Самая счастливая, или Дом на небе - Леонид Сергеев

Шофер грузовика — худой, сутулый азербайджанец, снизил тариф до десяти рублей, но и это было нам не по карману (мы рассчитывали никак не больше «пятерки» за двоих).

— А сколько дадите? — поинтересовался шофер и, когда мы назвали свою цену, хмыкнул: — Хм, за такие деньги никто не повезет. Идите на своих двоих, пешком.

Мы и пошли. Но очень скоро почувствовали, что в наших желудках от вино-фруктового завтрака не осталось ровным счетом ничего и силы резко идут на убыль. Кстати, я тут же сделал вывод — «Хванчкара» придает дополнительные силы лишь при умеренном употреблении, а в больших дозах не только ничего не придает, но и отнимает последнее. А Алексей высказался в том смысле, что наши организмы не привыкли к изыскам и требовали чего-то плотного, привычного. Короче, мы присели на обочину и достали незаменимые походные консервы — «кильку в томате». И в тот момент, когда мы уплетали кильку, мимо, поднимая пыль, прокатил грузовик азербайджанца.

Когда пыль осела, мы увидели, что машина стоит невдалеке, а шофер сидит на обочине, покуривает и искоса посматривает в нашу сторону. Ему явно хотелось подойти, но он медлил. Наконец, не выдержал: бросил окурок и подошел.

— Чтой-то вы едите?

— Кильку в томате, — просто сказал я.

— Хм, никогда не видел.

— Высший класс! — Алексей поднял большой палец.

— Ладно, дайте две штуки банок, довезу до самого Кутаиси.

В кабине шофер спросил:

— Из Хванчкары идете?

— Оттуда, — в один голос подтвердили мы.

— У меня там земляк. Важа. Мы оба из Кутаиси. Не встречали?

— Как же! — обрадовался Алексей. — Да мы с ним бочку вина выпили. Веселый и добрый парень.

— Добрый за чужой счет, — презрительно скривил губы шофер. — Я-то его знаю! Бездельник он, и бабник!.. И дом не его. Дом одного директора из Кутаиси. Большой человек и благородный. Сдает дом Важе из жалости. Важа продает его вино…

Какое-то унынье охватило нас с Алексеем. Зачем Важа выпендривался? К чему эта пыль в глаза, дурацкая похвальба?!

— Я сразу усек, что здесь что-то не то, — сказал я Алексею. — У меня сразу зашевелилось подозрение. Настоящие богачи не афишируют свое богатство и ведут неприметный образ жизни. Особенно в нашей стране, где полно завистников.

— Грузия — это вам не Россия, — многозначительно изрек шофер, — здесь все наоборот.

— Именно поэтому я раньше тебя обо всем догадался, — сказал мне Алексей.

— Так что ж давал себя дурачить?

— А как-то стыдно разоблачать человека, когда он беззастенчиво врет. Обижать не хочется… Ну, хочет парень выглядеть богачом — пусть выглядит. Бог с ним, с дуралеем…

Показались пригороды Кутаиси, и мне впервые за последние дни пришла в голову здравая идея.

— Слушай! — обратился я к шоферу. — У нас есть билеты на поезд, не поможешь их закомпостировать до Сухуми? Сейчас курортное время и, скорей всего, с местами туго. А ты, наверно, всех в Кутаиси знаешь?

— Как не знать?! Всех нужных людей знаю, — ухмыльнулся шофер, но больше не произнес ни слова.

Пауза затянулась и Алексей, молодчина, нашел выход:

— У нас есть еще три банки кильки. Отдадим тебе.

— С этого и надо начинать, — угрюмо буркнул шофер. — За просто так никто ничего не делает.

«А Важа»? — подумал я и, размышляя дальше, окончательно запутался в странностях кавказской натуры.

Шофер закурил и задал прямолинейный вопрос:

— С какой целью едете в Сухум?

— Окунуться в море, — расплылся Алексей.

— Хм. Приедешь домой, напусти синьки в ванну и ныряй, — шофер скривился в полуусмешке, радуясь своему юмору. — Я думал, по делу. Продать что-нибудь или купить…

Пока садились в поезд и катили до Сухуми, унынье (уже удвоенное, вернее, уже с примесью горечи) не покидало нас, и только когда открылось море и в окна ворвался йодистый запах, мы приободрились и отвлеклись от мрачных мыслей.

