Смертники Восточного фронта. За неправое дело - Расс Шнайдер

Фрайтаг умер вскоре после того, как они прибыли на место, или, возможно, за несколько минут до этого. Сначала Шрадер не поверил своим глазам. Чтобы удостовериться в смерти товарища, он залез на повозку. Убедившись, что Фрайтаг скончался, он спрыгнул на землю. Все, конец, подумал он.

Им овладело какое-то невыразимое чувство, которому он сам не смог бы дать определение. Он еще какое-то время шагал молча, прежде чем сел на обочине дороги. Дороги, впрочем, как таковой не было, лишь тропинка, проложенная в снегу. Шрадер сидел, подперев голову руками, стараясь не зарыдать.

Эпилог

Велиж оставался таким же, как и прежде. Сплошные руины. Бои прекратились, и в разрушенном городе установилась тишина. Ветер гнал по небу облака и мел по земле мелкий снег.

Шерер вместе с остатками своей дивизии уже был в Велиже. Если 277-й полк был полностью уничтожен в Великих Луках, то 251-й и 257-й разгромлены на окраине города. В начале января они поменялись участками фронта с другой дивизией и заняли более спокойные места на переднем крае близ Велижа. Многие из его солдат помнили Велиж первого года войны. Выглядел город точно так же, как и тогда.

Два полка дивизии, которым посчастливилось пережить те суровые бои, существовали лишь на бумаге. На деле они просто не имели права именоваться полками. В Черноземе, защищавшем фланг Волера, русские постепенно оттеснили солдат Шерера с железнодорожной насыпи в чистое поле. После жидкой грязи конца осени ударили морозы ранней зимы. Земля замерзла и стала настолько твердой, что окопаться не было никакой возможности. Снега было очень мало. Последний мощный удар русских войск был ужасен. Немцам пришлось занять позиции в открытом поле, на ровной замерзшей земле, где не было ровным счетом никаких укрытий и где нельзя было вырыть даже небольшой окоп. Вскоре появились русские танки. Противотанковых орудий у Шерера не осталось. Бронемашины противника ворвались на позиции немецких войск и стремительно уничтожили целую роту. Многие солдаты и офицеры нашли смерть под их гусеницами. Тела погибших превратились в кровавое месиво, вдавленное в землю.

Случившееся потрясло генерала. Однако бои продолжились, и в это самое время фон Засс и 277-й полк продолжали удерживать Великие Луки.

Вышеупомянутая танковая атака противника отрицательно сказалась на моральном духе немецких солдат, и Шереру не нужны были посредники, чтобы донести это до его сведения. До этого он в течение многих недель пребывал в убеждении, что должен сделать все, что в его силах, чтобы помочь немецким солдатам, оказавшимся в осажденном городе, который находился в нескольких километрах к северу от расположения его дивизии. Если он не сможет принять участие в боевом задании, порученном Волеру, то обязательно постарается удержать Чернозем, чтобы прикрыть его с фланга. Поэтому два полка Шерера медленно истекали кровью, погибая под гусеницами советских танков.

Мертвая земля была щедро удобрена плотью и кровью погибших немцев. Оставшиеся в живых медленно отступали. Шерер очень боялся за их судьбу, а также за свою собственную. Испытывая огромную физическую и душевную усталость, он чувствовал, что напряжение постепенно сводит его с ума. Ему никак не удавалось избавиться от двух мучительных образов: жутких боев при Черноземе и воображаемых — тех, о ходе которых сообщалось по радио из Великих Лук.

Фон Засс и его люди все еще упорно оказывали сопротивление. Если бы не они, то Шерер попросил бы подкрепления еще раньше. Он это прекрасно знал, но никак не мог заставить себя и унизиться до подобной просьбы до тех пор, пока день за днем по радио раздается голос фон Засса. Наконец к Чернозему прорвался Шевалери со своей дивизией. Это было в первую неделю января.

Вместе с пришедшей на помощь дивизией Шерер двинулся на Велиж, находившийся примерно в тридцати пяти километрах. Однако до кольца блокады, сомкнувшегося вокруг Великих Лук, было все еще далеко. Со своего старого командного пункта в Ново-Сокольниках Шерер попрощался с фон Зассом. Прощайте, прощайте.

