Реверанс со скальпелем в руке (СИ) - Тамара Шатохина

- Не нужно сейчас, - задержала я его за руку и присела на банкетку, чтобы снять обувь. Наклоняться было страшно, от этого, бывало, темнело в глазах. Решила чуть подождать… но он быстро присел и босоножки мои расстегнул. Отставил их в сторону и взглянул с вопросом.

- Спасибо. Да – голова еще кружится. Не нужно сердиться, он замечательный мальчик – переживает за маму, ревнует, а я не выдерживаю никакого сравнения с ней, особенно сейчас. Даниилу я тоже не нравлюсь, но он взрослее и выдержаннее. Если вам не трудно, - обратилась я к Дане, - успокойте брата, объясните, что я здесь временно, очень временно – всего на два дня. Мне просто некуда идти и с деньгами пока непонятно, а мест в больнице не хватает, вот и выписали.

Юноша ушел, а Шония расстроенно прислонился к стене, сложив руки на груди и глядя куда-то в сторону. Я огляделась вокруг.

- Красиво. Ужасно тесно, но красиво.

- Тесно? Маша… - он не прекратил мне тыкать, но перестал называть Маней. Я пока еще не понимала – нравится мне это или нет?

- Маша… твоя прихожая раза в три меньше, - хмыкнул он.

- У меня был огромный дом – целый Замок... А у вас замечательные дети. Нужно было обсудить с ними мое появление. Взрослые, они уже имеют право на свое мнение. Рауль говорил с Франсуа даже о том, к кому из кузнецов отвести Бастиона, чтобы его подковали. Это и опыт для мальчиков, и демонстрация доверия к ним.

- Всё верно… хоть я и не знаю Рауля. У меня нет возможности обсуждать каждый свой шаг – работаю и дежурю. А ты нудная, Маш, - подмигнул он мне. И я согласилась, что да - действительно… и с облегчением улыбнулась - напряженный момент ушел.

- Идем, покажу твою комнату, - потянул он меня за руку, но вдруг остановился и осторожно спросил: - Ты же не просто так назвала имена? Решилась на что-то, тебе есть что сказать? То опасное, что грозило…?

- … расскажи я свой коматозный бред Надежде Санне? А можно я сначала - ванну? Никого не напряжет, если на часок? Душ в отделении – так себе. И можно мне домашнюю одежду, если уж она здесь у вас… и крем, любой крем для лица? А потом я все расскажу, расскажу обязательно…

В Ло мы мылись в таком же высоком деревянном корыте, как и то, что я вытребовала для себя у дю Белли. Чтобы не насажать в тело заноз, его покрывали простыней, а уже потом наливалась вода. И это было неплохо - в воду иногда добавлялись настои трав, отчего специальные «ванные» простыни со временем становились коричневатыми. Но чисто потом, приятно…

С угловым джакузи в этой ванной то корыто, конечно, сравнить было нельзя. Второй угол занимала душевая кабина, а между ними – двойная раковина для умывания, ближе к третьем углу – подвесной унитаз. Между ним и дверью – вешалка для одежды и зеркало. Навскидку санузел занимал метров четырнадцать. Индивидуальная планировка? Неважно… главное - я замечательно полежала в теплой ароматной воде, оттерлась потом мочалкой с мужским гелем для душа… Шампунь тоже был мужским, но мне в самый раз.

В большом зеркале возле вешалки можно было рассмотреть себя всю. Я и рассмотрела. Волосы совсем короткие… после буйных кудрей Маритт я чувствовала себя почти голой, да и полная эпиляция тому способствовала. Как-то привыкла уже к кудряшкам внизу. Грудь? Она, конечно, наблюдалась, но как-то невнятно. Красивая прежде форма – две небольшие округлые чаши, сейчас представляла собой… мисочки? Если не блюдечки. Но не это расстроило больше всего – ужасно смотрелись ребра. Хоть играй на них, как на гармошке. А так… чуть впалые щеки, четкая челюстная линия… там она была мягкой - Рауль называл её нежной. Мы похожи, очень сильно похожи с Маритт. Разница в мелочах - у меня не такие пухлые губы, сильнее прижаты к голове и меньшего размера уши, что-то еще… мелочи.

А вот что кожа сухая – плохо… закончила я осмотр всё-таки на миноре.

Во время купания собиралась с мыслями. Я и правда хотела всё рассказать Георгию. Мне просто не выжить, запирая внутри себя целую жизнь. Дойдет до того… я с ума сойду, соображая – было или не было? И когда-нибудь могу решить, что не было. Потому что так мне будет легче.

А он выслушает меня, обязательно. Эта его платоническая любовь предполагает хорошее, доброе и даже бережное отношение, он его уже показал. Не высмеет, во всяком случае, скорее пожалеет. И скорую не вызовет по той же причине. А потом я уеду. Или уйду – по обстоятельствам. Даже если он решит, что я слегка или сильно не в себе, напрягаться в моём присутствии ему не придется.

И я рассказала.

С момента пробуждения в той страшной провонявшей постели и до падения с лошади. Не обошлось без слез, не обошлось и без хвастовства – я в подробностях доложила о проведенных мною операциях, их ходе буквально в полевых условиях и последствиях. Он узнал о Дешаме и «недоразумении», как его назвал полковник. О веселом свадебном гулянии на берегу ночной Лу и пасспье – галантном, немного манерном танце со шляпой. О домашних родах и рождении Франсуа, о бале во дворце в Безансоне и крайне толерантном отношении в той Франции к сифилитикам… О цитадели Вобана и Ло. О главной там мужской забаве - фехтовании, шпагах с драгоценными и рабочими эфесами и фарфоровой гончей Франш-Конте… О мучительной смерти Рауля и моей гибели…

Единственное, что не открыла - тайну и беду своего мужа.

Вспоминая мою Францию, я понимала, что успела не просто врасти в ту реальность и принять её, но и полюбить. Любила и сейчас, несмотря на откровенные несуразности, неудобства и даже некоторые несправедливости. До сих пор я оставалась больше француженкой, чем русской. Смердящий смогом мир за окном пугал, пугала скорость техники и общения… Нет, я полностью вспомню всё это и привыкну – понятно. Но, наверное, никогда не перестану ностальгировать по тому моему миру.

В основном Георгий молчал и внимательно слушал, уставившись в одну точку или блуждая невидящим взглядом по кухне. Ближе к концу рассказа мы сидели почти обнявшись, потому что он утешал меня, а я в самые тяжелые моменты тянулась