Тьма, сгущайся! (СИ) - Лейбер Фриц Ройтер

И все это время брат Домас комментировал:

— Давай, сопротивляйся, потом мне будет легче.

Жрецы отступили назад. Кресло было на удивление удобным. Но Жарль не имел возможности повернуть головы.

К нему подключили электрические и записывающие приборы. Шприц вонзился в его руку. Снова брат Домас прочел его подозрения.

— Нет, это не препарат для извлечения правды. Получить от тебя информацию, которой ты обладаешь — это наша побочная цель. Мы хотим узнать гораздо больше, чем просто информация.

Брат Домас сел прямо перед креслом. Контрольная панель солидографа находилась у него под руками.

— Что такое личность? — спросил он совсем другим тоном. — Просто точка зрения. И ничего больше. Точки зрения меняются. А меняется ли при этом личность? Требуется ответ, разумеется. Личность изменяется, но очень медленно, постепенно, поэтому изменения незаметны. Твои точки зрения изменились! Твое досье доказывает, что они менялись у тебя чаще, в большей степени, чем у человека среднего уровня. И тем не менее ты ощущаешь себя таким же человеком. Это поднимает интересный вопрос.

Он говорил, словно читал лекцию ученикам.

— Для мыслящего человека нет более поражающего ощущения, чем воспоминания о точках зрения, о взглядах, которые он исповедовал и от которых отказался. Человек помнит их в подробностях, но эти воззрения больше не привлекают его, у него сложилась новая система взглядов. Вообрази, память и интуиция доказывают ему, что он остался тем же самым человеком.

Но память может вызывать любые образы. Она холодна и бесстрастна. У памяти мораль. Представь себе человека, которым ты восхищаешься, и человека, которого ты ненавидишь. Вообрази, что это две жизни одного и того же человека. Предположим: память связывает эти две стадии.

Да, личность меняется. Вся проблема в том, чтобы ускорить это изменение.

Ты начинаешь понимать, какие намерения у нас относительно тебя?

Нет, твое нынешнее сознание не будет стерто и заменено другим. Это равносильно тому, чтобы убить тебя. Ты забыл, что я говорил о памяти. Личность меняется, но память — индивидуальное сознание — остается целой и невредимой.

Жарль почувствовал почти облегчение. Наконец он понял, куда будет произведена атака, и сможет мобилизовать свои силы. Свою ненависть к Иерархии. Вновь обретенную преданность Новому Ведьмовству. Свою любовь к Наурии. Свое презрение к таким, как Дет, и, что самое важное, свою твердую уверенность: каждый прихожанин имеет право на свободу. Да, такие твердые взгляды трудно изменить. Уверенность в том, что человек должен быть свободным, не изменится. Брат Домас блефует.

— Верно — сказал брат Домас — это кажется невозможным. Но посмотри на мое лица Разве у меня лицо человека, многократно меняющего свою индивидуальность? Как бы мог я приобрести такой опыт, такие знания, если бы не экспериментировал на себе? Ты знаешь, что не я открыл телепатию. Мое знание о человеке, его мозге базируется на дедукции, на эмпирике, на опыте. Я не гнушался экспериментировать на себе. Единственное, о чем я жалею — не могу коренным образом изменить свою личность. Ведь я же психолог.

Он признался, что не изменил коренным образом свою личность. Не сможет он сделать этого и с Жарлем.

— Правильно — сказал Домас. — Будь самоуверен. Это сделает тебя более уязвимым, когда ты начнешь удивляться. А теперь — дело.

Постепенно подключили все приборы. На Жарля обрушились видения, звуки, запахи, прикосновения… И эмоции. Более специфические и интенсивные, чем те, которые возбуждаются симпатическими и парасимпатическими системами. Он сопротивлялся всему. Но воздействие разбило все его защитные барьеры, и он зашелся в конвульсиях смеха. Старался сдержать слезы, но они лились. Пытался побороть ярость, которая вырывала из него ругательства и угрозы, преодолеть страх. Он боролся со всем этим, но тщетно. Создавалось впечатление, что его собственное тело уже не принадлежало ему, и он испытывал стыд, отчаяние, когда Домас — искусный музыкант — извлекал из него реакции на самые разнообразные возбуждения.

