Русская Доктрина - Андрей Кобяков

Критерием существующей противоестественной социальной системы является доллар, он выступает как универсальный эквивалент всех ценностей. Можно даже составить тарифную сетку, в которой описывалась бы конвертация этих ценностей друг в друга: на коммерческой основе “смена гражданства” может оказаться равновеликой принадлежности престижной госслужбе либо научному статусу (например, покупка степени кандидата юридических наук), статусу члена гильдии адвокатов. Можно приводить и более вопиющие примеры конвертации статуса, однако следует отметить, что все статусы одному человеку вряд ли нужны, поэтому бартер и прямая торговля статусами служит обычно для продвижения близких людей и партнеров, поддержки их карьеры и возвышения.

Смешение социальных ролей порождает стиль чужака, который захватывает “не свое” социальное пространство. В этом стиле жизни каждый является всем чем угодно и никто не является собой. Именно на уровне чиновничества высвечивается смысл происходящих процессов смещения и смешения классов. Целью индивидуальных усилий в такую эпоху становится прорыв в привилегированную прослойку, а прорыв этот теснейшим образом связан именно с чиновничеством, его статусом и его полномочиями.

Источник всепроникающей язвы, поразившей наш политический класс, заключается в грандиозной иллюзии вседозволенности и “свободы”, которой живут многие представители русской бюрократии. Сами чиновники в такой общественной атмосфере настраиваются не на сберегающе-упорядочивающую работу – они воспроизводят скорее настрой потребителей. Служба рассматривается ими как потребление, а государство – как объект потребления.

Чиновники в нынешней общественной атмосфере настраиваются не на сберегающе-упорядочивающую работу – они воспроизводят скорее настрой потребителей. Служба рассматривается ими как потребление, а государство – как объект потребления.

Уже отмеченное нами парадоксальное совпадение некоторых принципов современной российской бюрократии с древней еретической доктриной манихейства ни в чем так ярко не проявляется, как в проблеме коррупции. “Просвещенные бюрократы”, одержимые введением в отсталую Россию важных новшеств, оказываются традиционно нечисты на руку. Это напрямую связано с низкой оценкой ими текущего состояния и государственного управления, и свойств управляемой нации, и своих перспектив усидеть на своем месте. Манихеи, оценивая все материальное как грязное, недостойное и чуждое, зачастую считали допустимым обращаться с этой материей с полным презрением и на данном основании пускались в безудержный разврат или демонстрировали поразительную аморальность. Нечто подобное, по сходным мотивам, позволяет себе и российская мессианская бюрократия.

Для представителей бюрократии характерно прекрасное знание слабых сторон системы, верная оценка степени ее неэффективности и поразительное умение извлекать выгоду именно из разрухи. По сути, они являются получателями ренты на беспорядок, а во многих случаях и достаточно эффективными предпринимателями по увеличению этого беспорядка и его “взяткоемкости”. В то же время само по себе “укрепление власти” не только не снимает коррупционных проблем, но и увеличивает их, поскольку параллельно с увеличением власти чиновника увеличивается и ее взяткоемкость, и, напротив, по мере сокращения возможностей того или иного коррупционера растут его таксы и изобретательность по выявлению новых источников дохода.

Для представителей бюрократии характерно прекрасное знание слабых сторон системы и поразительное умение извлекать выгоду именно из разрухи. По сути, они являются получателями ренты на беспорядок, а во многих случаях и достаточно эффективными предпринимателями по увеличению “взяткоемкости” этого беспорядка.

При этом для бюрократического мессианизма в его современной российской стадии характерны напряженные “апокалиптические” ожидания – это ожидание либо очередной реформы, либо революции, либо личной драматической перемены участи. Это формирует психологию временщика, которая принципиально несовместима с эффективным государственным управлением.

Чиновничество всегда было классом, специально воспитуемым государством. Воспитать чиновника очень сложно, воспитать его хорошо – почти невозможно. С этой задачей с огромным трудом справлялись московские цари и петербургские императоры, затем советская партийная власть. Но после крушения советского строя эту задачу вообще оставили в стороне. В чиновники пошли “обыватели”, люди без идеи “службы” в крови, люди, в головы которых не была вложена идея “государственности”; те же из партийного чиновничества, кто перешел в новые системы управления, как правило, сами перестроились на обывательский лад.

