На берегах тумана - Федор Чешко

Этот голос, превращенный железом наличника в какой-то нечеловеческий рык, был так требователен и жуток, что Нору даже в голову не пришло выкручиваться или хотя бы мешкать с ответом. Но вышедший из повиновения язык помимо хозяйской воли поторопился ляпнуть внезапную несусветицу, и за наличником фыркнули:

— Экое, однако, ты себе имечко людоедское выискал! Леф — надо же!

Насмешка была на удивление добродушной, но кто-то другой (глухие шлемы не давали даже понять, который из рейтар говорит) процедил: «Врешь!», и тут же новый вопрос (снова не понять, чей):

— Почему ночью шляешься?

Нор не ответил. Если они действительно уверены в его вранье, то этот вопрос лишний; если же нет, то схваченный сопляк имеет полное право онеметь с перепугу и немного похлопать глазами. Парень успел заметить, что рейтар всего трое (значит, не случайный патруль — засада). И еще ему показалось, будто допрашивают его только двое: третий же хоть и стоит над душой, но добычей не интересуется, а продолжает следить за улицей. Значит, они все-таки сомневаются, что поймали того, кого хотели?

Лихорадочные размышления Нора были прерваны увесистым тумаком — рейтары начинали терять терпение. Ну так как же это улыбается старый Зизи?

— За что?! Почему гневаются почтеннейшие господа блюстители?! Я ничего такого не делал, я просто шел...

— За каким бесом ты вздумал «просто идти» ночью? Ночью честным малым положено спать, а не шастать!

— Это не я! Это хозяин! Он велел какие-то железки кузнецу в починку нести, пришлось ждать...

— Где живет твой хозяин?

— На Горшечников... — Нор прикусил язык, но было поздно.

— Где-где?! Он что, ближе кузнеца не нашел?!

Думай, дурак, думай скорее! И подмыл же бес ляпнуть такую глупость. Да скорей же, выкручивайся, не тяни!

— Мой почтеннейший хозяин все может! (Во-во, молодец, только поспесивей, понахальней!) Откуда я знаю, чем ему приглянулась именно та кузница, что возле шлюпочной верфи? Может, тамошние мастера умелее прочих — он же мне объяснять не станет! Он даже орденским иерархам ничего объяснять не хочет — делает, и все...

Рейтары переглянулись, потом один из них осторожно спросил:

— Кто твой хозяин? Говори быстро!

— Хе, «кто»! — Нор самодовольно вздернул подбородок. Чувствовал он, что далековато завело его это вранье, но спускать штандарт было уже поздно. — На улице Горшечников есть мост, а возле моста — домик с башенкой. Продолжать? Или вы, почтенные, уже догадались?

Почтенные, к счастью, буркнули нечто утвердительное. Вздумай они скрывать свою догадливость, Нор бы уж точно влип — поди, объясни-ка другим то, о чем сам ни малейшего представления не имеешь!

Наличник рейтарского шлема похлипче солдатского, зато его можно приподнять, а то и совсем отстегнуть — именно это и сделал один из блюстителей.

Благонамеренные (а тем более неблагонамеренные) граждане втихомолку именуют рейтар строевым дубьем. Однако увиденное Нором немолодое лицо с темными внимательными глазами производило совершенно другое впечатление. Пристально глядя на парня, блюститель выговорил неторопливо и внятно:

— Экого ты, однако, крюка дал, добираясь от портовой кузни до своего хозяина!

— А какой же дурень ночью сунется через Торжище? — очень натурально изумился Нор.

Парень чувствовал, что ему уже почти верят, но благодарить всемогущих было пока рано. Опыт общения с дознавателями префектуры у него уже имелся — правда, в качестве очевидца, а не возможного злодея, — и парень мог поверить во что угодно, кроме как в рейтарскую доверчивость и душевную простоту.

— Здесь поблизости должна быть таверна. Называется «Гостеприимный людоед». Не знаешь, как до нее добраться?

Ну вот, пожалуйста. Кратчайшая дорога от портовой кузницы до моста на улице Горшечников им известна, а таверну с громким названием они, видите ли, без помощи никак не могут найти! Проклятые хитрецы... Ну что отвечать? «Не бывал, не знаю, впервые слышу»? Ой вряд ли. Слухи о такой примечательности, как вернувшийся из Прорвы сопляк, небось уже до Последнего Хребта доползли... Ах, бесово семя, да не транжирь ты время, отвечай! Хотя... Почему бы перепуганному подростку не задуматься над внезапным вопросом?

— Почтеннейший господин блюститель изволил спросить о том заведении, где кто-то сумел вернуться из Серой? Да, где-то здесь... Не за той ли коптильней, возле которой меня давеча собака облаяла?

— Это не коптильня, — вдруг решил подать голос тот рейтар, который все еще тискал железными пальцами плечо Нора. — Это стекольная варница. Тебе ли не знать, если ты вылез из-за тамошнего забора?

Бесы проклятые! Ну конечно же, они видели... Все, вот это уже капкан...

— Думал, коптильня... Думал рыбкой разжиться...

Да нет, даже заискивающий оскал попрошайки Зизи не поможет. Не надо было кидаться в бега. Унижался, лебезил, гордость свою заломал — и ради чего? Чтобы все равно влипнуть?

— Ладно, проваливай.

Парень обалдело захлопал глазами, не имея сил поверить в услышанное, а увесистая ладонь уже нехотя сползала с его плеча, и пожилой рейтар, отвернувшись, прилаживал на место наличник.

— Скажешь хозяину, чтоб внес в казну штраф за попытку кражи. И смотри, я проверю. Ну, чего стоишь? Пшел!

Все еще не соображая, что происходит, Нор шагнул прочь, но тут же в плечо его снова вцепились бронированные пальцы.

— Стоять! — гаркнул державший рейтар и, обернувшись к пожилому, уже скрывшему лицо под железом, спросил растерянно: — Ты что, Рико, медузами обожрался? Он же однорукий!

Ну да, вот никак твой Рико не сумел заметить эту поганую однорукость! Лицедеи проклятые... И орденские подвывалы еще смеют врать, будто служащие в префектуре расследователи беспомощны да неумелы!

Пожилой Рико будто бы в недоумении обернул к парню тусклую маску наличника.

— Так и есть, безрукий, — огорченно сказал он, всматриваясь. — Без левой руки... Однако же лихую штуку ты разыграл с нами, юный убийца Нор! Ну, не молчи. Соври еще что-нибудь, мы ждем!

— Почему убийца?.. Какой Нор, где?.. — забормотал парень, хоть не сомневался уже в бессмысленности уверток. — Смилуйтесь, почтеннейшие, обознались вы...

— Где рука?! — гулко рявкнули над ухом, да так зло, как будто главная вина Нора была в краже собственной пятерни.

— Лошадь копытом отшибла... Хозяйская лошадь... Потому он и в услужение принял — из жалости. Сказал: вину загладить хочу...

— Давно?

— Дней сорок уже...

Рико крепко взял парня за увечную руку, приподнял ее, закатывая рукав, и Нор вскрикнул — по-настоящему, без притворства.

— Похоже, не врет, — задумчиво сказал Рико. — Таким месивом не ударишь...