Эльфийская погибель (СИ) - Рау Александра

Эльф быстро учился той части, где нужно было уворачиваться, но его человеческий наставник, не теряя упорства, убеждал его в важности хорошей атаки.

— Уходя от удара, устанешь сам, хоть и вымотаешь противника, — подметил Индис, сверкая смеющимися глазами. — Но, удачно ударив однажды, избавишься от нужды убегать.

— Разумно!

Капитан остановился на мгновение, легким кивком и поджатыми губами выражая удовлетворенность учеником.

— Я бы сказал “спасибо”, — замедлился вслед за ним Индис. — Но ты произнес это так, словно случилось чудо.

Став случайным зрителем этой сцены, я расхохотался. Их взаимодействие казалось таким естественным, что мне вдруг стало ясно, почему я так его желал: в сущности, они были одинаковы. В огромном множестве людей и эльфов я смог отыскать двоих похожих настолько, что в моем сердце они смогли занять одно и то же место.

— На сегодня достаточно, — бросил капитан, пряча клинок в ножны.

— Но ведь сумерки едва опустились! — взмолился Индис. — Ты обещал заниматься до темноты.

Капитан ухмыльнулся, и ямочка возникла на его левой щеке, окрашивая момент новыми оттенками. Он повернулся спиной к ученику и уже сделал несколько шагов в мою сторону; следующие слова были адресованы нам обоим.

— Я обещал дать совету подробную характеристику королевской армии.

Индис слегка помрачнел и молча кивнул, отпуская Кидо, хоть и знал, что тот не заметит его жеста. Последний, проходя мимо и, вероятно, помня о возможностях эльфийского слуха, похлопал меня по плечу, заглушив свои слова лязгом доспехов и, тем самым, защитив их от чужих ушей.

— Возможно, я ошибался по поводу рыжих.

Я не знал, скрылось ли это от слуха Индиса, но лицо того вновь засияло уже через мгновение.

Сплочение некогда расколовшегося народа вокруг столь безрадостной цели огорчало сына азаани. Он отказывался говорить со мной о временах, что я провел в Грее под чужой личиной, отмахиваясь и называя его худшим, что ему приходилось переживать. Я забросил идею разузнать подробности душевных терзаний друга, не желая бороздить свежие раны, но тем вечером в нем что-то переменилось.

Я предложил Индису потренировать его вместо капитана, аргументировав это наличием целого отряда мальчишек, бывшего под моим командованием, но тот сразу же отказался; хоть он и выглядел заинтересованным в обучении, желание посвятить вечер репетиции страшной битвы было, в самом деле, не в его обычаях. Вместо этого мы отправились к Сэльфелу, где после происшествия в тронном зале Греи едва ли можно было встретить хоть одну живую душу.

— Я не хотел говорить, потому что знал, что ты будешь винить себя.

Слова прорезали тишину, всколыхнув спокойную водную гладь. Я застыл, слегка задрав голову, чтобы посмотреть в глаза друга; он спешно отвел их, пряча взволнованный взгляд.

— О чем ты?

— Обо всем этом, — кивнул он вглубь леса. — О войне и о том, как мы к ней пришли.

— Неудачным стечением обстоятельств, — хмыкнул я.

Индис пожал плечами, и на его губах на мгновение мелькнула разочарованная улыбка.

— Азаани начала приготовления в тот же день, как ты надел расшитый золотом камзол и отправился за городские стены.

— Что ж, это неудивительно. Стычки в Эдронеме и захват Амаунета дали понять, что Арруму необходимо усилить оборону.

— Никакой обороны, — протянул эльф. — Только нападение.

Я непонимающе нахмурился. Маэрэльд никогда не стремилась нападать первой, ведь в этом не было никакой выгоды: расширять земли эльфам было незачем, тем более теряя такого ценного союзника, как королевская семья.

— Мать зовет себя посланницей Богини, но внутри нее клубится тьма, цепко схватившаяся за некогда светлое сердце, — прошептал Индис. — В умах старейшин плетутся еще более изощренные интриги, чем при дворе.

— Хочешь сказать, что задуманный Минервой переворот вложен в ее разум извне?

— Я не могу этого знать, — покачал головой он. — И надеюсь, что ответ на твой вопрос отрицательный. Но, уверяю, Азаани никогда не делится пророчествами до конца.

— Ни с кем, кроме тебя? — предположил я.

