История Литвы с древнейших времен до 1569 года - Эдвардас ГУДАВИЧЮС

I Литовский статут не был напечатан, однако его переписка была оперативно организована (для чего в столицу были вызваны писцы воевод и старост, а на места разосланы копии, исполненные в великокняжеской канцелярии), и он без задержек стал всеобщим достоянием. Статут разумно объединил общее и локальные права в одну стройную правовую систему. По объему правовых норм и их систематизированному изложению он превзошел судебники соседних стран, и законодательство Литвы стало лидером в восточной части Центральной Европы. Несмотря на это, общество не было полностью удовлетворено редакцией статута 1529 г. (записанной на русинском языке). Ее безотлагательно требовалось дополнить новыми правовыми нормами, но и при этом она привлекла внимание польских судей, а также великой княгини и королевы Боны. Результат всего этого – латинская (сохранившаяся в списках, принадлежавших лишь Боне и ее окружению) 1530 г., польская (исполненная в самой Польше) 1532 г. и подготовленная около 1538 г. /429/ расширенная редакции. Новейшими статьями отдельные списки статута были пополнены и в середине XVI в. Сведя правовые нормы в судебник, законодатели Литвы считали статут лишь частью, пусть основной частью, правовой системы страны. Главные списки I Литовского статута имели вид судебного сборника (суммы дел), куда были также вписаны Казимиров привилей стране 1447 г. и Витовтов (Брестский) 1388 г. привилей евреям. Основу Литовского статута, как и всего права Великого княжества Литовского, составило феодальное литовское право. Оно не признавало ордалий (т. н. Божий суд был заменен присягой), очень сурово карало воров (почти исключительно смертной казнью) и насильников над женщинами. Заимствования из русского права были использованы при установлении вознаграждения за украденные или отнятые вещи, а также для описания ситуаций, касавшихся личной несвободы. Польское право нашло применение в статьях, описывающих брачные узы и отношения имущественной опеки. Из локальных прав сохранило силу лишь польское право в Подляшье (соответствующими рукописями руководствовались еще до составления Литовского статута). I Литовский статут признавал немецкое городское право (его письменные судебники упоминаются еще в конце XV в.), однако скорректировал применение общего правила в пользу дворян: в случае спора между дворянином и мещанином, применялось не право ответчика, а во всех случаях дворянский статут. Кодифицированное литовское право, как и в других латинских странах Европы, было строго светским. Оно не содержало никаких постулатов церковного права, которые были обычными в судебных сборниках стран византийской цивилизации. Каноническое право считалось совершенно обособленной областью папской компетенции, в которую католическое государство не вторгалось. Споры о заключении брака относились к епископской юрисдикции, включая и апелляцию к папе. Однако имущественные последствия, вытекающие из брачных отношений, не выпускал из-под контроля даже великий князь. В целом составители I Литовского статута придерживались требований христианской морали, а сам статут во вступлении назван христианским правом.

I Литовский статут интегрировал всё дворянство страны (распространив государственные сословные гарантии даже на мазовшан Подляшья, располагавших своим отдельным правом). Его иму- /430/ щественные права обрели все черты, свойственные зрелому феодализму. Крестьянам были обеспечены отношения, близкие крепостному праву: возможность распоряжаться землей, окончательно не перечеркнутая, признавалась только под безапелляционным контролем землевладельца. Хозяйство велдомого (вотчинного) и его владелец были причислены ко двору землевладельца. Аллодиальное право крестьянина на землю было практически уничтожено. Институт отходничества воспринимался как реалия, однако он не был обеспечен никакими правовыми гарантиями. Несвободные – даром, что некоторые из них имели на панской земле мелкие хозяйства (ūkelis) или стада – не приобрели никаких черт правового субъекта. К детям, родившимся в смешанном браке от несвободных и сельских хозяев, применялась русская правовая норма: если несвободен хотя бы один из родителей, таковым же считался и ребенок (в этнической Литве и в дальнейшем пользовались литовским обычным правом: каким было положение одного из супругов, такое же приобретал ребенок одного с ним пола). Несвободные, как и раньше, определялись патриархальными «детскими» терминами (паробки, девки). Великокняжеские или дворянские вотчинные крестьяне назывались «людьми» и считались свободными (в противоположность несвободным), однако понятие свободы и свободного человека становилось многомерным, обозначающим крестьянина, уже не исполняющего (временно) повинностей или могущего покинуть своего господина. О промежуточном слое «людей» и несвободных койминцев I Литовский статут даже не упоминает, хотя гарантия выкупа закладника (кстати, на особо трудных условиях) в нем зафиксирована. Как и любое расширенное сословное феодальное право, I Литовский статут защищал личность дворянина, его собственность, обеспечивал ему право политического представительства, предоставляя лишь привилегию военной повинности. Провозглашая милость великого князя к дворянам, по сути он формулировал ленный договор между правителем и дворянством, что, кстати, признано уже в Казимировом привилее стране 1447 г. Выборных судей для дворян Подляшья (т. н. земского суда) /431/ I Литовский статут не ввел.

