Человек книги. Записки главного редактора - Аркадий Мильчин

М.Я. Телепин сам пошел на заседание суда вместе с юристом и заставил пойти на него и меня. Естественно, что никаких юридических оснований для отказа в выплате гонорара автору не было. Попытки сослаться на недостатки работы после того, как она была одобрена, набрана и автору выплачены 60 процентов гонорара, выглядели с правовой точки зрения жалкими. Отчетливо помню чувство неловкости от участия в этом нелепом процессе. Никакого отношения к сути иска разговор о недостатках работы не имел, да и сами недостатки не были такими, чтобы книгу нельзя было выпустить после авторской доработки. Судья, естественно, удовлетворил иск автора и обязал издательство выплатить все 100 процентов гонорара. Что и было сделано.

А книга все равно застряла в издательском портфеле: Телепин по-прежнему не соглашался на ее выпуск. Насколько помню, дело сдвинулось с мертвой точки только после того, как на одной из ежегодных балансовых комиссий книга Динерштейна привлекла внимание главного редактора Главной редакции общественно-политической литературы Василия Савельевича Молдавана. Во-первых, Комитет контролировал сроки прохождения изданий, а книга «Положившие первый камень» находилась в издательском портфеле уже несколько лет без всякого движения. Во-вторых, Комитет тщательно следил за тем, чтобы не замораживались средства, а тут затраты на гонорар автору, художнику, на типографские расходы не только покоились мертвым грузом, но и грозили быть списанными в чистый убыток, что Комитет преследовал безжалостно. Не помню точно, но, возможно, Телепин даже предложил прекратить издание, списав расходы как убытки издательства.

Жесткая критика со стороны Молдавана вынудила М.Я. Телепина согласиться на выпуск книги, и в 1972 году она вышла в свет. Никаких нареканий она не вызвала, наоборот, стала одним из основных источников по истории книгоиздания первых лет советской власти.

Российскому издателю самого конца ХХ века история с книгой Е.А. Динерштейна может показаться сюжетом для театра абсурда. Но она не выдумана. Это быль, которая дает представление об атмосфере второй половины 60-х годов в советских организациях культуры, об умственном и нравственном уровне некоторых издательских руководителей.

Как говорится: не убавить, не прибавить. Отличался Горелов косноязычием и безумно смешно употреблял некоторые придуманные им поговорки, которые прочно запомнились сотрудникам «Книги». Так, Фаина Михайловна Шкловер вспоминала в письме ко мне:

Про Горелова еще очень запомнилось на партсобрании: «Вы свои хвосты на мои не вешайте».

Это же его изречение вспоминала в телефонном разговоре со мной и заведующая редакцией литературы по издательскому делу и книжной торговле Евгения Васильевна Иванова. Уж очень выразительное.

Еще выразительнее Фаина Михайловна описала Горелова как руководителя кружка партпросвещения:

А вот когда он вел политзанятия, это было настоящее шоу! «Сейчас я вам расскажу про план ГОЭРЛО» (именно так он произносил) и добавлял: «Это про электричество».

Фаина Михайловна помнит и деятельность Горелова на посту председателя комиссии по созданию издательства «Книга», в которой участвовала как представитель Издательства Всесоюзной книжной палаты:

Мы получили тематические планы от «Искусства», ВГБИЛ, Б-ки имени Ленина, и надо было создать общий тематический план изд-ва «Книга» [на 1964 год]. Я пыталась как-то сделать разделы, а он удивленно: «Где ножницы? Сейчас, Фаина, мы все разрежем, склеим, и будет новый темплан». Да, это было гениально!

О культурном уровне этого человека можно достаточно ясно судить по написанному выше. А чем такой человек менее образован и культурен, тем агрессивнее обычно он отстаивает интересы компартии, не забывая, впрочем, и себя.

После того как я по предложению одного из моих слушателей на курсах повышения квалификации, заведующего редакцией из издательства «Транспорт» О. Мешкова, составил «Памятную книжку редактора» (своего рода редакторскую записную книжку для памятных отметок) и она была издана в 1966 году (о ней подробнее рассказано в главе «Мое авторство»), Горелов посчитал, что ему тоже не мешает прославиться справочным изданием. Он составил брошюру «Печатная и обложечная бумага: Расчетные таблицы», которую издательство выпустило в 1973 году тиражом 5000 экз. Нельзя сказать, что эти таблицы были совсем бесполезными. В них разный объем книг в физических печатных листах был переведен с помощью существующих коэффициентов в объем их в условных печатных листах. Таким образом, технические редакторы могли не высчитывать каждый раз объем книги в условных печатных листах для выпускных данных, а сделать это, выписав данные из таблиц Горелова. Но подобного рода таблица уже была напечатана. Ее поместил в своем «Справочнике технического редактора» П.Г. Гиленсон. А эту книгу издательство выпустило годом раньше, в 1972 году, значительно большим тиражом (15 тыс. экз.).

Что же касается выполнения Гореловым обязанностей заместителя директора по производству, то не могу припомнить ни одного факта реальной помощи от него в отстаивании производственных интересов издательства в типографиях. В них он не выезжал. Он был начальником, а все заботы ложились на плечи заведующего производственным отделом и выпускающих.

