Молодой Бояркин - Александр Гордеев
Шрифт:
Интервал:
Закладка:
полной, тяжело ступающей женщиной. Узнав Дуниных родителей, Николай успокоено
подумал, что Дуня от того же пласта понятных сельских людей, что и он сам. Просто она со
своей необъяснимой красотой какой-то своеобразный, наиболее тонкий и высокий росток.
* * *
Дуня в этот день стояла в почетном карауле. Накануне вечером она засиделась над
учебниками и, уже умываясь перед сном, подумала, что хорошо было бы сейчас пошептаться
о чем-нибудь с Николаем, но тихо, тихо, чтобы голоса не вспугивали ночную тишину. Между
ними был договор видеться через день, но, наверное, он и сегодня подходил к ее дому.
Дуня любила такие спокойные вечера, когда в тишине можно было поговорить с
собой, вспомнить о чем-нибудь приятном и даже поплакать. Обычно в такое время все ее
горести и печали проступали из внутренней неразберихи отчетливей, и с ними было легче
разобраться. Но теперь ей часто хотелось разделить такие вечера с Николаем, потому что он
не помешал бы ни горести, ни слезам.
Разбирая постель, Дуня на малой громкости включила транзисторный приемник. Шла
передача, посвященная завтрашнему празднику. Звучала "Темная ночь". Дуня устало и
медленно села на мягкую постель в своей маленькой комнатке со спокойным светом
настольной лампы и, пожалуй, впервые почувствовала, как песня с ее словами, мотивом,
грустным, задумчивым голосом певца словно растворяется в ней. Песня стала близкой и
понятной. В глазах помутнело от выступивших слез, и в горле появилось что-то мешающее
дышать. "Темная ночь разделяет, любимая, нас, и тревожная черная степь пролегла между
нами…" Дуня ясно увидела подсказанное книгами, фильмами, рассказами отца. Вот окоп, в
котором осенней ночью сидя спят бойцы в касках. Худые, измученные лица освещаются
белыми вспышками ракет. Над головами изредка посвистывают пули. Но они дремлют,
бедные солдатики, привыкшие даже к тому, что смерть всегда рядом. И лишь один, совсем
молоденький, солдат смотрит на звезды. Он вспоминает жену, маленькую дочку, А впереди
еще не дни, а годы войны. И солдат думает, что, может быть, он и не вернется. Дуня
вообразила это настолько реально, словно не когда-то в прошлом, а именно теперь где-то в
своем окопе сидит этот солдат, из-за бессонницы одинокий и среди своих товарищей, и на
всей Земле.
Потом с этим же настроением Дуня послушала еще несколько песен, вдруг начиная
понимать войну конкретнее, по-своему, изнутри.
Ночью Дуня приснилась себе маленькой девочкой. Будто сидит она за огородами на
жердочках и видит, что над самой землей скользит облако, похожее на слоненка. Слоненок
прозрачный и плывет, не шевеля ногами. А следом за ним поплыл еще один, уже побольше,
потом еще больше, и еще. Они уплывают вереницей, а последний, уже совсем огромный, но
удаляется он так же легко. "Смотрите, какие слоны!" – кричит Дуня, и от ее крика слоны
начинают терять свою форму. У последнего большого слона дольше всего различается голова
с хоботом, но и она медленно расплывается.
Дуню окружают какие-то дети, которых она воспитывала (тут она уже стала
взрослой), которые почему-то сами не видели слонов, а показать им было уже нечего.
Она проснулась и несколько минут лежала, наслаждаясь виденным, пытаясь его
разгадать. В большой комнате разговаривали родители. Дуня вспомнила, что еще сквозь сон
слышала, как отец сказал огорченно:
– Ну, зачем ты это говоришь, Наташа. Нельзя об этом говорить просто так. Я ведь и
сам это знаю.
Отец сердился, когда мать говорила что-нибудь нежное, а тем более о любви. Он
считал, что нельзя этого говорить в будни и говорить словами. Словами можно сказать только
в самый трудный момент, в беду, чтобы это помогло. Но умиляться этим просто так – нельзя.
Сегодня мать, видимо, не сдержалась, и что-то шепнула ему. Дуне стало совсем весело – ведь
уже совсем старенькие они, а ссорятся из-за чего! И тут Дуня еще больше удивилась сну,
промелькнувшему в долю секунды, когда она уже услышала отцовское ворчание. Этот сон
стал просто как бы красивой иллюстрацией его истины – понятно, почему пропали ее слоны,
– их убили слова.
Одевшись, Дуня вышла в зал. Родители были уже в спальне, откуда слышалось
позванивание медалей. Мать, особенно заботливая сегодня, с гордой ноткой в голосе жалела,
что отцу из-за холодного ветра придется все награды скрыть под пальто. Дуня проверила
перед зеркалом выражение лица для почетного дежурства у обелиска. Руки она держала
перед грудью, сжимая воображаемый автомат, который ей потом дадут из класса военной
подготовки. Отец вышел с электробритвой в руке, а мать, следом за ним вынесла и повесила
на спинку стула пиджак с медалями.
– Папа, как нужно держать автомат? – спросила Дуня, смутившись тем, что ее застали
у зеркала.
В школе им все объяснили, но Дуне хотелось уточнить у отца. Ни у кого из ее
сверстников не было отцов – ветеранов войны. Она была очень поздним ребенком. Мать
забеременела, когда, казалось бы, вышли уже все сроки. Мать даже стыдилась этого. И врачи,
и все знакомые не советовали ей рожать. Запротестовал только отец. У них было уже три
сына, и, вспомнив давно забывшуюся мечту о дочке, он сразу же сказал; "Ну, мать, должна же
быть справедливость. Это у тебя девка. Дунька!" Всех девчонок он звал "Дуньками". И
потом, подбадривая мать, он так часто поминал это имя, что другое уже просто перестало
подходить. Дуня знала эту историю и, болезненно переживая, считала, что все ее сверстники
появились на свет более обязательно, а вот она могла бы просто-напросто не родиться.
Может быть, поэтому она во все окружающее всматривалась пристальнее других.
– О! Да я уж и забыл, как его держать, этот автомат, – сказал отец, но приосанился и,
сжимая электробритву, показал: – Вот так. По телевизору видел – так. Да ты чего меня-то
спрашиваешь? У молодых спрашивай. Погоди, твой-то придет, так спросишь.
Такое ласковое напоминание об Олеге обожгло Дуню. Она сжала губы и ушла к себе.
"Что же делать? – со страхом подумала она. – Ведь все это надо как-то объяснить и маме и
папе". А ведь она уже видела, как Олег держит автомат. Как-то его мать постучала в окно,
когда она шла из школы, и показала фотографию Олега, стоящего на фоне знамени с
автоматом. Карточка была всего одна, и ее прислало командование с благодарственным
письмом. Олежкина мать обычно делала вид, будто не знает об их дружбе, но тут не
сдержалась. "И тетя Нина будет презирать меня за
