Эльфийская погибель (СИ) - Рау Александра

Я провел под водой столько времени, сколько мне позволил не слишком развитый навык задерживания дыхания. Вынырнув и жадно вдохнув слегка прелый осенний воздух, я осознал, что ночь была не так тепла, как мне казалось раньше; провести ее под водой до первых лучей солнца вдруг показалось разумным решением.

— Кнорд!

Выходя из-за деревьев, лисица удрученно осматривала полы нежного платья, беспощадно испачканного грязью с размытых дождем дорог. Я улыбнулся, позабыв об обуявших меня неприятностях; из ее уст эльфийское ругательство звучало странным образом очаровательно.

Подняв на меня взгляд, принцесса сделалась сердитой, и уперла руки в бока.

— Я испортила из-за тебя платье, — пробормотала она недовольно. — Помахала тебе рукой, а ты бросился прочь, как ошпаренный!

— Приношу свои извинения, Ваше Высочество, — наигранно произнес я, изображая поклон настолько, насколько это было возможно, находясь по подбородок в воде. — Не имел намерений расстраивать ваши чувства.

Ариадна склонила голову набок, улыбнувшись моей провокации, но брови ее остались обеспокоенно сдвинутыми к переносице.

— Что с тобой?

— Захотел искупаться, — солгал я непринужденно.

— Разве в Сэльфеле это не запрещено?

— Запрещено.

Я смутился; нарушение правил не было моей целью, и все же жар был столь нестерпимым, что я не видел иного решения. Подплыв ближе к берегу и кончиками пальцев нащупав дно, я чуть приподнялся, обнажив холодному воздуху шею; по ней тут же пробежали огненные мурашки, заставив незамедлительно вернуться под воду.

— Ну, раз так…

Хитрость в прищуренных глазах приковала мое внимание, и потому я не сразу понял, вестником чего она являлась. Руки Ариадны оказались за спиной, и, схватившись за края изящно завязанного на талии банта, потянули их в стороны. Танцующее на ветру платье стремительно спустилось по коже принцессы, спустя мгновение оказавшись на сырой земле, от которой лисица еще совсем недавно его защищала.

Сердце порхало в груди, словно отрастило крылья.

Слабый лунный свет полными ласки бликами прикасался к ее коже.

Я понимал, что мое замешательство могло показаться нелепым — мне и прежде доводилось видеть тела без одежды, — но то было совсем иное, щемящее душу чувство. Словно я заглянул в ту мифическую часть леса, где от песен окруженных таинственным свечением нимф распускались цветы, а Мать Природа лично являлась, чтобы благословить каждый из них на существование. Мне казалось, что я не в праве смотреть, но плавные движения Ариадны завораживали, перекрывая все придуманные мной — и тут же вылетевшие из головы — пути отступления. Я безмолвно наблюдал, как она медленно погружается под воду, с каждым движением становясь все ближе; даже воды Сэльфела, казалось, встречали ее с теплотой и небезразличием.

Откинувшись на спину, принцесса проплыла несколько метров, после чего застыла; волны держали ее, как верные слуги держат меч, преподнося его хозяину — на коленях, с вытянутыми руками и склоненными в благоговении головами. Капли воды переливались, образовав на ее груди причудливый рисунок, а кожа от холода напряглась, сделавшись еще более упругой. Именно так я и представлял себе нимф.

— Я давно хотела это сделать, — наконец произнесла она. — Но боялась, что меня линчуют за осквернение священных вод.

— Почему не испугалась сейчас?

— После сегодняшнего? — усмехнулась лисица, вытягивая руку в мою сторону.

Я послушно положил щеку на раскрытую ладонь, и ее обдало приятным, слегка колючим холодком. Желание наполниться им оказалось столь нестерпимым, что, подплыв к принцессе, я обхватил ее талию рукой, плотно прижав к себе всем телом. Ариадна удивилась, но не воспротивилась.

Чувство близости было опьяняющим и всепоглощающим. Прежде я не решался даже надеяться на него, а потому отказывал себе и в мечтах о нем; в последний раз я испытывал его так давно, что успел позабыть. Впрочем, именно такого я не испытывал никогда; ни одна магия в мире не была способна на подобное.

Ариадна коснулась шрама на моей щеке, и сожаление сверкнуло на ее лице.

— Говорят, перерождаясь, мы получаем те же шрамы, что украшали нас в предыдущей жизни, — улыбнулся я.

— Значит, не стоит корить тебя за навыки ближнего боя. Ни в одной из жизней ты так и не научился держать меч.