Комната погрузилась во тьму, и на Жарля направили десятки световых лучей. Они пульсировали в такт с реакциями Жарля. Брат Домас не отрывал взгляда от него.

От эмоций к мыслям, от тела к разуму продвигались исследования. Жарль ощущал свой мозг, как планету, где его сознание находилось на освещенной ее стороне. Непреодолимые силы вращали планету, и он напрасно пытался удержать свои мысли. А с другой стороны — теневой — на него наплывали призрачные, давно забытые ощущения. Ненависть, зависть — эти эмоции когда-то испытывал и он, а затем похоронил их в глубинах памяти. И воспоминания. О детстве. Его первая исповедь. Шарлсон Наурия. Работа на полях. Пение в хоре. Воспоминания о самом раннем детстве. Он, находящийся в колыбели и взирающий на мир гигантов.

Лицо матери — совсем молодое — склонилось над ним. Затем жуткий полумрак, когда, казалось, все вещи становятся живыми символами невидимых сил.

Медленно отступают темные воспоминания. Неторопливо чужие эмоции покидают его разум. Он уже ощущает только полное изнеможение. И вот облегчение… Он снова Армон Жарль. И у него сохранились те же взгляды, что и раньше. Брат Домас потерпел неудачу!

— Нет — сказал брат Домас. — Это просто исследование. Нащупывание слабых мест. Сейчас стимулирующие ленты автоматически коррелируются с учетом твоих реакций. Хочу быть честным: я действовал в основном по интуиции.

Кроме того, нужно было произвести на тебя общее впечатление. Теперь мы будем лучше сотрудничать с тобой. Разумеется, против твоей воли, твое сопротивление поможет мне.

Дело в том, что градиенты и потенциалы твоего нейронного поля известны мне лишь приблизительно. Поэтому некоторые мысли и воспоминания могут ускользнуть от меня.

А теперь я знаю о тебе все. Ты должен понимать: даже ничтожной доли ощущения хватит, чтобы сформулировать нервную личность. Каждый человек хотя бы ненадолго испытывает приступ ненависти, жестокости, у него порой возникает желание уничтожить весь мир. Ты понимаешь, что, усилив это ощущение, человека легко превратить в чудовище.

Значит, нужно только перевести твой мозг в нужное состояние, а затем заморозить его. Если мне не повезет, я зафиксирую твой мозг в неправильном состоянии, в состоянии безумия.

Вывод таков — теперь наши действия будут целенаправленны. Поехали!

Снова воздействие — настоящая бомбардировка — на все органы чувств, эмоций, анализ мозга. Но теперь все выполнялось не беспорядочно, а по плану. Сейчас были задействованы два фактора: страх и удовольствие. Жарль мог как бы наблюдать за собой со стороны. У него оставались силы презрительно улыбаться брату Домасу.

Но вскоре ощущения совсем перестали подчиняться ему. Где они достали солидографическую запись его мозга? Он слышал свой собственный голос:

— Армон Жарль, космос — это электронная композиция, лишенная души и цели. И только нейтронный разум человека представляет душу и цель.

Иерархия — это высшая форма существования человека.

Армон Жарль, ни сверхъестественного, ни идеального не существует. Существует только реальное.

И так до бесконечности. Впрочем, такие заявления могли быть записаны раньше, когда он сам делал их. Но потом все изменилось. Лишь его голос и изображение остались неизменными.

— Взгляни на меня, Армон Жарль. Ты будешь таким, когда научишься смотреть верно на реальность, избавившись от своих взглядов. Посмотри на меня, я, Армон Жарль, смеюсь над тобой, потому что ты сейчас такой, какой есть.

И вот солидографический Армон Жарль начал гримасничать, издеваться над настоящим Жарлем с жестоким цинизмом. Сейчас Армон ненавидел этого мнимого Жарля.

Он даже закрыл глаза. И тут на его голову надели обруч. Жарль ощутил давление на глаза. Какая-то механическая сила заставила его медленно мигать.

— Мы совсем не хотим мучить тебя — сквозь галлюцинации пробился к нему голос Домаса. — Боль сможет сформироваться вокруг твоей индивидуальности. Поэтому боли ты не ощущаешь.