Двести лет вместе. Часть первая - Александр Солженицын

В Германии и Австро-Венгрии евреи могли занимать видные государственные посты, не меняя при этом религии, в Австро-Венгрии – также и посты в армии. В российской же армии еврею, не перешедшему в христианство, не было хода стать офицером, и евреи со специальными знаниями чаще отбывали службу рядовыми. Естественно, что они не рвались служить в такой армии. (И, несмотря на это, находились же и еврей-георгиевские кавалеры. Капитан Г. С. Думбадзе вспоминает еврея, студента юридического факультета, получившего 4 георгиевских креста – но отказавшегося идти в школу прапорщиков, чтобы не креститься и тем не убить своего отца. Большевики потом расстреляли его[1513].)

В то же время неубедительно и не реально было бы заключить, что все обвинения – сплошь выдумки. Шавельский пишет: «Вопрос этот слишком широк и сложен… не могу, однако, не сказать, что в поводах к обвинению евреев в то время не было недостатка… В мирное время их терпели на разных нестроевых должностях; в военное время… евреи наполнили строевые ряды армии… При наступлениях они часто бегали позади, при отступлениях оказывались впереди. Паника в боевых частях не раз была обязана им… Отрицать нередкие случаи шпионства, перебежек к неприятелю… со стороны евреев тоже не приходится… Не могла не казаться подозрительной и поразительная осведомлённость евреев о ходе дел на фронте. «Пантофельная почта» действовала иногда быстрее и точнее всяких штабных телефонов… В еврейском местечке Барановичах, рядом со Ставкой, события на фронте подчас становились известными раньше, чем узнавал о них сам Верховный со своим начальником Штаба»[1514]. (Лемке отмечает еврейское происхождение самого Шавельского[1515].)

В Ставку приезжал московский раввин Мазе, убедить Шавельского в том, «что евреи – как и все другие: есть… мужественные и храбрые, есть и трусы; есть верные Родине, бывают и негодяи, изменники», и приводил примеры из прошлых войн. «Как ни тяжело было мне, но я должен был рассказать ему всё известное мне о поведении евреев во время этой войны», «друг друга мы не убедили»[1516].

А вот ещё свидетельство современника. Абрам Зисман, инженер, служивший тогда в эвакуационной комиссии, полувеком позже вспоминал: «к стыду своему, должен сказать, [что евреи близ германского фронта] вели себя весьма неблаговидно, помогая всячески германской армии»[1517].

Были и обвинения против евреев-поставщиков, чисто экономические. Лемке скопировал и такой приказ, подписанный в Ставке уже Государем в день его вступления в должность Верховного (а значит подготовленный штабом Янушкевича): что поставщики-евреи злоупотребляют доставкой перевязочных средств, лошадей и хлеба для армии; получают от войсковых частей удостоверения, «что им поручена, покупка для надобностей войск… но без указания количества покупаемого и района» покупки. Затем «евреи снимают с них в разных городах значительное число нотариальных копий, раздают их своим единомышленникам» – и так получают возможность производить закупки в любом районе Империи. «Благодаря еврейской сплочённости и значительным денежным средствам, ими захватываются обширные районы для скупки главным образом лошадей и хлеба», а это искусственно повышает цены и затрудняет деятельность правительственных заготовителей[1518].

Однако и все эти случаи не могут оправдать поведение Янушкевича и Ставки. Русское командование, не разбираясь, размахнулось безрассудно выселять евреев массами.

Особенно выделялось обращение с евреями Галиции – жителями уже Австро-Венгрии. «С началом 1-й мировой войны десятки тысяч евреев бежали из Галиции в Венгрию, Богемию и Вену. Оставшиеся в Галиции евреи сильно пострадали в период русской оккупации края»[1519]. «Издевательства над евреями, избиения, и даже погромы, которые особенно часто устраивали казачьи части, стали в Галиции обычным явлением»[1520]. Пишет о. Шавельский: «В Галиции ненависть к евреям подогревалась ещё теми притеснениями, какие терпело в период австрийского владычества местное русское[т. е. украинское и русинское] население от евреев-панов»[1521] (то есть оно теперь присоединялось к самоуправству казаков).

А «в Ковенской губернии выселение было поголовным: из Ковно вывозили больных, раненых солдат, семьи фронтовиков»[1522]. Ещё бывало «требование заложников, в обеспечение будто бы против шпионажа», такие случаи «стали обычным явлением»[1523].