Словесный портрет одного чудака

В юности я был уверен — Гоголь своих персонажей придумал; теперь, к старости, доподлинно знаю — не придумал, а списал с реальных людей. Во всяком случае я встречал живых Маниловых и Ноздревых, а с Плюшкиным до недавнего времени жил в одном доме. Ему было за пятьдесят, но все, даже дети, звали его Коля, а меж собой Долгоносик — за необычную внешность: квадратное туловище, короткие ноги и вытянутое лицо, на котором выделялся карикатурно длинный нос. Благодаря своей колоритной внешности, Коля одно время снимался в кино — участвовал в мелких комических эпизодах (без текста); в те дни нам, соседям по дому, он напыщенно объяснял:

— Хм, чтобы пародировать, надо все делать лучше любого актера.

Но затем Колино мастерство несколько поблекло — он стал повторяться, «выкидывать штампы», и его приглашали только в массовку.

— Коля, давай! — кричали на съемочной площадке.

И Коля давал — строил гримасы, участвовал в драках, а то и просто шастал взад-вперед перед камерой, изображая «прохожего». Случалось, столь незначительные роли вселяли в Колю глубокое уныние; однажды, просмотрев старую ленту, где у него была «приличная роль», он сказал мне, что «как актер кончился, жизнь потеряла смысл» и объявил, что покончит с собой — к счастью, на следующий день забыл о своей угрозе.

На самом деле смысл жизни для Коли заключался совершенно в другом, но об этом чуть ниже — необходимо еще упомянуть об основной профессии незадачливого актера.

Специальность у Коли была самая что ни на есть прозаическая — электротехник, тем не менее он считал ее неким продолжением своей привязанности к кино — его мастерская находилась при киностудии и он отвечал за осветительную аппаратуру. Ко всему, работники съемочных групп то и дело заглядывали в мастерскую что-либо подремонтировать, и недостатка в левых заказах у Коли не было, то есть он выжимал немало выгоды из своей скромной профессии; не случайно, мастерскую (обычный хозблок) Коля называл высокопарно — «электростудия», что приближалось к истине.

В общем-то, Колю можно было охарактеризовать бесхитростным чудаком и, безусловно, неплохим работником (к своим обязанностям он относился добросовестно, на работе не пил — только после работы и исключительно пиво), можно было бы считать электрика-актера и неплохим человеком, если бы не его крохоборство. Он скручивал показания счетчика, чтобы меньше платить за электричество; экономил деньги на еде — старался позавтракать у одних соседей, поужинать у других (заходил как бы по делу) — благо все мы считали за честь побеседовать с «актером», узнать киношные сплетни.

Пиво Коля пил в двух местах — в театрах и в консерватории — заходил в буфет во время перерыва (когда уже не проверяли билеты), покупал пару бутылок и садился за столик.

— Хм, там и пиво дешевое и сиди хоть до конца спектакля, концерта, и публика культурная, не то что разная пьянь в пивбаре, — объяснял он.

Как-то Коля подобрал породистую собаку — думал получить вознаграждение, но объявлений о пропаже не появилось и Коля решил в выходной день продать пса на Птичьем рынке, а до выходного, чтобы избавить себя от лишних расходов, собирал для собаки объедки в столовой киностудии и, по слухам, однажды отнял у вороны рыбу…

В автобусах Коля ездил без билета и не раз бегал от контролеров.

— Неужели тебе не стыдно? — как-то спросил я. — Ты ж не мальчишка!

— Хм, государство обдирает нас как липы. Во всем. Обкрадывает налогами, зарплатами подачками, — дальше, распалившись, Коля готов был разнести «государство» в пух и прах, но, вспомнив о своем актерстве, «демонстрировал искусство паузы» и закончил более-менее спокойно: — И я буду его надувать везде, где можно. Скажешь тоже — стыдно! Государству должно быть стыдно перед народом.

Вот такая у Коли была идеологическая позиция, и многие с ним соглашались, но почему-то не шли по его пути и ничего не делали для того, чтобы приструнить это самое «государство», точнее чиновников, которые, по словам Коли, «разжирели за наш счет».

Однажды умерла какая-то дальняя родственница Коли — одинокая старуха, которая все свое состояние (никчемное барахло) завещала наследникам (Коле и его двоюродной сестре). Через некоторое время я спрашиваю у Коли:

— Ну как, ты разбогател?

— Хм, знаешь, сколько государство припаяло за наследство?! Я взвесил, да еще перевозка — и плюнул на это дело… Хм, государство за все гребет проценты, — после «необходимой паузы», Коля продолжил: — Вот ты подаришь мне что-то, а часть я должен отдать в казну. С какого хрена?! Кукишь ему, государству нашему!

Коля зарабатывал неплохо и долгое время я не мог понять, на что он тратит деньги, тем более что семьи у него не было, никаких увлечений (кроме актерства) он не имел, никаких ценностей не приобретал (в его квартире была не мебель, а рухлядь), но однажды Коля разоткровенничался.