Администраторы и далее оставались судьями. Т. е. сословный суд не был создан, паны обеспечили себе исключительную юрисдикцию: подчинение лишь великому князю и раде панов. Теоретически апеллировать к великому князю могли и его крестьяне, однако на практике паны были недосягаемы. Литовское право имело ярко выраженные аристократические черты. Вступление к I Литовскому статуту провозглашало предоставление этого права дворянам и мещанам (как католикам, так и православным). Тут же было указано, что подтверждаются все ими ранее полученные привилегии. Это означало, что обладателям конфессиональных и локальных привилегий /432/ гарантируется действие упомянутых привилегий в их среде (включая и установления Городельского привилея 1413 г. относительно центральных должностей в воеводствах), однако за этими пределами действует общее право со всеми своими гарантиями. Поскольку сословные принципы польского права были более разработаны, чем литовские, а литовские – более, чем русские, I Литовский статут действовал в Подляшье только применительно к отношениям между местными и остальными дворянами страны, а на русских землях, как и в этнической Литве, его действие было всеобщим. В сфере имущественных отношений (включая личную власть феодалов над крестьянами) I Литовский статут подтвердил уже устоявшийся принцип равноправия католиков и православных. Вместе с тем он вводил ограничения для нехристиан (исповедующих иудаизм и ислам): они не могли владеть несвободными христианами, за исключением пожалованных самим великим князем. Были сведены в одну гарантии личных дворянских прав, данные прежними великокняжескими привилеями: презумпция невиновности (не карать без разбирательства в суде), ответственность лишь за собственные поступки, теоретическая возможность апелляции и ответственность судьи за принимаемые решения. Однако I Литовский статут еще не вышел из стадии состязательного процесса.

I Литовский статут обобщил личную легитимацию дворян и мещан (а также родовитых татар и богатых евреев). Преступление против личности он все еще рассматривал как обиду, однако всесторонне систематизировал его и поддержал идею наказания, уже бытующую в судебной практике. В стройную сословную градацию были выстроены композиции за нанесенное ранение или убийство; они сопровождались выплатой такой же суммы правителю (т. н. противнем). Окончательно исчезли последние компенсации (вознаграждения) за повреждения отдельных частей тела, еще встречавшиеся в судебной практике начала XVI в., был обобщен размер выплат за избиение или оскорбление. Отплата (дважды столько) сопровождала возвращение отнятого имущества. I Литовский статут, опираясь на укоренившуюся судебную практику, согласовал старинные композиции и вводимые в обиход наказания, еще сохраняющие вид штрафов. Оскорбление великокняжеских регалий трактовалось различными способами, обобщенными в идею оскорбления величества. Если фальсификаторов денег и печатей ожидал костер, то самовольное взимание пошлин и нарушение права пропинации (тайное содержание корчем) каралось лишь конфискацией преступной собственности.

Легитимация личности дворянина и мешанина означала выделение его присяги из показаний соучастников, фактически превращала последних в свидетелей. В XV в. процесс шел параллельно /433/ с внедрением письменных актов в имущественные отношения. В I Литовском статуте показания свидетелей формально приравнены к документам, однако последние уже выделены как основа доказательств. Потому легитимация означала узаконение личной сфрагистики и геральдики. В конце XIV в. появились печати у крупных дворян (будущих панов). В XV в. их обрели дворяне (особенно распространилась форма сигнета). По смерти владельца печать уничтожалась. Печать идентифицировала саму личность, поэтому сфрагистика, в пору слабого распространения грамоты, не могла развиваться без геральдики. Аллодиальное общественное устройство со времен возникновения государства диктовало распространение геральдики в форме примитивных знаков. Городельская рецепция польских гербов (1413 г.) коснулась лишь самой верхушки возникающего панства и не остановила естественного роста национальной литовской геральдики. Однако рецепция заметно повлияла на характер и направление этого процесса. Прежде всего, она ввела в широкий обиход правовое понятие герба, о котором в начале XV в. знали лишь князья. Она перенесла в Литву целую группу польских гербов и присущий только полякам обычай давать гербам имена. Она так же предопределила (что было свойственно и большой части литовских гербов) утверждение графического знака в окончательном рисунке герба. К концу XV в. герб стал характерной атрибутикой среднего дворянства. Мелкие дворяне не пошли дальше знаков, но большинство из них употребляло сигнеты, украшенные этими знаками. Привилей Сигизмунда I стране 1434 г., распространивший гарантии сословных прав на русское дворянство, направил поток польских заимствований (и вообще создания гербов) и в русские земли. Некоторые набирающие силу русские рода приобрели польские гербы (Ходкевичи – Косцеша, Сапеги – Лиса). Виднейшие литовские панские рода также хранили городельскую традицию. У Гаштольдов был герб Хабданка, у Радзивиллов и Остиков – Труб, у Монвидов – Леливы, у Саковичей – Помяна. В начале XVI в. традиция Гаштольдов утверждала, что в результате ссор с поляками литовские паны в 1453 г. вернули городельские гербы. Это преувеличение возникло из воспоминания о некоем жесте, однако оно свидетельствует, что в середине XV в. литовское панство не считало, будто Городельская рецепция означает приход гербов в Литву. Элементы европейской геральдики в печатях видных дворян встречались уже на стыке XIV–XV в. Новые люди, пополнившие литовскую элиту (напр., происходивший из мещан епископ Иоанн Лосович) компоновали свои гербы по всем правилам геральдики.