Край Ветров: некроманс - Диэр Кусуриури

Он видел себя как будто бы со стороны. Видел, как тварь, появившаяся на месте Чуди, отрывает с мясом ту его лапу, на которую напоролась. Как он сам встает — но не на ноги, а на несколько из новоприобретенных паучьих конечностей, поднимаясь плавно и устрашающе, и оказывается выше этого обросшего мышцами хищного хвостатого существа более чем в половину. Как нападает на него самоотреченно, борется, давит, режет и рвет, пытается твари не уступать и не уступает. Тварь, юркая и сильная, разбегается, взмывает в воздух, отталкиваясь от песка, и с высоты набрасывается на преображенного Камориль, пытаясь дотянуться своими острыми когтями до нежного незащищенного горла некроманта. Камориль блокирует этот бросок, отталкивает тварь, пригибается и производит тремя длинными паучьими лапами удар, похожий на то, как серп косит траву, но тройной, так, что второе и третье лезвия проходят в том же месте через долю секунды после первого, — и тем самым сбивает существо с ног. Тварь падает на спину, бьет по светящемуся золоту мощным хвостом, пробуя тут же встать, но Камориль делает рывок вперед, и лезвие на одной из педипальп снова пронзает твари плечо. Камориль устремляется вперед и протыкает второе плечо существа, и острия, войдя глубоко в песок, фиксируют зверя на мелководье.

Существо в руках-пальцах-паучьих-лапах Камориль дергается, рычит, и, кажется, иногда извергает проклятья человеческим языком. Оно щелкает клыкастой пастью, смотрит яростно, брыкается, извивается, молотит по воде хвостом, как плетью.

Но паучьих лап больше. Они фиксируют тварь намертво, впиваясь в плечи, пронзая одно за другим запястья, голени и зафиксировав в итоге даже опасный гибкий хвост.

Камориль осознал, что смотрит на существо сверху вниз, скрутив его и обездвижив, и есть в этом что-то очень правильное для того, кем он является. Как будто бы он наконец делает то, для чего предназначен. Некроманта изнутри, бурля и пенясь, переполняло пьянящее торжество и дикая, совершенно ему незнакомая, сводящая с ума жажда, похожая на голод, или голод, неотличимый от жажды, и он с трудом удерживал себя от того, чтобы инстинктивно впиться твари в горло, в шею, в мягкое горячее мясо.

Плененное существо было сильным. Оно было невероятно живым, тяжелым, настоящим.

Камориль хотелось заполучить это все себе, сохранить внутри эту яростную красоту, обладать ею, лелеять ее и чувствовать биение этой жизни так долго, как только будет возможно. Некромант хотел попробовать руками, пальцами, каково существо наощупь, увидеть все, на что эта тварь способна, услышать каждый нюанс этого странного полузвериного голоса, будь то рык, крик, шепот или, может быть, стон.

В зверином оскале твари, что билась, не унимаясь, под Камориль, проступало что-то человеческое, а в рыке — что-то все больше похожее на отчаянный, дикий плач.

Камориль повернул голову вбок и увидел, что рядом стоит Зорея Катх и маленький светловолосый мальчик. Золотое море дышало им в щиколотки, накатываясь мелкими волнами. Эти же волны ласкали яростно дёргающуюся тварь, которая все еще не смирилась со своей участью и продолжала попытки вырваться из смертельных объятий впервые в жизни обратившегося Камориль.

Зорея Катх смотрел на все это бесстрастным, блеклым взором утопленника.

— Давай. Делай, что должно, — сказал ему Камориль, и голос некроманта показался ему самому шипением змеи.

Зорея подошел к зафиксированной твари и положил той ладонь на лоб. Не сразу. Сразу у него не вышло, — тварь пыталась голову отдернуть. Но два острия, воткнутые в песок с обеих сторон от головы зверя, помогли.

Зорея положил на лоб существа обе руки и, прикрыв веки, стал читать заклятие.

Заклятие не должно было работать… Четыре года как не работало ни одно произносимое вслух волшебство. Но маг бы почуял это с ходу. А Зорея продолжал нараспев произносить древние слова, значения которых порою было не сыскать в самых ветхих словарях; он то монотонно бубнил что-то из одних согласных, то выдавал очередь шипящих и сонорных звуков, то затягивал низкую песню без слов.

Зверь дергался все меньше. Лицо его медленно, плавно, как тает, догорая, свеча, преображалось и становилось все более человеческим.

Камориль сверху вглядывался в это лицо, изучал причудливые черты, пытался понять — кто это или что это такое, хотя уже догадался, конечно, что на выходе из этого чудовища, скорее всего, получится человек, жалкий и голый.

Некроманта немного беспокоил только тот факт, что с обращением твари в человека собственные странные его желания почему-то никуда не исчезают. Даже, пожалуй, наоборот — и это было довольно… обескураживающе.

Через несколько долгих, как жизнь, секунд, на преображенном лице существа открылись глаза — дикие, зеленые, сумасшедшие. Зверь, ставший человеком, облизал сухие губы и произнес, глядя куда-то вверх, мимо Камориль:

— Я хочу забыть кое-что еще. Довольно много чего еще.

Некромант стал вытаскивать из него острые лезвия педипальп, одно за другим. На еще не до конца обратившемся теле оставались глубокие раны, из которых шла совершенно обыкновенная, красная человеческая кровь.

Зорея все так же держал ладони на его лбу. Камориль отступил на шаг.

Марик, до этого мявшийся в стороне, глянул на Камориль, все еще возвышающегося на своих паучьих лапах, вопросительно. Камориль развел руками, мол, — делай, как знаешь.

Мальчишка подошел к голому человеку на песке (вода уже отступила, и остался только золотистый песок) и коснулся одной из ран у того на плече.

А потом Камориль стало выворачивать наизнанку. Было б чем. Тем не менее, вышло так, что он отвлекся и некоторое время и не видел, что там происходит с человеческим ребенком Драконьего Бога (как он про себя успел окрестить зеленоглазого). Множество паучьих лап перестало слушаться некроманта. Чуждые суставчатые конечности начали подкашиваться и слабеть. Камориль коснулся земли ногами, которые тоже отказались нормально повиноваться, так что он упал на колени. Голова кружилась, что-то внутри переворачивалось, как маховик центрифуги, и некроманту казалось, что вот сейчас-то он и помрет, вот так вот глупо и некрасиво, будто бы от банальнейшего несварения желудка.

Постепенно мир перестал качаться и вальсировать. Обнаружив, что снова похож на человека, по крайней мере, количеством рук, Камориль в который раз заставил себя подняться. Ночь стала темней — золото почти полностью растворилось, впиталось в песок или ушло в море, — а того алого месяца как не было, так и нет.

Камориль подошел, прихрамывая, к телу на песке. Марик сидел рядом и держал обе ладошки над правым плечом спящего человека. Левое его плечо красовалось огромным уродливым шрамом. Камориль улыбнулся: видимо, юный целитель заштопал рану, как смог. Однако же, для такого молодого мага у мальчишки выходило справляться достаточно ловко и быстро. Пожалуй, даже слишком быстро. Видимо, Константин талант приемыша недооценил.