Argumentum ad hominem - Вероника Евгеньевна Иванова

Кажется, понимаю, чем он изничтожал сонг во время своего, как его… восхождения. Безбожно затянутыми прелюдиями.

– А всего-то и требовалось, что подкладывать под тебя молоденьких дурочек. Ты бы сжирал их живьем, ломал, выбрасывал и шел искать следующих. Раз за разом. Пока в один прекрасный момент не понял бы, что голод больше не желает униматься.

Он так красочно все описывает… Как будто сам испытывал что-то похожее. Но я все равно до конца не понимаю. Да, мне было больно, когда песни заканчивались. Можно сказать, голодно, если пользоваться терминологией блондина. Только меня никогда не тянуло наедаться до отвала.

– С чистотой эксперимента, увы, пришлось попрощаться. Впрочем, бог с ней. В любом случае это моя лаборатория.

А я – подопытный зверек. Мышь, крыса, кролик обезьянка. Нужное подчеркнуть.

– Кстати, как тебе коктейль?

Который вливается в обе руки сразу?

– Обычно таким потчуют кнехтов, чтобы усилить восприимчивость к песням, во время обучения. Конечно, не в настолько концентрированном виде.

Кнехты? Видимо, местные чернорабочие, если в его голосе сквозит такое пренебрежение.

– Наверное, слишком забористо получилось, но уж извини. Нужно было подстраховаться. На тот случай если будешь упрямиться, и процесс затянется. Если бы эта бестолочь Кайл, помешанный на традициях и протоколах, не отправил рапорт о твоем проявлении… А скольких трудов стоило затормозить послание, ты бы знал!

Кайл. С традициями. Аккуратный и исполнительный. В поле зрения которого я «проявился». На ум приходит только одна кандидатура. Да, тот самый клерк.

– Рецепт раритетный. От пращуров. Разумеется, с поправками на научно-технический прогресс. Не сыпать же в бронзовый котел пучки трав, помешивая конечностью покойника, преставившегося на Рогатую луну?

Почему бы и нет? Ему бы подошло. Ещё бы мантию с черепами, колпак, и дьявольскую улыбку на лице. Хотя, улыбка есть уже сейчас.

– По сути, конечно, все те же белладонна, аконит, белена, прочие аптекарские изыски. И розмарин – для памятливости.

Хихикнул. Видимо, подразумевалась какая-то тонкая шутка.

– Только анютиных глазок сюда не положили. Потому что думать тебе не нужно. Совсем-совсем.

Отвернулся, что-то изучая в показаниях медицинских мониторов.

– И говорить тоже будет не обязательно. Главное, слушать и исполнять.

Провел рукой где-то у меня под подбородком. Наверное, по шее.

– Надо будет набросать эскиз тату. Банальное клеймо не для тебя. Ты особенный.

Сначала Дарли, теперь он.

Замечательный. Особенный. Самый лучший. Такое впечатление, что каждый из них видит во мне что-то сугубо свое. Придумали, нарисовали и пялятся, млея от удовольствия. Но это их личные иллюзии, а на деле…

Может, смотреть вовсе не на что. Как в том гончем. Которым я, по намерению блондина, вот-вот должен стать.

– Совет тоже так считал. Сборище престарелых маразматиков, зацикленных на традициях. Порядок наследования, как же! Все должно быть по правилам, бла-бла-бла. И что, сработали их правила?

Поднялся на ноги. Чтобы проверить капельницы.

– Маман никогда этого не забудет. Ни Совету, ни гроссмейстеру. Особенно шрам от кесарева.

Прошелся кругом. Когда снова появился в поле зрения, улыбка была уже какой-то кривой.

– И все её недовольство приходилось принимать мне. День за днем.

Так. Пошли конкретные претензии. Только в чем я-то виноват?

– Варварский способ размножения давным-давно следовало оставить варварам. После стольких лет идеально удачных проб настаивать на своих замшелых представлениях… Хорошо, что решающие голоса не рассчитывали получить положительный результат. И оказались правы.

Результат? В смысле – меня?

– Даже бросили лично вести наблюдение. Переложили все на плечи кучки наивных первооткрывателей. Которую было очень легко приручить. За редкими исключениями.

Это уже отсылка к дяде Портеру, явно.

– Но как бы то ни было, формально у тебя все ещё есть право. Заявить о себе, как минимум. Понятно, что без толку, и все же. Снова пойдут бесконечные обсуждения, споры, прения… А принятие действительно важных решений будет отложено в долгий ящик. Теперь, когда программа уже настолько близка к своему воплощению… Правда я все-таки ближе.

Чуть наклонился. Похоже, коснулся рукой моего лба. Чтобы потом облизать пальцы.

– А вот и долгожданная сладость! Все почти готово.

Это он попробовал на вкус мой пот, что ли?

Интересно, такое вообще лечится? У меня с головой плохо, признаю, но блондин… Вот честно, лучше уж, действительно, быть безмозглым гончим, чем напыщенным извращенцем.

– Потом мы всем расскажем трогательную историю. Маргарита на них мастерица. О том, как случайно повстречала тебя и едва не стала жертвой. Давала благотворительный концерт, в заботе о ближних, нежная и трепетная… Она так испугалась, бедняжка. Не смогла себя контролировать. Но в подобной ситуации кто сможет её осудить? А такую крохотную деталь, как наши взаимоотношения, можно будет опустить. По крайней мере, сначала.

Смешно и противно звучит, но может сработать. Внешне ведь все выглядело очень похоже. Если осознанных свидетелей в наличии не окажется, ориентироваться придется на записи с камер, а они покажут… Да, практически то, о чем он говорит.

– Видишь ли, есть некоторая разница между свободной песенницей и прирученной. Последняя несет в себе отражение своего господина. И любая песня в её исполнении, вторгаясь в тело, оставляет особый след. В частности, мешающий другим песенницам свободно пройти по той же тропке.

Столбим территорию, значит? То есть, сферу влияния. Довольно удобно, надо признать. Например, оказал пару раз услугу, да хоть в плане лечения синяков, и человек уже никогда не сможет получить такой же сервис в конкурирующем заведении. Безупречно стабильная клиентская база. Куда вот только смотрят антимонопольщики? Или в том мире, из которого явился блондин, человеческие законы не действуют?

– Этот след и сейчас ещё в тебе. Память о том маленьком вокализе. И во всех прочих слушателях. Правда, он слишком рассеянный, чтобы понять, с чем имеешь дело. К тому же вряд ли кого-то из пострадавших опрашивали с участием песенниц.

Ещё бы. Сначала медики развлекались. Да и… Я бы, после такой стойкой ассоциации внезапного недомогания с пением, как обыденным процессом, какое-то время обходился без музыки. Думаю, нормальные люди – тоже.

– То, что сделает Маргарита лично для тебя, будет совсем другим. Вытравленным в твоей плоти навечно.

Навечно? Я столько не проживу.

– Разумеется, придется проявить снисхождение и взять на себя заботу о страдальце, для которого песни пташек из любых других стай будут хуже, чем пытка.

Да неужели? Это он нашей Лахудры не слышал. После неё уже ничего не страшно.

– Не волнуйся, я буду хорошим хозяином. Даже разрешу тебе спариваться. Не пропадать же породе, в самом деле?

Неспешно прошагал пальцами по моей ноге, от щиколотки до тазовой кости.

– Самочек будем подбирать тщательно.