Русская фантастика 2011 - Василий Мельник

Был он, как всегда, в своих облезлых узких джинсах (настоящая фирма, ливайс, чтоб вы понимали), в черной майке с какой-то непонятной надписью и огромных зеркальных очках на пол-лица. За лохматыми рыжими патлами виднелся гриф старой гитары, с которой Клюква, говорят, не расставался даже в бане. Правда это была или нет, но гитара действительно выглядела не лучшим образом. Потертая, потрескавшаяся, с царапинами и следами то ли от наждака, то ли от напильника. Струн на гитаре было с недавних пор три, и поэтому Клюква предпочитал те мелодии, где без остальных струн можно было обойтись. По вечерам он сидел в заброшенном парке на окраине Белогорска, в окружении своей малолетней свиты, и немелодично орал что-нибудь якобы английское, с удовольствием объясняя каждый раз, что это — самые запрещенные песни, внесенные в списки Политбюро, и намного более антисоветские, чем всем известная «Москва, Москва, закидаем бомбами». Школьники млели, приобщаясь к тайне.

Клюква спрыгнул на берег, лениво оглядел сваленные снасти, ведерко с опарышами. Почесал грудь, сплюнул сквозь зубы. Его зеркальные плошки уставились на Тима.

— Здорово, мелюзга. Ну, давай, показывай своего сома. Где?

Тим нахохлился, ткнул спиннингом в воду.

— Вот. Тут видел. На прошлой неделе. Тень такая под водой, огромная, метра два. А потом вниз ушла, — и добавил для пущей достоверности: — Тут излучина, глубоко. Сомы такое любят.

Клюква наклонился, разглядывая темную воду. Зеленая муть плескалась у самого берега, цепляясь за стебли камышей.

— Сом — это хорошо, — сказал Клюква. — Сом моему батяне нравится. Он его с картошечкой да лучком очень уважает. Как услышал про сома, так и обрадовался. — Клюква обернулся. — Тебе привет передает.

Тим совсем вжал голову в плечи. Клюквин батяня был пострашнее самого Клюквы.

Клюква стащил с плеча гитару, сел рядом с Тимом, обнял за плечи.

— Ну что, малявка? Сразу каяться начнешь? Или тебе помочь?

Тима затрясло.

— Сом, говоришь? Два метра? А чего ж ты двухметрового сома на спиннинг с опарышами ловить вздумал?

— Так мы это… — начал было Генка.

— Молчи, дятел. И до тебя дело дойдет. — Клюква поднял очки на прыщавый лоб. Глазки у него были выцветшие и злобно-колючие. — В общем, так, пионеры. Скоро сюда батяня завалится, на сома посмотреть, и если того к этому времени не будет…

Тим рванулся. Клюква с размаху двинул его по затылку.

— А ну, стоять! Базар развел, за базар ответишь.

Тим поднял выпавший спиннинг, размазывая по лицу сопли. Ткнуть бы в глаз, да так, чтоб сразу окочурился. Генка нервно разглядывал окрестности в поисках чего-нибудь отвлекающего.

— Ой, смотрите! Самолет!

Клюква глянул.

Это и впрямь был самолет. Или вертолет. Черная точка, вынырнувшая из-за дальней лесополосы.

— Чего это он? — спросил Генка. — Сегодня ж воскресенье. Аэродром не работает.

Клюква не ответил, приложил ладонь ребром к бровям, разглядывал.

— Заблудился, наверно. — Тим шмыгнул носом.

— Это ты у меня сейчас заблудишься, на дне, вместе со своим сомом! — пообещал Клюква.

Точка приближалась, хорошо видная на фоне безоблачного неба, но не было слышно ни гула, ни стрекота.

— Я знаю, — сказал Генка. — У него двигатели отказали. Теперь к нам планирует.

— Дельтаплан какой-то хренов, — выругался Клюква.

Теперь можно было разглядеть темный корпус, бесшумно пронесшийся над домами. Самолет снижался, плавно, по широкой дуге, заходя на посадку.

До Тима вдруг дошло:

— Пацаны! Да тут же рядом!

Клюква вскочил.

— Кто последний, тот гномик!

Подхватил гитару и за пару секунд вскарабкался наверх.

— А при чем здесь гномик? — спросил Генка.

Тим пожал плечами. Про сома забыли — уже хорошо.

Единственная взлетно-посадочная полоса белогорского аэродрома начиналась метрах в двадцати от берега, за редким лысым кустарником. Почти километровая, из свежего асфальтобетона, с белыми и желтыми полосами разметки. Сейчас летное поле было пустым, только далеко у одноэтажного здания аэровокзала виднелся грузопассажирский «кукурузник», отдыхающий от ежедневных рейсов по районным деревням.

Со стороны леса к полосе приближался новый гость. Он планировал, задрав острый нос и заметно раскачиваясь.

— Что-то он какой-то огромный… — нерешительно сказал Клюква. — На нашу полосу такие еще не приземлялись.

— Надо бежать в город, предупредить. Вдруг авария?

Тим посмотрел в сторону аэропорта. По выходным там дежурил только сторож и по совместительству диспетчер дядя Вася. Который сейчас наверняка дрых без задних ног.

— В зале ожидания телефон есть, — сказал Генка.

— Ша, малолетки, — поднял руку Клюква. — Сперва посмотрим.

Самолет коснулся полосы точно в начале, раздался дикий скрежет железа о бетон, полетели искры.

— Черт, да он без колес! — Клюква даже подался назад. — Первый раз такое вижу.

Вместо шасси были длинные широкие полозья, смахивающие на лыжи. Они протащили странный аппарат по бетону, подняв ветер, увлекая за собой пыль и скопившийся у краев мусор. Снопы искр били не переставая, скрежет резал уши и вызывал мурашки, как писк стали по стеклу или скрип ногтя по мелу. Потом раздался оглушительный хлопок, и позади хвостового оперения вспухло облако парашюта.

— Ого! — просипел Клюква. — Вот это тормоз! Мелюзга, да он военный!

— А раскраска какая-то странная, — сказал Тим. — Вся в пятнах.

— Я ж говорю, военная. Защитная, дятел.

Тим воочию никогда не видел военной раскраски, но покрывающая самолет мешанина черных, серых и рыжих разводов мало походила на раскраску. Скорее было похоже на то, что его вообще не красили.

Парашют в последний раз взвился и опал. Самолет окончательно замер в облаке темной пыли.

— Ну что, пионеры? Идем знакомиться? — сказал Клюква.

— Может, не надо? — робко спросил Тим. — Военные все-таки, вдруг нельзя?

Клюква брезгливо глянул на него, приподняв очки.

— Тогда можешь идти ловить сома.

И зашагал к полосе. Тим двинулся следом.

— Эй! — позвал сзади Генка. — Я тут останусь. Вдруг чего, так я сразу…

Тим пожал плечами.

Пыль у самолета не оседала. Она вилась вокруг, увлекая за собой прошлогодние серые листья, тополиный пух и белесый пар, облизывающий корпус, словно тот был раскаленный. Только сейчас стало видно, насколько изуродована обшивка. Ее покрывали бесчисленные вмятины, рытвины, они налезали друг на друга, практически превращая фюзеляж в решето. Ближе к хвосту виднелась даже целая пробоина, за рваными краями которой не было ничего, кроме темноты.