин.

Я зажмуриваю глаза, прогоняя мысли из головы.

В груди слишком тесно, и паника снова начинает разрастаться.

– Зейд…

– Шшш, – шепчет он.

Он садится на пол, приваливаясь спиной к каркасу кровати, и раздвигает ноги. Мои мышцы напрягаются – до тех пор, пока я не начинаю вибрировать от желания сбежать.

– Сядь сюда, – уверенно произносит он, похлопывая по полу между своих ног.

Я колеблюсь, несколько секунд уходит на то, чтобы набраться смелости и послушно подползти к нему. Я смотрю куда угодно, только не на его лицо. Если увижу его, то пойду на попятную.

– Отвернись от меня.

С облегчением отворачиваюсь и устраиваюсь между его мощными бедрами.

Я все еще напряжена, но так дышать значительно легче.

– Я собираюсь прислонить тебя к себе, – предупреждает он.

Закусив губу, киваю и позволяю его руке обхватить мое тело и опуститься на мою грудь, помогая откинуться назад.

Он словно гнет металлическую ложку. Это требует усилий, но в конце концов я откидываюсь на него. Его тепло проникает в мою кожу, подобно солнцу, освещающему лицо в первый теплый день весны после долгой холодной зимы.

– Вот так, детка. Расслабься.

Мне приходится сделать несколько вдохов, прежде чем комок, образовавшийся в моем горле, рассасывается.

– Дыши, – шепчет он.

И я дышу. По крайней мере, пытаюсь.

Воздух вырывается из меня, как из старого двигателя. Кажется, что я вдыхаю химикаты. Все горит. Мои легкие слишком сжаты.

– Возьми ее, – говорит Зейд, протягивая мне розу перевязанной рукой.

По его запястью стекают тоненькие струйки крови, и что-то в этом успокаивает меня, точно так же, как и тогда, когда он разрезал себе руку ножом, чтобы доставить мне удовольствие.

Наблюдая за тем, как кто-то другой истекает кровью, я уже не чувствую себя такой одинокой.

Я беру розу, и шип тут же вонзается мне в кожу, но я почти не ощущаю этого. Все мое внимание приковано к теплу тела, прижимающегося к моей спине.

– Можно я прикоснусь к твоим бедрам, детка? – спрашивает он, его голос приглушен и глубок.

Я еще раз киваю, и его большие руки медленно раздвигают мои бедра. Все мое внимание сосредотачивается на этом движении, и ужас становится слишком сильным. На подушечках моих пальцев расцветают мурашки, и я знаю, что очень скоро они поползут вверх по моим конечностям, пока я не перестану их замечать.

– Расслабься, – успокаивает он. –