Справедливости ради нужно отметить, что численное превосходство представителей старой номенклатуры среди нынешнего управленческого и экономического истеблишмента бросается в глаза. По данным социолога О. Крыштановской, 75% кадров в правительственных структурах и 61% в бизнесе – выходцы из советской партийной и хозяйственной бюрократии.

Советская система, несомненно, обладала более эффективными каналами ротации элит, и она давала перспективу карьерного роста – система Смутного времени стремится запирать нижние, непривилегированные классы на их этажах с тем, чтобы не допустить вертикальной мобилизации, которая, понятное дело, угрожает “высшему потребительскому обществу”. Наша бюрократия до сих пор занимается преимущественно тем, что осуществляет юридическое и бухгалтерское прикрытие своего потребления, не способствующего восстановлению реальной экономики России и оздоровлению ее социальной инфраструктуры. Эти номенклатурные “мутанты” сегодня служат главным тормозом на пути преодоления последствий Смутного времени.

5. Курс на “национализацию” власти

Класс управленцев в России застоялся фактически со сталинских времен. После репрессий 30-х годов значительной ротации элит у нас не происходило (хотя это не значит, что любая ротация в России предполагает репрессии). Разрушение СССР привело не к смене и обновлению верхних классов, но к их “разводу” по новым государственным “квартирам”, новым субъектам международного права. Все это время по разным причинам масштабная ротация элит откладывалась. Но дальше откладывать обновление административных кадров становится невозможно. Под угрозу поставлено существование России как суверенного государства.

Наша бюрократия до сих пор занимается преимущественно тем, что осуществляет юридическое и бухгалтерское прикрытие своего потребления. Класс управленцев в России застоялся фактически со сталинских времен. Но откладывать дальше обновление административных кадров – значит ставить под угрозу существование России как суверенного государства.

Вслед за нашими либертарианцами мы можем сказать (только не в отношении середины 90-х, а применительно к теперешнему времени): ничего по-настоящему не изменится, пока не произойдет смена поколений. Правда, либертарианцы наши имели в виду “списанные” поколения старых советских рабоче-крестьянских и служилых слоев. Они вели речь о “низах”, которые бьются над проблемой собственного выживания. Быстро заменить старые “низы” какими-то новыми “низами” – дело совершенно невозможное (поэтому официальная идеология Егора Гайдара и была фактически утопической). Сегодня Е. Гайдар в своих выступлениях упирает на горизонтальную мобильность – приток русскоязычных мигрантов, которые должны заместить негодные коренные “низы”. Мы же, современные консервативно мыслящие идеологи, будем отстаивать другую точку зрения: необходимо, и чем быстрее, тем лучше, списать со счетов старое поколение управленцев, которые служить государству уже разучились, а созидать на благо общества и страны так и не научились. “Старое” поколение в данном случае не значит пожилое по возрасту, “старое” – значит наглое, беспринципное, разуверившееся в советских ценностях, но ни во что новое, кроме эгоистического идеала “потребительского общества”, не уверовавшее.

Необходимы масштабная ротация элит и масштабные репрессии. Должна прийти новая генерация администраторов, и произойти это должно одновременно с репрессиями – чтобы “старики” не успели внедрить в головы и сердца “молодым” навыки коррумпированности и крохоборства. Только репрессии способны восстановить органичную систему социальных статусов, расставить чиновников по надлежащим местам и устранить препятствия для нормализации положения несущих сословий, основных социальных страт. Когда мы говорим о репрессиях, мы имеем в виду не столь жесткие меры, которые использовались Сталиным или Иоанном Грозным. На этот раз карательные меры должны иметь скорее идейно-политический характер и ограничиваться лишением статуса и (в ряде случаев) конфискацией имущества. Рекрутирование же новой элиты, новых человеческих ресурсов должно пойти не столько через выборы снизу, сколько через призыв сверху (идеологическая ротация) и выстраивание сетевого сообщества по принципу “дорогу наиболее способным” (творческая ротация).