Сборник 'ИЗБРАННОЕ' - Теодор Гамильтон Старджон
Шрифт:
Интервал:
Закладка:
— Это были дети, — голос Филоса отрывисто доносился из темноты, дети хомо сапиенс.
— Что?
Филос остановился в темноте и опять начал рыться в земле. Он снова извлек горящий светильник из груды земли и мусора, и поставил его на камень. Чарли осмотрелся — они были в пещере с гладкими стенами, наверное, когда-то в раскаленной магме вулкана скопился газовый пузырь. — Вот здесь это было, — кивком головы указал Филос. — Фрур пытался спрятать их от меня. Я очень… не люблю, когда от меня что-то скрывают.
— Мы исследовали пещеру и прилегающую часть горы. Вся она была пронизана туннелями. Кстати, сейчас их уже нет. Мы нашли дорогу обратно, прошли почти через всю гору и вылезли через дыру в ста футах от места обвала. Выход был за пределами купола Лидома.
— У меня болело все тело, горе поглотило меня, я был зол. Фрур тоже. В голову нам пришла дикая мысль. Нога и ребра Фрура болели, но он мог перемещаться — мы, лидомцы, вообще легко переносим боль. Но у меня были внутренние повреждения и их нельзя было оставлять без вмешательства. Мы договорились, что я вернусь, а Фрур просто, ну, исчезнет на время.
— Для чего?
— Мне нужно было выяснить ситуацию. Я потерял двух детей — они принадлежали к хомо сапиенс. Случилось ли это только со мной? Я боялся узнать ответ, мне хотелось вместе с Фруром покинуть Лидом, скрыться куда-нибудь подальше, чтобы все хорошенько обдумать…
— Итак, было решено: я возвращаюсь, Фрур остается. После лечения я должен был вернуться сразу, как только смогу. Я выбрался через одну из труб, мы инсценировали еще один обвал. Меня нашли спасатели. Конечно, они копали там, где я указал, но Фрура не нашли. Однако, мы устроили второй обвал слишком хорошо: я снова пострадал. Прошло много, очень много времени пока я смог стать на ноги. Я сразу поспешил назад, сюда, мне никто не препятствовал, все понимали мое горе. Хотя я и оставил почти всякую надежду, я все-таки надеялся. Фрур без моей помощи родил двух детей, и один из них умер.
Они тоже были хомо сапиенс.
— Филос!
— Да, хомо сапиенс. Мы оставили все сомнения. Получалось так, что лидомцы рождались только в Первом Медицинском блоке. Совпадает ли это с тем, что ты знаешь о мутации?
— Не думаю.
— Мутации нет, Чарли. Милвис хотел, чтобы ты узнал именно это. Фрур жив и находится здесь, здесь же и мой ребенок хомо сапиенс и я хочу, чтобы ты это знал.
Для Чарли Джонса это было много, слишком много за один раз. Он начал расспросы.
— Милвис не знает, что произошло с тобой здесь?
— Нет.
— Твой… Фрур жив и находится здесь? (Ведь Назив говорил, что обвал случился много лет назад!). Когда это произошло, Филос?
— Давно. Сутин — ребенок — уже почти такой, как ты.
— Но… почему? Почему? Отрезать себя от всего…
— Чарли, как только я смог, я начал изучать все сведения о Лидоме вещи, которыми я никогда не интересовался. Лидомцы — открытый и искренний народ — ты в этом убедился — но они люди, и потому каждый носит в себе что-то сугубо личное. Может, они так устроены, они отвечают на расспросы, но не всегда делают это по доброй воле. В Первом Медицинском блоке есть секреты, есть они и в Первом Научном блоке. Это не секреты в твоем понимании — «для служебного пользования», «совершенно секретно» и прочая чушь. Это вещи, которые в обычной обстановке никто никогда спрашивать не будет. Например, кто будет интересоваться месячной потребностью анестетиков в нашем терапевтическом корпусе? А она весьма велика. Никто не удивляется, почему наши младенцы находятся в инкубаторах целый месяц, прежде, чем мы их впервые увидим. Кто станет расспрашивать об экспериментах с путешествиями во времени? Представь, я случайно узнал об Естественном Контроле, да и этого бы не произошло, если бы не рождение Сутин.
— А что такое «Естественный Контроль»?
— Это ребенок, спрятанный в Первом Медицинском блоке. Ребенок хомо сапиенс, его мозг усыплен. Они сверяют с ним свою работу. Ты видишь, наши трое детей, которые умерли, не были единственными родившимися хомо сапиенс. Когда я узнал об Естественном Контроле, мы решили оставить Сутин здесь, конечно, это означало, что Фрур тоже должен остаться в пещерах. Когда Сутин родился, он показался нам маленьким уродцем, прости меня, Чарли, но он выглядел очень непривычно, хотя мы и полюбили его. Все происшедшее заставило нас еще крепче привязаться к нему. Милвис не получит Сутин никогда.
— Но… что будет дальше? Что вы собираетесь делать?
— Это зависит от тебя, Чарли.
— От меня!
— Ты его возьмешь с собой, Чарли?
Чарли Джонс всмотрелся в освещенную тусклым серебристым светом фигуру в темном плаще, в подвижное выразительное лицо. Он думал об упорстве, боли, заботе, об одиночестве, которое испытывают два любящих человека, так часто разлучающихся, об их любви к своему ребенку. Еще он подумал о ребенке — маленьком отшельнике, заживо похороненном в толще горы, о других детях, на которых ставят опыты в лаборатории. Взять его с собой, в свой мир? Без знания языка, обычаев… можно принести еще больше вреда, чем Милвис.
Он уже готов был покачать головой, но, взглянув на Филоса, взволнованно следившего за каждым его движением, не смог открыть рта. Кроме того, Сиес и Милвис не допустят этого. (Но помни, Чарли, помни — ты знаешь установки машины!).
— Филос… ты можешь провести нас в Первый Научный блок к машине времени так, чтобы нас не увидели?
— Если нужно, смогу.
Далее Филос не сказал ничего особенного, но то, как он произнес эти слова, как блестели при этом его глаза, сказало Чарли о многом.
Филос прошептал: — Идем, расскажем Фруру и Сутин.
Еще плотнее завернувшись в толстый плащ, Филос жестом пригласил Чарли сделать то же самое. Затем он приложил ладони рук, одну над другой, к дальней стене, пальцы его, видимо, вошли в специальные углубления, Филос нажал, и плита отошла, открыв вход в помещение. Заглянув внутрь, Чарли увидел треугольную камеру, откуда сразу же повеяло морозным воздухом. Здесь устроен воздушный шлюз, — пояснил Филос. — Купол Лидома уже закончился, мы фактически за его пределами. Держать вход открытым нельзя, так как будет постоянная утечка воздуха, и на насосной станции этим кто-нибудь заинтересуется.
Чарли впервые