Однако все оказалось не так. Даже в Велиже он не мог удержаться и первую половину января почти круглосуточно находился возле мощного радиопередатчика и постоянно общался с фон Зассом. Ему особенно не о чем было сказать, но все равно он не мог поступить иначе. Он продолжал сообщать о продвижении Волера, двигавшегося с черепашьей скоростью, хотя фон Засс отлично знал об этом, потому что имел постоянную связь с Волером. Ничего нового или утешительного Шерер сказать не мог и поэтому повторял то, что уже было сказано ранее. Он слушал ответы фон Засса, повторял свои рассказы о Холме, о том, как они тогда держались, отбивая атаки противника. Шерер подозревал, что фон Засса утомили его бесконечные разговоры, однако все равно никак не мог заставить себя прекратить общение с командиром осажденного гарнизона.

Затем все неожиданно закончилось.

Это принесло чувство огромного облегчения. Шерер не мог ничего поделать и ощущал лишь то, что с его плеч свалилась тяжелая ноша, оставив его душу опустошенной. В нем поселились неуверенность в собственных силах, стыд и облегчение. Впрочем, тут не стоило говорить о стыде, потому что в судьбе погибших немецких солдат не было его вины. Но разве он мог реагировать на это как-то иначе? Примерно день он не мог заставить себя произнести даже слово. Метцелаар несколько раз пытался заговорить с ним, однако отступил от него, когда понял, что Шерер не желает ни с кем общаться и не нуждается ни в чьем обществе. Позже… может быть.

Он по-прежнему относится к Холму как скряга, накопивший груду золота, которое нельзя сплавить в слитки или когда-нибудь полностью потратить или поменять на что-либо. Он пытался так не думать, потому что это, несомненно, были постыдные мысли, но он слишком устал от напряжения последних месяцев и не мог не вспоминать о Холме. По крайней мере, так было на сознательном уровне, хотя от этого ему было не намного лучше.

Даже после того, как фон Засс в последний раз подавал знак окончания передачи, Шерер продолжал сидеть возле радиопередатчика, чтобы узнать что-нибудь о судьбе группировки, которая сумела вырваться из западного котла, из цитадели. Час шел за часом. Дальнейшее ожидание сделалось невыносимым. Генерал отчаянно нуждался в сне. Нужно было хотя бы немного поспать, потому что он рисковал свалиться без чувств в любую минуту. Шерер хорошо это понимал, но, давно уже нуждаясь в полноценном сне, он никак не мог заснуть и по ночам по многу часов бодрствовал, лежа на кровати. Поэтому он вышел из здания, в котором находился узел связи, чтобы немного подышать холодным ночным воздухом.

То же самое он сделал и месяц назад, в Ново-Сокольниках.

Он не стал уходить далеко, потому что слишком устал, да и не слишком хорошо знал Велиж. Ново-Сокольники превратились в развалины, но казалось, будто это место всегда было таким — жалкой деревушкой, насчитывавшей всего несколько убогих домишек. Велиж был значительно больше, небольшой городок, в котором сохранилось несколько каменных домов, правда, существенно разрушенных, возвышавшихся среди фундаментов сожженных и искореженных снарядами деревянных изб.

Дивизия, ранее занимавшая Велиж, оставила после себя необычные сооружения. Разрушенные избы стали хорошим источником древесины, и поэтому дверные и оконные проемы всех занятых немецкими солдатами каменных домов были закрыты щитами из досок, которые ставились на землю и прислонялись к стенам. Они служили экранами, защищавшими от шрапнели. Шерер признал это разумным изобретением, несмотря на то что город после прихода его дивизии больше не подвергался артиллерийским обстрелам. Может, эти защитные экраны сейчас и не столь нужны, но смотрятся они забавно, придавая городу Велижу необычный облик.

Шерер не стал уходить далеко и вскоре оказался возле здания, в котором размещался дивизионный узел связи. Он немного постоял, дымя сигаретой, на противоположной стороне улицы. Мимо него время от времени проходили солдаты, и лишь немногие узнавали его и приветствовали согласно уставу. Остальные проходили в полуметре от него и не узнавали.

К тем, кто останавливался, он иногда обращался тоном усталого фельдфебеля, спрашивая, как дела. Большую часть своей карьеры военного он был штабным офицером и полковой службы не знал. Однако то, что Шерер пережил в Холме, сделало его другим человеком, и он узнал то, чего никогда не испытал бы, служа в штабе.

В доме на противоположной стороне улицы горел свет, падавший сквозь щели в защитных экранах окон. Из дома вышел Матцелаар. Он огляделся по сторонам, заметил Шерера и окликнул его, чтобы убедиться, что это действительно генерал.

Шерер двинулся ему навстречу.

— Те, кто вырвались из цитадели, установили контакт с группировкой Волера.