Пришелец - Александр Волков

— И что Он сказал? — взволнованно перебил второй. — Был у нас все-таки хоть какой-то шанс?..

— Ничтожный… Впрочем, по моим расчетам выходило примерно то же самое…

— Но неужели нельзя было им воспользоваться?

— То есть использовать, да? — искренне расхохотался первый. — Опять это дивное словечко!.. Даже здесь, сейчас, когда все уже кончено, навсегда, на всю оставшуюся Вечность, — о-хо-хо!..

— Плевать на словечки! — взвигнул второй. — Да или нет?

— А, опять простое решение?!. — вскинулся первый. — А вот не скажу!.. Не скажу — и все!.. И что вы со мной сделаете, а?.. Пропустите через плазменный катализатор?.. Через аннигилятор?.. Что?.. Ни-чего!.. И от этого я счастлив на всю оставшуюся Вечность!.. В отличие от вас, почтеннейший!.

— Значит, не скажете?.. Хорошо, тогда я сам скажу, кто мог использовать этот шанс…

— Ну-ну, — кивнул первый, подбрасывая шар в ладони, — говорите, это любопытно…

— Магистр!.. — тихим и жутким шепотом просвистел второй, наклоняясь к первому и неприметно протягивая руку к шару.

— Умница! — прошелестел первый, отводя его ладонь в сторону. — А знаешь, почему Он этого не сделал?

— Потому, что мы оказались недостойны, да? — жалобно заскулил второй.

— Ты сказал! — жестко усмехнулся первый.

— Но неужели все?.. Неужели ни одного не нашлось?

— Кто знает, — загадочно улыбнулся первый, — может, кто-то и нашелся, и, может быть, даже не один, но…

— Да-да, я понимаю, — невнятно забормотал второй, — один, два, десяток — такая мелочь…

— Для вас — мелочь!.. Но не для Магистра, — сурово сказал первый, — ибо ни один волос не упал с головы без воли Его!

— Но тогда почему?.. — растерянно прошептал второй, все еще пытаясь дотянуться до шара. — Не понимаю…

— Потому что каждый получил свое! — торжественно произнес первый. — Кто-то — вечные и бесплодные скитания, кто-то — вечное блаженство…

— Вечное блаженство?!. — засуетился второй. — Кто это, хотелось бы мне знать, умудрился получить вечное блаженство?..

— Имеющий уши да слышит, — загадочно улыбнулся первый, скрывая мерцающий голубоватый шар в глубоких складках мантии.

— Это все так, — медленно проговорил второй, отрешенным взглядом прослеживая движение его руки, — только шарик я попросил бы вернуть…

— Шарик?.. — Первый широко развел прозрачные ладони и даже потряс пальцами над провисшим пологом. — Какой шарик?..

— Не валяй ваньку, ты, блаженный! — истерически взвизгнул второй. — Хватит с ними цацкаться — трах-бах, и все, никаких тебе страданий, мучений. Дураку ясно, что ничего у них не получится!..

— А вдруг?!. — резко перебил первый. — Один ведь уже удался, и от этих двоих Магистр может произвести целый народ, не ведающий и не творящий зла…

— Думаешь? — злобно ухмыльнулся второй.

— Я не думаю, — спокойно ответил первый, подбирая складки мантии и воспаряя над пологом, — я знаю…

— Отдай шар, ты, знающий! — потянулся за ним второй.

— Зачем?.. Хочешь на миг стать маленьким магистром, да?..

Он завис над пологом и провел по влажному ночному воздуху расправленной ладонью.

— Не твое дело, высоколобый! — прохрипел второй, пытаясь поймать его руку. — Мой шар, что хочу, то и делаю…

— Был твой, да весь вышел! — тонко просвистел первый, воспаряя над флагштоком.

— Но за что?.. За что?.. — протяжно застонал второй, взмахивая руками и как бы карабкаясь к звездам вслед за первым.

— Да все за то же!.. За любовь к простым решениям!..

И первый стал широкой спиралью ввинчиваться в небесный купол, пока не затерялся среди мерцающей звездной россыпи. А второй все продолжал высвистывать какие-то яростные проклятья, карабкаясь вслед за ним по невидимой наклонной плоскости, пока не растаял в широком лунном луче где-то над лесом.

Вслед за этим постепенно угас призрачный голубоватый свет, наполнявший коробчатую внутренность полога и обводивший тела спящих переливающимся лучистым контуром. При этом Норману показалось, что весь разговор между двумя темноглазыми призраками длился не дольше, чем полминуты, что, собственно, никакого особенного разговора и не было, а было лишь легкое потрескивание, какое бывает в сухих зарослях рангоута в предвкушении грозы, и небольшой опаловый шар, плавно покинувший одну мантию и исчезнувший в складках другой.

Но падре впоследствии утверждал, что слышал не только потрескивание, но и довольно жесткую перепалку, в ходе которой первоначальный владелец шара хоть и наскакивал на своего собеседника, возвышая голос до тончайшего писка летучей мыши, но, по-видимому, так ничего и не добился, и потому, утратив свой шар, имевший, по всей видимости, немалую ценность, по косой траектории перевалил через стену форта и исчез над лесом.

Глава вторая

ИСПОВЕДЬ

Если в чем-то падре и командор не противоречили другу другу, так это в том, что все то время, пока шар, подобно опаловому маятнику, раскачивался между двумя туманными собеседниками, их лица невидимыми волнами обдавал тихий, слегка покалывающий кожу холодок. Но как раз об этом, казалось бы, не очень значительном обстоятельстве они оба почему-то старались не вспоминать, а если один невзначай проговаривался, стирая со лба внезапно выступивший пот, то другой тут же делал абсолютно непроницаемое лицо и, глядя мимо виноватых глаз собеседника, вскользь бросал какое-нибудь ничтожное замечание. И еще: после той ночи падре и командор, зачастую вступавшие в перепалку по самым, казалось бы, пустяковым поводам, стали ощущать некое странное, непривычное для обоих чувство родства душ. На деле это порой выражалось в сущей ерунде, вроде просьбы очинить свежую зубочистку или взглянуть на странно изогнутый, тускло поблескивающий над тропой сук, но когда на кончике зубочистки оказывался представитель смертоносной разновидности синего местного муравья, а сук оборачивался роскошным экземпляром Crotalus horridus — полосатого гремучника, оба опять ощущали на лицах волну легкого колкого озноба, который Норман про себя называл «холодком смерти».

И потому сборы в поход к Золотой Излучине происходили при столь полном взаимном согласии, что Норман, несмотря на свое трепетное отношение к лошадям, не возражал и не вмешивался, когда падре, прикинув на гибком тростниковом рычаге вес того или иного тюка, предназначенного для носильщиков, сам распаковывал его и перекладывал что-нибудь в один из лошадиных вьюков.

На том, что во время их отсутствия главным лицом в форте Сафи, названном так по настоянию Нормана, останется Эрних, падре и командор сошлись почти не сговариваясь и даже не помня, кто из них первым назвал его имя.