Директор назначил Василия Михайловича председателем расценочной комиссии издательства. В этой роли у него возник конфликт с заведующим художественным отделом издательства Дмитрием Анатольевичем Аникеевым по поводу расценки иллюстраций к книге О.В. Рисса «От замысла к книге». Разрешать его Горелов повел Аникеева к Телепину, потому, видимо, что тем самым мог продемонстрировать, как он охраняет не только материальные, но и художественные интересы издательства. Мне довелось наблюдать сцену этого разбирательства, и я описал ее в письме к О.В. Риссу:

В первых строках должен Вас порадовать тем, что рукопись сдана в производство. Правда, в самый последний момент не обошлось без небольших осложнений. Наш главный художник, очень молодой и весьма решительный, тем не менее попросил меня принять участие в расценке иллюстраций к рукописи. Дело было, конечно, не в расценке, а в том, что он боялся двух вещей: нашего зам. директора Горелова, который считает себя знатоком художеств, и того, что Горелов заплатит художнику (фамилия его Лион) как за ремесленную перерисовку, что было бы крайне несправедливо. Я, конечно, пообещал, но как-то так получилось, что Горелов потащил Дмитрия Анатольевича Аникеева (наш главный художник) к Телепину, там все портреты разложили и затем позвали меня. И пошло-поехало. «А зачем это нужно?» Отвечаю, что, мол, у автора было такое пожелание, вполне оправданное; чтобы придать больший вес эпиграфам. «Тогда почему они такие большие?» Отвечает Аникеев: «Иначе они не были бы художественными работами, по крайней мере у этого художника» (тут он, конечно, немного погрешил против истины, потому что я-то передавал ему, что Ваше желание – дать портреты-марочки, но он просто хотел привлечь действительно талантливого и довольно непутевого художника из числа тех, которые нуждаются, но делают только то, что по душе). Я скромно говорю, что такое решение тоже возможно. Тогда начинает прорываться художественный вкус Горелова: «Плохо, что они квадратные. Лучше, если придать им не такую строгую форму». Вступаюсь за Дмитрия Анатольевича: «Василий Михайлович! Вам не нравится квадрат и строгая форма, а мне как раз наоборот. Как же нам быть в этом случае? Ведь это уже дело вкуса». Телепин и Горелов в один голос: «Тогда нужно их хоть немного уменьшить, они слишком велики». Снова сдерживаюсь и спокойно говорю: «Конечно, можно было бы и меньше, но штриховка такова, что в печати линии при большем уменьшении сольются, и рисунок пострадает. Да и так ли уж это обязательно?» Дмитрий Анатольевич не выдерживает, все в нем бурлит от негодования: «Хорошо, давайте будем Филимонова (посредственный художник-ремесленник, подвизавшийся в нашем издательстве) приглашать, а художник, за которым гоняется Тамара Георгиевна Вебер (главный художник изд-ва «Художественная литература»), который удостоен двух дипломов на Лейпцигской книжной выставке, пусть уходит!» – говорит он с надрывом. Тут, вижу, начинает надуваться Телепин. Думаю, дело начинает принимать нездоровый оборот. Вклиниваюсь: «Дмитрий Анатольевич! Не нужно так горячиться!» Обращаюсь к Телепину: «Михаил Яковлевич! Мы все-таки должны доверять художественному вкусу художника. Наше дело – высказать замечания по портретам, их сходству». А перед этим Телепин высказал мысль, что сам замысел неправилен, что только Пушкин рисовал у себя в рукописи портреты, а другие нет, как же можно, мол, все давать в одной манере. Дмитрий Анатольевич неосторожно объяснил ему, что поскольку здесь речь идет о рукописях, то художник выбрал такую форму рисунка. Это в ответ на вопрос: «Почему нельзя было использовать известные портреты?» Тут, правда, на выручку неожиданно пришел Горелов, который, демонстрируя свои познания в области искусства, сказал, что да, действительно тогда трудно было бы добиться единства и цельности в оформлении (все это, конечно, весьма косноязычно – я передаю только смысл). Телепин: «Тогда зачем же он [т. е. Аникеев] мне говорил о рукописях Пушкина, только запутал». В общем, после последнего моего призыва сказать, какие портреты не удовлетворяют, были забракованы: Рубинштейн и Чернышевский. Рубинштейна художник переделал, а Чернышевского [переделывать] отказался. Так все и пошло, потому что в тот же час счет художника был подписан, и рукопись двинулась в дальнейший многотрудный путь, хотя, быть может, большую часть и самую сложную она уже миновала. А после этого меня спрашивают: «Почему Аникеев такой подавленный ходит? Из-за того, что не клеится реформа?» Дело в том, что Дмитрий Анатольевич задумал грандиозное дело: типовое оформление книг издательства и типовое оформление серий и групп изданий наших. До сих пор это было осуществлено лишь частично в некоторых зарубежных издательствах. Он, правда, с заскоками модного сейчас дизайна, но, бесспорно, человек думающий и ищущий, с ним трудно работать, но интересно. К сожалению, ему, как всем художникам, не хватает организованности. А то бы он вообще был бы бесценным художником. Не знаю, как мне удалась картинка из жизни издательства «Книга», но все же известное представление Вам она даст (26.10.68).