Кончиком носа я дотронулся до тонкой розовой полоски, оставшейся на ее губе после происшествия в башне.

— А ты, выходит, целоваться?

Решив доказать обратное, Ариадна прильнула к моим губам. Во мне не полыхала животная страсть, желающая овладеть и поглотить; я чувствовал нечто иное. Испепеляющая, молящая пощады нежность. Я крепко прижимал принцессу к себе, боясь открывать глаза; нереальность происходящего всячески намекала, что она была миражом, созданным израненным сознанием. Будь это так, моя благодарность за столь искусную иллюзию была бы безгранична.

Переборов себя, я поднял потяжелевшие веки.

Бледно-желтый камень в медальоне на ее шее отражал ленивое, ослабшее свечение моих глаз.

— Ты боишься смерти?

Ее голос разнесся по лесу эхом, отпрыгнув от каждого дерева, окружавшего пруд. Я ответил уклончиво, потому что сам не знал ответа; впрочем, в моих словах не было и толики лжи.

— Если бы я вернулся в ночь, когда впервые тебя встретил, зная обо всем, что придется пережить… — прошептал я, заправляя за ее ухо выбившуюся из простой прически прядь. — Я бы прожил эти месяцы снова.

— Я тоже, — виновато произнесла она. — Как бы ужасно это ни звучало.

Ее руки вынырнули из воды, окропив меня ледяными каплями. Пальцами она скользнула к своим волосам, развязывая сдерживающую их нить — ту алую реку, что не раз течением относила меня к принцессе. Метким взглядом наметив середину, Ариадна приложила к ней пальцы обеих рук и резко дернула; нить податливо оборвалась, став непригодной для подвязывания крупных локонов лисицы.

— Дай мне руку, — пропела она, нетерпеливо подрагивая всем телом, отчего рябь на поверхности воды защекотала кожу.

Я протянул ей раскрытую ладонь. Ариадна обвязала одну часть нити вокруг моего запястья, увенчав сие произведение крошечным бантиком, а затем отдала мне вторую часть, прося об ответной услуге. Бант у меня так и не получился, хоть я и пытался до тех пор, пока пальцы не перестали подчиняться.

Жест был слишком щедр; но и я слишком желал его, чтобы иметь силы отказаться.

— Молния и лисица, — задумчиво протянул я, разглядывая самый бесценный из подарков, что мне доводилось получать. — Разве могла Богиня представить такую пару?

Ариадна рассмеялась.

— Сделаем вид, что она тут совершенно не при чем.

Я надеялся на это.

Руки лисицы обвили мою шею, а ноги плавно, но крепко сомкнулись вокруг моей талии. Я касался дна лишь самыми кончиками пальцев, и напряженный восторг моего тела не способствовал устойчивости, потому я сделал несколько мелких шажков по направлению к берегу и прислонил Ариадну к исполинскому гладкому камню, выглядывающему из воды.

Завороженно глядя в лицо принцессы, я будто бы не замечал, как бесстыдно мои руки изучают ее тело. Бездумно, но внимательно и тщательно, боясь упустить даже самую маленькую и незначительную деталь — родинку, складку кожи, давний шрам. Наши тела сплелись, двигаясь в мучительно сладостном ритме, увлекая в пучину ощущений, поражающих яркостью и силой. Когда я заметил, что сердцебиение Ариадны ускорилось до предела, а ее ногти сильнее прежнего впились в мою кожу, я резко сбавил темп. Зрелище было слишком увлекательным, чтобы позволить ему кончиться так быстро.

Принцесса открыла глаза, растерянно пытаясь отдышаться.

— Еще? — улыбнулся я.

— И только попробуй вновь остановиться.

Время стало неизвестным мне понятием; я не знал, течет ли оно медленно или несется, как горный ветер — для меня оно не существовало вовсе. Казалось, она несколько раз выдохнула мое имя, но я не знал этого наверняка; наслаждение накрывало и пульсировало, делая сознание помутненным. Наши тела разгорячились настолько, что я позабыл, как мучителен был некогда настигший меня жар — воспоминание о нем стерлось так же быстро, как вздымалась грудь принцессы. Ее кожа источала запах лимона, впитавшийся за многие годы использования королевского мыла. Смоляные локоны подпрыгивали, несмотря на тяжесть пропитавшей их воды, а серо-зеленые глаза блаженно прикрывались, и это я видел исключительно отчетливо; пожалуй, как никогда прежде.