Сэр Найджел. Белый отряд - Артур Конан Дойль

в строю, но лицо Чандоса, когда он оглядел силы англичан, а потом перевел взгляд на приближающихся бесчисленных французов, стало еще серьезней.

— Не нравится мне это, милорд. Их слишком много, — шепнул он.

— А как бы ты распорядился, Джон? Скажи, что ты задумал?

— Надо, удерживая их в центре, ударить им во фланг. Как по-твоему, Жан?

Он обернулся к капталю де Бюш, чье смуглое решительное лицо отражало те же опасения.

— Поистине, Джон, я мыслю как ты, — ответил он. — Французский король — человек очень смелый, как и те, кто его окружает, и я не вижу, как мы можем их отбросить, если не последуем твоему совету.

— Дайте мне хотя бы сотню людей, и я берусь выполнить маневр.

— Но, пресветлый принц, это мое право, ведь план принадлежит мне! — возразил Чандос.

— Нет, Джон, оставайся со мной. Но ты, Жан, хорошо сказал, а теперь берись за дело. Поезжай попроси у графа Оксфордского сто жандармов и столько же легковооруженных конников. Обогнешь с ними вон тот пригорок, чтобы вас не заметили. Оставшиеся лучники пусть построятся на флангах, а когда выпустят все стрелы, вступят в рукопашный бой, насколько хватит сил. Подождем, пока они не минуют вон тот терновник, а тогда, Уолтер, скачи с моим знаменем прямо к знамени французского короля. Благородные господа, пусть Господь и мысли о ваших дамах укрепят ваш дух!

Французский монарх, увидев, что пеший бой англичане выиграли, но изгородь в результате почти повсюду сровнена с землей и перестала быть серьезным препятствием, приказал своим рыцарям сесть в седло, и теперь на английскую позицию для последней, решительной схватки надвигался в конном строю весь цвет французского рыцарства. Король находился в центре переднего ряда. Жоффруа де Шарньи с золотой орифламмой ехал справа от него, а Эстас де Рибомон с королевскими лилиями — слева. Возле его локтя держался герцог Афинский, коннетабль Франции, а по сторонам — знатнейшие вельможи, преисполненные воинственной ярости: они то и дело разражались боевым кличем и потрясали оружием над головой. Шесть тысяч храбрецов самой доблестной страны в Европе, люди, чьи имена были точно гром военной трубы — Божё и Шатийон, Танкарвиль и Вентадур, — не отставали от лилий ни на шаг.

Вначале они заставляли коней идти шагом, чтобы те сохранили все силы для атаки. Затем перешли на рысь, которая быстро сменилась галопом, когда навстречу им, вбивая в землю остатки живой изгороди, широким фронтом, величаво двинулась одетая в железо английская конница. Через минуту, опустив поводья и не жалея шпор, два ряда всадников уже неслись карьером прямо друг на друга. Еще мгновение — и они сшиблись с таким грохотом, что его услышали горожане, собравшиеся на стенах Пуатье в добрых семи милях оттуда.

Удар был так ужасен, что многие лошади свалились мертвыми со сломанными шеями, а у всадников, удержавшихся в седле благодаря высокой луке, были сломаны ноги. Если скакуны сталкивались грудь с грудью, они поднимались на дыбы и падали на спину, придавливая седоков. Но во время скачки передние ряды разомкнулись, и многие всадники устремились в разрывы, оказавшись в самой гуще врагов. Тогда фланги раздвинулись, и в центре стало настолько просторнее, что уже можно было поднять меч и управлять конем. На пространстве в десять акров закружился бешеный водоворот. Мелькали шлемы, сверкая, поднимались и опускались мечи, булавы, палицы, взметывались руки, колыхались перья, поворачивались щиты, а боевой клич, вырывавшийся из тысяч глоток, и лязг металла о металл сливались в рев и грохот океанского прибоя, разбивающегося о скалы. Сражающиеся то продвигались вперед по долине, то откатывались назад, едва одна из сторон собиралась с силами для нового натиска. Сомкнутые в смертоносных объятиях, доблестные англичане и отважные французы с железными сердцами и пламенными душами напрягали все силы, чтобы одержать верх.

Сэр Уолтер Вудленд, шпоря вороного коня, ринулся в бушующий водоворот, тщась добраться до серебряно-голубого знамени короля Иоанна. Прямо за ним плотным клином скакали принц, Чандос, Найджел, сэр Реджинальд Кобем, Одли с четырьмя своими прославленными оруженосцами и еще десятка два лучших рыцарей Англии и Гаскони. Держась сплоченно, они мощными ударами и натиском могучих коней подавляли всякое сопротивление, но все равно пробивались вперед очень медленно: на них опять и опять накатывались волны свежих французских конников и, разделяясь перед ними, тотчас смыкались у них за спиной. Иногда удар очередной волны отбрасывал их назад, иногда они отвоевывали несколько шагов, а иногда еле удерживались на месте и тем не менее с каждой минутой оказывались все ближе и ближе к серебряно-голубому знамени, реявшему в самом центре французского войска. В их ряды, хрипя от напряжения, вломился десяток французских рыцарей, замысливших вырвать знамя у сэра Уолтера Вудленда, но его с одного бока охраняли Чандос и Найджел, а с другого — Одли и его оруженосцы, и никто из успевших наложить руку на древко не уцелел.

Внезапно откуда-то спереди донесся нарастающий лязг, тут же утонувший в оглушительном крике: «Святой Георгий за Гиень!» Это на фланге ринулся в атаку капталь де Бюш. «Святой Георгий за Англию!» — восклицали атакующие в центре, и всякий раз до них доносился ответный клич сначала издалека, потом ближе и ближе. Ряды перед ними раздвинулись — французы подались! Невысокий рыцарь с золотым свитком на щите бросился на принца и пал под ударом его булавы. Это был герцог Афинский, коннетабль Франции, но ни у кого не нашлось мгновения заметить его гибель, и бой продолжался прямо над трупом. Французские ряды расстроились еще больше. Многие воины поворачивали коней, обескураженные зловещим кличем у себя за спиной. Небольшой английский клин убыстрил движение, а в самом его острие по-прежнему были принц, Чандос и Найджел. Внезапно в разрыве между редеющих отрядов возник могучий рыцарь в черных доспехах с золотым знаменем в руке. Он бросил свою бесценную ношу оруженосцу, который тут же ускакал с ней. Англичане с воплями кинулись за орифламмой, точно свора гончих, уже готовая впиться в задние ноги оленя. Но путь им преградил черный рыцарь.

— Шарньи, Шарньи, à la recusse![29] — крикнул он громовым голосом, и под его боевым топором пал сэр Реджинальд Кобем, а затем гасконец