Индис устало потер глаза, как будто отгоняя скопившуюся в них тоску. Тяжелый груз страшных знаний вполне мог оказаться причиной потускневшей искры, прежде так страстно горевшей в каждой клеточке его тела.

— Она видела войну. Во всех красках, ощущая брызги крови на лице и руках. Видела смерти большинства из нас, — медленно говорил он, с трудом выдавливая слова из горла. — И свою — особенно ярко.

Я гулко сглотнул, понимая, к какой мысли он хотел меня подтолкнуть. Пророчества азаани всегда относились к ближайшему будущему, а значит, все события, что так или иначе вели к нему, уже произошли.

Войны было не избежать.

Кровавое море, без конца наполняющее кубок бойца, но не утоляющее сводящую с ума жажду.

Меня отправили в замок лишь затем, чтобы пламя в моей груди вышло из-под контроля, разгорелось, оставляя за собой след из страшных разрушений. Дать магии толчок, стимул, цель, которой не достичь в искусственных условиях: настоящий, всепоглощающий страх навеки лишиться свободы, что дарована мне кровью, и жизни, что я эгоистично мечтал провести в объятиях обещанной другому женщины.

Я громко выругался, ударив кулаком по стволу ближайшего дерева; испуганная внезапным звуком птица шумно покинула ветку, где едва успела обосноваться. Задержись она хоть на мгновение — запах горелой плоти ударил бы в нос.

— Я и без того прошу у этих людей слишком многое, — едва смог выговорить я. — Выходит, я обманом перетянул их на нашу сторону.

— Обманом?

— Отныне Минерва не может считаться единственной виновницей предстоящей битвы, — взглянул я на друга, и тот, набравшись смелости, не скрыл ответного взгляда. — Я считал, что мы защищаем принадлежащие нам земли Аррума, отстаиваем мифическое право Рингелана на nuru elda и то, что она символизирует. Но ради чего мы сражаемся в самом деле?

— Ради исполнения воли Богини.

Я горько улыбнулся и взглянул в темно-синее небесное полотно, хаотично украшенное крошечными светлячками; именно оттуда, по моим незрелым представлениям, Богиня должна была следить за каждым нашим шагом.

— Разумеется, мать Природа — превыше всего, — буркнул я. — И мы должны угождать ее кровожадным желаниям.

Индис едва сдерживался, чтобы не вспылить, и сжал кулаки так сильно, что те мгновенно побелели.

— Если боишься, что Ариадна сожалеет о своем выборе, скажи ей об этом, — вдруг предложил он. — И своими глазами увидишь, как быстро она в тебе разочаруется.

Я невидящим взором уставился на друга.

— Ты ходишь вокруг нее, словно побитый пес, виновато смотря в след, стоит ей повернуться к тебе спиной, — едва ли не с презрением бросил Индис. — Удивительно, что ты чуть не на сотню лет старше ее, и все равно ведешь себя, как дитя.

Я невольно поежился. Мне вдруг показалось, что он разорвал мою кожу, раздвинул ребра, ломая клетку, в которой я изо всех сил скрывал — в том числе, от себя, — дурные мысли, и выпустил их наружу, заполняя воздух чем-то зловонным и грязным. Сомнения отравляют сознание — так мне говорил отец. И я знал, что насквозь пропитан этой отравой.

— Ты никогда не мог набраться смелости, чтобы заглянуть внутрь. И ты всегда был таким, — продолжал эльф, расхаживая из стороны в сторону и размахивая руками. — Поверхностным и невнимательным. Отрицал любую ответственность. Так не хотел быть похожим на отца, так боялся повторить его судьбу… и посмотри, где ты сейчас.

— По-твоему я хотел этого? — прошипел я, не в силах совладать с чувствами. Вывести меня из себя оказалось чудовищно просто; правда всегда ранит сильнее лжи. Индис ничуть не испугался, и злорадное подобие улыбки изуродовало веснушчатое лицо. — Мечтал ввязаться в битву, в которой заведомо не смогу одержать победу? Хотел обратить ее жизнь в прах?

— Заткнись и послушай.

Голос его был низким и властным; к чему бы его не готовила азаани, интонациями правителя он овладел в совершенстве. Я едва сдержался, чтобы не завыть во весь голос, намеренно поступая наперекор приказу. Между пальцами, покалывая кожу, сверкали бледно-голубые змейки.