Тогдашняя высылка евреев видится особенно разительной на фоне того, что в 1915 не было, как в 1941, массовой общей эвакуации городского населения. Армия отходила, гражданское население оставалось на местах, никого не гнали – но именно евреев, одних евреев изгоняли, иногда повально и в самые короткие сроки, – кроме естественной обиды ещё и фактическое разорение, потеря жилья, потеря имущества – действительно ещё один вид грандиозного погрома, и ведь уже от властей, а не от толпы? Как не понять еврейского горя?

А к тому же, распоряжения Янушкевича и действия подчинённых ему военачальников происходили вне какой-нибудь обдуманной и предсказуемой системы, были рассогласованы, судорожны, противоречивы и тем вносили ещё худшую сумятицу. Тем распоряжениям не ведена никакая сводная летопись или ведомость. Были о них разрозненные отзвуки в прессе тех лет, да вот в «Архиве Русской Революции» И. В. Гессена напечатана сводка документов[1524] – правда вполне случайных, бессистемных, и тоже, как у Лемке, частных копий, списанных из документов. Однако и эти немногие данные дают возможность всё же судить о происшедшем.

В одних распоряжениях – выселять евреев из района боевых действий «в сторону противника» (то есть так понять, что – к австрийцам, через фронт?), галицийских евреев – назад в Галицию; в других – высылать в наши тылы, иногда – недальние, иногда – на левый берег Днепра, а то уже – и «за Волгу». То – «очистить от евреев 5-вёрстную полосу» прифронтовую, то – 50-вёрстную. Где на это выселение даётся пять суток, и с имуществом, где сутки, очевидно, уже почти без имущества, а не желающие эвакуироваться будут отправлены этапным порядком. То: не выселять, а, при нашем отступлении, брать с собой заложников из видных евреев, особенно раввинов, – на случай доносов евреев немцам об оставшихся русских и поляках, сочувствующих России; а при казни тех немцами будут казнены и заложники (на оккупированной немцами территории – как узнать? проверить? фантастическая система). То: заложники не берутся, а лишь назначаются среди местного еврейского населения нашей территории – и несут ответственность, чтобы не было еврейского шпионажа или сигнализации неприятелю. То: не допускать евреев даже присутствовать при рытье окопов в нашем тылу (чтобы не дали знать через своих к австрийцам об их расположении, – а румынские евреи переходили границу легко); то, наоборот: посылать гражданских евреев именно на рытьё окопов. То (командующий Казанским ВО известный самодур генерал Сандецкий): всех солдат иудейского вероисповедания – немедленно в маршевые роты и слать на фронт. То: недовольство от укомплектований боевых частей евреями, их «непригодность в качестве боевого материала».

Такое впечатление, что в своей антиеврейской кампании Янушкевич, Ставка уже теряли голову: чего же именно они хотят? И в эти самые страдные боевые недели, когда русские войска изнемогали от отступления без снарядов, – рассылался систематический (удобный лишь для тыловой жизни) «перечень вопросов» к командному составу: накоплять исследовательские данные о «нравственных, боевых, физических качествах евреев-солдат», о взаимоотношении их с местным еврейским населением. И теоретически готовился проект о возможном после войны полном исключении евреев из военной службы.

Не знаем мы и точных цифр выселенных. В «Книге о русском еврействе» читаем, что в апреле 1915 было выселено из Курляндской губернии 40 тыс. евреев, в мае из Ковенской 120 тыс.[1525] Тот же сборник, в другом месте, даёт цифру суммарную по всему времени и вместе с беженцами-евреями – за 250 тыс.[1526], тогда на всех выселенных вряд ли придётся больше половины того. – Уже после революции в «Новом времени» было сообщение, что в результате эвакуации всех галицийских жителей рассеяно по России 25 тысяч, из них евреев около 1 тысячи[1527]. (Это – уже неправдоподобно малые цифры.)

10-11 мая 1915 был издан приказ остановить выселения, и они прекратились. Жаботинский в итоге называл это выселение евреев из прифронтовой полосы в 1915 «катастрофой, кажется, беспримерной со времён Фердинанда и Изабеллы» испанских в XV в.[1528] Но не жест ли Истории, что это массовое выселение – и само оно, и возмущённая на него реакция – послужили реальному и желанному уничтожению черты оседлости?