Излом зла - Василий Головачев

Пройдя около тридцати шагов по серому бетонному тоннелю, уходящему вперед не меньше чем на двести метров, группа остановилась у белой блестящей стены, окантованной металлическими полосами, с двумя рядами черных пластин. Сопровождавший группу начальник охраны приложил руку к одной из пластин, правая створка двери с гулом отъехала вбок, открывая вид на новый тоннель – короткий, широкий, выложенный сверкающим кафелем, с рядами белых же дверей с прозрачными окошками на них и без единой ручки.

За входной дверью слева располагалась стойка с телеэкраном, за которой устроилась охрана в хаки – морщинистый коричневолицый лысоватый тип и молодой парень с ничего не выражающим взглядом. Когда гости вошли, он слез со стула и встал по стойке «смирно», в то время как лысый продолжал сидеть и смотреть на экран.

Верзила сопровождающий шагнул в сторону, как бы говоря, что он сделал все, что от него требовалось, но его услуги были уже не нужны. Иван Терентьевич сразу направился ко второй двери слева, заглянул в окошко и повернулся к охранникам линии.

– Открыть!

Коричневолицый страж прошелся рукой по клавиатуре монитора. Дверь с окошком плавно скользнула в сторону, открывая просторную комнату, залитую голубоватым светом, обитую со всех сторон мягкими кожаными подушками. На полу лежала Ульяна с открытыми глазами, а рядом, взяв ее за руку, сидел Стас и испуганно смотрел на вошедших, никого не узнавая.

Парамонов склонился над Ульяной, вглядываясь в ее глаза. Василий слепо шагнул вперед, проглатывая ком в горле, но Горшин остановил его:

– Не мешай!

– Она… что с ней?!

– Она ушла.

– Как ушла?! Куда?!

– Не психуй, все будет в норме. Она перевела сознание в другое состояние – трансперсональной концентрации. Вывести ее из этого состояния трудно, но возможно.

– Зачем она туда… ушла?

Горшин помолчал.

– Либо Рыков допрашивал ее… а он сильнее, я имею в виду владение диапазоном Сил. Либо он применил «глушак». Плюс наркотики.

– Га-эл-лха-манн! – звучно проговорил Парамонов, вытягивая над грудью Ульяны засветившиеся руки.

Глаза Ульяны закрылись, щеки слегка порозовели. Она вздохнула с облегчением, но сознание возвращаться к ней не спешило.

– Вместе! – сдавленно произнес Иван Терентьевич, не оборачиваясь.

Горшин шагнул к нему, присел возле девушки на корточки. Он понимал, что, занимаясь восстановлением психики Ульяны, теряет контроль над обстановкой, но иначе они могли бы не успеть вывести ее из смертельно глубокого забытья.

Василий подошел к Стасу, широко раскрытыми глазами наблюдавшему за действиями мужчин, мягко потрепал его вихры.

– Иди сюда, парень. С тобой все в порядке?

Мальчишка перевел взгляд на него, и с губ его чуть не слетел крик: «Дядя Вася!» – Василий едва успел закрыть ему рот ладонью.

– Тихо! Мы пришли за вами. Вопросы будешь задавать потом, а сейчас держись рядом и молчи.

Внезапно Василию показалось, что его накрыла холодная тяжелая тень. Он вздрогнул, машинально глянул вверх, хватаясь за пистолет под мышкой, и метнулся к выходу, без подсказки понимая, что ситуация изменилась.

– Задержи их! – догнал его голос Тараса, который понял, в чем дело, раньше Балуева.

Вася взглянул на лица зомби-охранников и их командира, и ему стало ясно, что они получили мысленный приказ Рыкова, преодолевший торможение, внушенное им Горшиным и Парамоновым. Он не колебался ни секунды. Прыгнул вперед, с перекатом, сбивая прицел начавших стрельбу охранников, и ответил сам, не потратив ни одной лишней пули из своего «волка»: три пули – три дыры во лбах зомби-солдат.

Еще две пули Василий выпустил в щель начавшей открываться двери во внешний тоннель, в которую готовы были ворваться парни оставшейся у лифта команды, метнулся к пульту монитора и ударил по нему кулаком, не имея времени на выяснение функций каждой клавиши. Дверь перестала открываться. Очистился и открытый проем. Бойцы сторожевого контингента базы не спешили подставлять себя под пули, оценив мастерство стрелка. Но длилось это хрупкое равновесие недолго.

По тоннелю с той стороны прошло какое-то движение, перестановка сил, а затем вместе с холодным дуновением ветра прилетел чей-то тихий невыразительный голос:

– Не стреляйте, я безоружен.

Вася оглянулся на товарищей, поддерживающих Ульяну под руки, пережил вспышку радости (ожила, слава Богу!), но снова переключил внимание на дверь.

– Пусть войдет, – кивнул ему Тарас.

В щель скользнул невысокого роста человек в темно-сером костюме, остановился у порога, оглядывая всех, кто находился в камере с мягкими стенами и полом, и от его взгляда Василия качнуло, будто он стоял на палубе парусника во время шторма.

– Поздравляю, Граф, – продолжал Рыков. – Мое почтение, Иван Терентьевич. Вы очень на меня похожи, смею вас уверить. Приветствую вас на моем секретном полигоне. Признаться, я не ждал вас так скоро. Как себя чувствует ваша приятельница? Надеюсь, она выдержала испытание.

Василий шевельнулся, преодолевая желание всадить кардиналу пулю в лоб, наткнулся на его ответный сверкнувший взгляд и замер, не в силах сделать ни одного движения. Скрипнул зубами, вызывая яростную волну стихийного душевного протеста, тягуче медленно поднял руку с пистолетом и тем самым заставил кардинала Союза Девяти, удивленного и уязвленного сопротивлением человека, которого он и в грош не ставил, отвлечься на повторную пси-атаку. Это было его ошибкой.

Горшин и Парамонов не стали ждать продолжения переговоров, а мгновенно воспользовались случаем и нанесли мощный удар по психике Рыкова, загоняя сознание кардинала в положение, в которое он перед этим загнал сознание Ульяны. И Рыков, самоуверенно считавший себя более сильным, чем противник, впервые в жизни потерпел поражение, не сумев защититься от шумового пси-удара, деформирующего сознание, увлекающего его в бездну пустого состояния.

– Уходим! – бросил Горшин, поддерживая Ульяну. – У нас всего несколько минут, он скоро восстановится.

– Так давай пристрелим его, – брезгливо предложил Василий.

– Неспортивно, – серьезно проговорил Иван Терентьевич, снова превращаясь в «Рыкова». – Пусть живет, его жизнь принадлежит Кругу.

– Он на нашем месте вряд ли поступил бы так гуманно. Кстати, он вас обманул.

– То есть? – удивился Иван Терентьевич.

– Он вооружен. – Василий подошел к застывшему неподвижно Рыкову и достал из кармана необычной формы пистолет с алой насадкой. – Что это, по-вашему?

– «Болевик»! – негромко сказал Горшин. – Генератор боли «пламя». А я ломаю голову, чем он достал Ульяну, почему она не приходит в себя так долго!