Ежов. Биография - Алексей Павлюков

Одним из членов коллегии, а заодно и своим вторым заместителем Ежов предполагал сделать наркома внутренних дел Казахстана свояка Сталина С. Ф. Реденса. В 1928–1931 гг. Реденс являлся председателем ГПУ Закавказской федерации, и, по некоторым данным, именно в результате интриг Берии был в начале 1931 г. отозван со своего поста, после чего Берия, являвшийся его заместителем, был назначен на освободившуюся должность. Если все было действительно так, то на Реденса, вероятно, и в самом деле можно было рассчитывать как на противовес Берии.

Помимо Реденса Ежов также собирался включить в состав Коллегии НКВД своего бывшего второго заместителя Л. Н. Вельского, переведенного в апреле 1938 г. в Наркомат путей сообщения, и своего заместителя по Наркомату водного транспорта Е. Г. Евдокимова, давно и безуспешно пытающегося получить хоть какую-нибудь руководящую должность в НКВД. Их возвращение в органы госбезопасности предполагалось мотивировать тем, что в НКВД (после проведенной чистки) уже почти не осталось крупных работников, имеющих большой чекистский опыт.

Из «молодежи» кандидатами в состав коллегии Ежов наметил начальника Управления особых отделов НКВД Н. Н. Федорова, а также начальников Секретно-политического и Иностранного отделов А. С. Журбенко и З. И. Пассова{421}.

Однако осуществить этот план так и не удалось. Причины внезапной заинтересованности в органе коллективного руководства были слишком уж очевидными, и, несмотря на неоднократные ходатайства Ежова, идею воссоздания Коллегии НКВД Сталин не поддержал.

В начале сентября 1938 г., завершив свои дела в Грузии, Берия прибыл в Москву. С собою он на первых порах привез трех человек, в прежние времена работавших вместе с ним на чекистском поприще: заведующего Особым сектором ЦК компартии Грузии А. П. Капанадзе, заведующего Промышленно-транспортным отделом грузинского ЦК В. Н. Меркулова и заместителя наркома внутренних дел Грузии Б. З. Кобулова. Капанадзе был назначен заместителем начальника секретариата Берии, Меркулов стал заместителем Берии, а Кобулов возглавил Секретно-политический отдел.

Чтобы удовлетворить желание Берии иметь своего человека во главе Секретно-политического отдела, Ежов вынужден был переместить двух своих выдвиженцев. Прежний начальник отдела А. С. Журбенко стал руководителем московского управления НКВД (это была равноценная замена), а вот бывшему главе московских чекистов В. Е. Цесарскому с оперативной работой пришлось проститься.

Цесарский, работавший вместе с Ежовым в течение последних шести лет, пал жертвой доносов, о содержании которых стало известно Сталину. Речь, в частности, шла о его дружеских отношениях с бывшим начальником Политуправления РККА Я. Б. Гамарником, застрелившимся в мае 1937 г. накануне своего ареста. Кроме того, Цесарскому ставились в вину сомнения, которые он якобы испытывал в 1919 г., принимая решение покинуть украинскую партию левых эсеров и перейти в РКП(б).

К сентябрю 1938 года возможности Ежова защищать своих соратников приблизились к нулю. Отстоять Цесарского он не сумел (а скорее всего и не пытался), и пришлось отправить его в «ссылку», назначив начальником Управления Ухто-Ижемского лагеря НКВД.

Что касается Берии, то, в дополнение к своей должности первого заместителя наркома внутренних дел, он был 8 сентября 1938 года назначен начальником Управления государственной безопасности НКВД[110] и несколько дней спустя, приняв дела у Фриновского, приступил к исполнению возложенных на него обязанностей.

Глава 35

Мавр сделал свое дело…

Приход Берии в НКВД ознаменовался принятием практических мер, направленных на завершение длящейся уже более года «массовой операции». К этому времени задачи по репрессированию бывших кулаков и других так называемых антисоветских элементов в рамках приказа № 00447 были в основном уже выполнены, однако с «национальным контингентом» дело обстояло иначе.

