Космическая одиссея Инессы Журавлевой - Юлия Цыпленкова

Жених отловил свою ненаглядную и уволок к другому диванчику, на котором усадил ее к себе передом, к нам задом и зафиксировал лицо ладонями, возвращаясь к прерванному занятию.

— Это от волнения, наверное, — решила вдруг сменить гнев на милость моя подруга.

— Угу, — кивнул Рома. — Они выглядят очень… взволнованными.

— Молодые люди! — в дверях появилась работница ЗАГСа. — Разврат в этих священных стенах недопустим!

Жених отвлекся от невесты, бросил взгляд на тетку и глубокомысленно изрек:

— Что, если не разврат, приводит людей в эти священные стены?

— Ну, знаете ли, — возмутилась женщина. — Кто Ардашев — Журавлева?

Вот так и произнесла, через дефис. Мы с Димой поднялись с дивана, и тетка похлопала ресничками, мило улыбнувшись.

— Идемте со мной, — проворковала она, косясь на моего жениха.

— Хочу быть Ардашевой, — патетично возопила нетрезвая невеста.

— Поздно, ты будешь Комаровой, — ответил ей жених, продолжая удерживать ее лицо ладонями.

— Прощай, Ардашев, я могла стать твоей, — с чувством воскликнула невеста.

— Исключено, — усмехнулся Дима.

— Ну и вали, Ардашев, — оскорбилась она и впилась в губы своего Комарова.

Мы вредничать не стали и последовали за женщиной. С этого момента я немного выпала из реальности, отмечая краем сознания толпу народа в зале, превышающую количество приглашенных гостей. Восхищенный вздох я тоже отметила, когда Рома с Димой пересекли порог. Надька опять приосанилась, а я занялась тем, чем и положено заниматься невесте, начала волноваться. Поэтому речь тетеньки в длинном красном платье запомнила не очень хорошо. Сначала было что-то вроде:

— Дорогие жених и невеста, дорогие гости, я рада приветствовать вас в этом зале, — с интонацией вещала тетенька-регистратор, — на торжественной регистрации брака. В брак вступают граждане Российской Федерации, — угу, такие граждане, что аж пипец, — Ардашев Дмитрий Валентинович и Журавлева Инесса Николаевна.

— Ягодка моя, — всплакнула мама и шумно высморкалась.

— Козюленька, — поддержала ее бабушка и потрясла бутылочкой с валерьянкой, прихваченной на всякий пожарный.

— Бабы, цыц, — строго велел папа, в котором уже бродили полбутылки настоечки. — Женщина, продолжайте.

Регистратор взглянула на мою родню поверх очков, вздохнула и продолжила. Я отметила взглядом тарелочку с нашими кольцами, паспорта лежали там же, на столике, и опять ненадолго подвисла, пропуская часть речи об ответственности и о чем-то там еще. Зато Дима и Рома слушали очень внимательно, даже кивали, причем, дружно. Очнулась я в следующий раз для того, чтобы ответить «да» и расписаться. Потом тетенька добралась до свидетелей.

— Уважаемые свидетели, на вас ложится ответственность за ваших друзей. И я хочу спросить, готовы ли вы помочь создать им крепкую и дружную семью. Свидетель?

— Да, — осклабился Роман Андреич. — С превеликим удовольствием.

— И не по одному разу, — едва слышно хмыкнул Дима, я мечтательно вздохнула.

— Свидетельница? — гнула свою линию тетекнька-регистратор.

— Да, — пискнула Надька и посмотрела на Рому. За нашими спинами, то ли кашлянул, то ли зарычал Надькин муж. Надежда скромно потупилась.

Но окончательно выбил меня за пределы реальности поцелуй, наполненный такой трепетностью и обожанием, что я чуть не последовала примеру нетрезвой невесты и не застонала под напором губ моего мужа. Так как господин Ардашев ждать разрешения регистратора не собирался, то дослушивать поздравления, принимать свидетельство о браке и паспорта пришлось Роме. Он же первый ринулся нас поздравлять, нежно коснувшись уголка моих губ. Лично меня господин Гранин поздравлял еще раз десять, выдергивая из толпы родственников и друзей, пользуясь тем, что основное внимание сосредоточилось вокруг Димы. Дамы очень хотели его поздравить, мужчины следили, чтобы поздравляли молодого мужа не слишком настойчиво. В конце концов, Рома обнаглел настолько, что в очередной раз целовал меня уже взасос.

Положила конец всей этой вакханалии тетенька-регистратор, выпроводившая нас из зала, потому что церемония поздравления задерживала следующую церемонию бракосочетания. Зацелованный, помятый, но не сломленный Дима рванул в моем направлении, вырывая из лап Грейна.

— Имей совесть, — фыркнул на Рому Ардэн. — Дома наверстаешь.

— Угу, — деловито отозвался Рома, я посмотрела на него с подозрением.

Я опустила взгляд на правую руку, рассматривая обручальное колечко. На нашей яхте хранилась моя личная карточка с пометкой о заключении постоянного союза. Офигеть, дважды жена. Немного рассеянная, но счастливая улыбка тронула мои губы, и я подняла глаза на своих мужчин.

— Люблю вас, — сказала одними губами.

Они улыбнулись в ответ и кивнули, отвечая мне. И мне вдруг стали совершенно безразличны все эти женские взгляды: восхищенные, скромные, наглые, просто порочные. Я смотрела на своих мужчин, они смотрели на меня, и весь мир растворился в их глазах, суживаясь до нас троих. Я шагнула к ним и обняла сразу обоих. И пусть это странно смотрелось со стороны, сейчас было совершенно неважно.

— Сердце мое, — шепнул Рома на аттарийском.

— Радость, — улыбнулся Дима.

Потом было традиционное катание по городу, шампанское, двусмысленные тосты, понятные мне и моим мужьям. Смех, много смеха, на который оборачивались прохожие. Надька млела, когда Рома положил ей руку на плечо, делая комплимент. Не знаю, поняла ли она, что в нашей троице не все так просто, как мы пытались показать, но концентрация ее обожания на одного Грейна значительно снизилась. Хотя, может, тому виной его вежливая холодность, с которой Рома неизменно отвечал на взгляды моей свидетельницы и подруги. Но на общем настроении это никак не сказалось. Мы дурили, как могли, позируя в нелепых, но забавных позах.

К ресторану мы подъезжали, когда гости уже собрались в полном составе. Мама держала в руках каравай, папа выглядел совсем «тепленьким» и обнимал любимую тещу. Бабушка хихикала и махала на него ручкой. Этого оказалось достаточно, чтобы понять: папа и бабуля допили настойку.

— Кусайте каравай, — велела мама. — Кто больше откусит, тот и хозяин в доме.

Дима отломил кусок, разделил его пополам и вручил мне половину.

— У нас будет все на равных, — сказал он.

— И синеглазенькому дайте, — потребовала бабуля. — Ему тоже надо.

— Мама, — оглянулась на нее моя мама.

— Синеглазенькому, я сказала, — топнула бабушка ногой.

— Мама, не бузите, — погрозил ей пальцем папа.