Как уже отмечалось, в соответствии с решением Политбюро ЦК ВКП(б) от 31 января 1938 г. операции по национальным линиям предполагалось завершить к 15 апреля. Но сделать этого не удалось, поскольку центральный аппарат НКВД оказался не в состоянии переработать сотни тысяч заявок на репрессирование, поступивших из региональных управлений. До весны 1938 года присылаемые справки по «националам» изучались по поручению Ежова «двойкой» в составе начальников Контрразведывательного и Учетно-регистрационного отделов ГУГБ НКВД А. М. Минаева-Цикановского и В. Е. Цесарского. Рассмотренные ими дела вместе с судебными определениями оформлялись в виде протоколов, которые Ежов и Вышинский или их заместители подписывали без всякой проверки и даже не читая. Поскольку количество нерассмотренных справок постоянно росло (к весне 1938 г. их скопилось около ста тысяч), к делу были подключены также начальники других отделов Главного управления госбезопасности, которые, считая данное поручение излишней для себя нагрузкой, старались рассмотреть за вечер несколько десятков, а то и сотен справок или же передоверяли эту работу своим подчиненным. Но и при такой системе разбираться вовремя с присылаемыми заявками никак не получалось. Лето 1938 г. выдалось жарким, и в переполненных камерах следственных изоляторов многие заключенные умирали, не дождавшись приговора.

В конце мая 1938 года по ходатайству Ежова упрощенный порядок рассмотрения дел на лиц польской, немецкой и других контрреволюционных национальностей был продлен до 1 августа, однако и к указанному времени завершить работу не удалось: к сентябрю в центральном аппарате НКВД оставалось не рассмотренными 126 тысяч заявок на репрессирование по национальным линиям{422}.

Выход из создавшейся ситуации был найден простой — освободить центральный аппарат НКВД от несвойственных ему функций и пропустить оставшихся «националов» через региональные судебные «тройки», аналогичные тем, которые обеспечивали проведение «массовой операции» в рамках приказа № 00447. К осени 1938 года они почти уже повсеместно прекратили свою деятельность, и вот теперь решено было их воссоздать и в короткий срок завершить с их помощью оставшуюся работу.

Соответствующее решение было принято Политбюро 15 сентября 1938 г. Образуемым «особым тройкам» предписано было рассмотреть дела на всех лиц из состава «контрреволюционных национальных контингентов», арестованных до 1 августа 1938 г. (арестованных позднее следовало судить обычным порядком), и закончить свою работу в двухмесячный срок.

Таким образом, все должно было завершиться к середине ноября 1938 года. Забегая вперед, можно отметить, что так и получилось. Большую часть, а именно 108 тысяч переданных им из Москвы следственных справок «особые тройки» сумели за это время рассмотреть, приговорив 72 тысячи человек к расстрелу, а остальных — к заключению в лагеря и тюрьмы{423}.

Придя в НКВД, Берия начал знакомиться с руководящим составом наркомата, и первые же его шаги показали многим чекистам, что их опасения были не напрасны. Свидетельствует заместитель Ежова С. Б. Жуковский:

«После назначения первым заместителем Л. П. Берия в один из дней, когда заместитель наркома проводил ознакомление с людьми и штатами ГУГБ, ко мне явился взволнованный Николаев[111] и сообщил следующее: во время ознакомления с работниками 3-го отдела зам. наркома задал прямой вопрос одному из них, не завербован ли он? Не могу… точно сказать, был ли этот вопрос задан в присутствии Николаева или нет, но Николаев об этом факте знал и мне рассказал, как об очень тревожном обстоятельстве»{424}.

Та же сценка повторилась и при утверждении нового начальника Ростовского областного УНКВД Д. Д. Гречухина, который рассказывал коллегам, что пережил очень тяжелый момент, когда в ходе беседы с Ежовым и Берия последний поинтересовался, вербовал ли кто-нибудь его, Гречухина, в какую-либо антисоветскую организацию{425}.

Подобные вопросы вызывали тем больший страх, что одними только беседами Берия не ограничивался. Уже в первые дни его пребывания в новой должности были арестованы такие известные чекисты, как начальник Отдела оперативной техники М. С. Алехин и начальник одного из отделов Транспортного управления НКВД А. П. Радзивиловский. Неделю спустя аресту подвергся начальник Главного управления пожарной охраны НКВД М. Е. Хряпенков (назначенный на эту должность еще при Ягоде), затем начальник Транспортного управления НКВД Б. Д. Берман, начальник сталинградского УНКВД Н. Д. Шаров, нарком внутренних дел Молдавии И. Т. Широкий и ряд других руководящих работников НКВД. Обнаружив имевшиеся на них компрометирующие материалы, Берия настоял на аресте, и у Ежова уже не было возможности защитить своих подчиненных.