Ветер над островами - Андрей Круз

Стрельба быстро утихала. Похоже, что фланговый прорыв был ликвидирован, противник зашел небольшими силами, и неожиданности у него не получилось. У нас погибло двое: один из новофакторийских минометчиков и один из наших, плотник с верфи Прокоп, которого буквально изрешетили пулями. Пострадал и Марьян, получив под конец боя пулю в плечо, но рана была не страшная – прошло через мягкие ткани навылет.

В момент затишья стало ясно, что за рекой тоже стреляют. Не близко, отсюда едва слышно, но довольно энергично. То ли часть племени встала в оборону, то ли… черт его знает. Байкин вновь оставил на фланге двоих, а всех остальных вернул на основную позицию, заодно приказав набить обоймы, что все и сделали без долгих возражений.

Выстрелы с противоположного берега стали редкими – похоже, противник или выдохся, или чего-то ждал. Верным оказалось второе. Вскоре из-за поворота лесной дороги показалась настоящая толпа, большая и плотная, бегущая в сторону переправы. Впереди бежали мужчины, за ними – кто угодно, хватало и женщин, и детей. Увидев их, я беспомощно огляделся по сторонам, вгляделся в лицо сидящего неподалеку Байкина – он был совершенно спокоен и явно, в отличие от меня, ничем не ошарашен.

Как-то сама по себе в голове сложилась фраза: «Мы воюем с племенем». Это значит, что со всем племенем. Если им не хватает ума на то, чтобы оставить женщин и детей, то… тогда с этими неграми тоже что-то не так. А может, им просто не оставили выбора. В любом случае это цели. Пока еще цели: я не вижу сдающихся.

Толпа шла напролом, словно наплевав на все. Было видно, что им пришлось долго бежать, – большинство еле волочило ноги. Открытые рты, измученные лица, кто-то решился на последний бой, а кто-то уже был в панике.

Мы вновь открыли огонь тогда, когда первые ряды оказались на середине брода. Мы использовали все преимущества нашей позиции, лишив последних защитников племени укрытия и возможности маневра. Выстрелы загрохотали с частотой пулеметных очередей, описав правильные дуги в воздухе, рванули гранаты, осыпав толпу мелкими чугунными осколками. С громким треском разорвалась мина – казалось, что брызги крови хлестнули во все стороны.

Племя Горы все равно шло вперед. Мужчины пытались стрелять, останавливаясь и перезаряжая свои чадящие ружья из висящих на плечах патронташей, сзади их подпирала толпа женщин и детей, а с фронта косили пули наших винтовок. Пороховой дым серым облаком тянулся над нашей позицией, в ушах звенело от выстрелов и воплей избиваемого племени. Ответный огонь становился все слабее и слабее, последние стрелки были ранены, испуганная толпа подалась назад, а оттуда, похоже, напирало наше подкрепление – там тоже слышалась стрельба. Бой превратился в избиение.

– Ну ты даешь, – сказал Слава, молодой и конопатый фельдшер, пошедший с нашим отрядом, рассматривая черноту вокруг раны.

– А что?

– А то, что спешить надо, – сказал он. – Если бы ты вчера с этим пришел, проблем бы не было, а сегодня…

– Что сегодня? – уже не на шутку испугался я. – Говори нормально, а то все умный вид напускаешь, а по делу ни слова.

– Змея тебя куснула – бородатая гадюка, – сказал он, направив длинный худой палец на мою рану. – Вот эта чернота – некроз тканей. У нее яд такой – вроде и не травит, и даже болит не сильно, а ты помаленьку разваливаться начинаешь. Неделю так проходишь – останешься без ноги. Почернеет и начнет кусками отпадать, понял?

– Я никакой змеи не видел, – ушел я в отказ. – Я специально смотрел.

– Она маленькая была, – ответил он, разглядывая рану в лупу. – Поэтому даже пасть получилось открыть не очень широко, в тебя всего один зуб вошел. И еще у нее яда было мало – опять же потому что маленькая. Была бы большая – ты бы сейчас тут не духарился, а скулил бы, глядя, как с тебя мясо отваливается.

– А сейчас что делать? – всполошился я.

Вот только такого счастья мне и не хватало – одноногим инвалидом стать, даже предложения не сделав. На такое я точно не согласен.

– В лазарет надо, как можно скорее, – сказал он. – Я тебе сыворотку вколю, но этого уже мало, надо к хирургу и срочно резать. На коне держаться еще можешь?

– Да куда я денусь? – более чем искренне сказал я, чувствуя, как с перепугу холодеет спина и немеет лицо. Вот только кусками отваливаться мне больше всего не хватало. Не могла какая-то нормальная змея хапнуть, чтобы все понятно было? Яд там высасывать и все такое? Так нет, «бородатая» какая-то, чтоб ей, твари паскудной, сдохнуть.

Лошади Фомы и компании, опять. Похоже, я этим бандитам должен быть по гроб жизни благодарен. Не будь их – может, и «Лейлу» бы не обнаружили, и сюда бы, к месту боя, я не дошел, пожалуй, а теперь так и вообще.

Времени терять не стали. Возглавил нашу маленькую кавалькаду Василь, на вторую лошадь сам Слава взобрался, ну а я опять уселся на лошадь Павла. На четвертой раненый Марьян поскакал, удерживая повод одной рукой и морщась от тряски.

Вновь замелькали ветки над головой, зачавкала красная глина под копытами. Кавалькада растянулась по дороге, все молчали. Тропа следовала за извилистым руслом Кривухи, то приближаясь к нему, то теряясь в кустах, но шум быстро текущей воды был слышен постоянно. Нога болела не сильно, фельдшер прав – так можно долго проходить, прежде чем поймешь, что дело труба. Надо же, вроде вот так, как булавкой укололо, а я уже по частям помирать начал.

Лошадей не щадили, хоть и старались не загнать. Фельдшер явно торопился доставить меня в устье реки, где должно было встать на якорь второе дежурное судно, где как раз и оборудован лазарет, на который теперь у меня вся надежда. Шелестела листва над головой, глухо топали копыта, шумно дышала лошадь подо мной.

На привале Слава в очередной раз осмотрел место укуса, поморщился. Но сказал, что пока терпимо, должны успеть, чем обнадежил. Затем – опять скачка, вновь короткий привал – и опять скачка. В конце концов взмыленных лошадей вынесло на берег, на то самое место, с которого мы высматривали турецкую яхту. Василь отчаянно засвистел в свисток, с борта сразу отвалила лодка с двумя матросами на веслах. Обратно они гребли так, что весла скрипели и гнулись. Трап, чья-то протянутая рука, деревянный стол подо мной, а сверху застекленный потолок, через который льется яркий солнечный свет, влажная тряпка, упавшая на лицо и закрывшая рот и нос, чей-то голос: «Дыши глубоко, все будет хорошо». Все. Темнота.

Не знаю, сколько меня штопали, но очнулся я от свежего ветерка и звука негромко плещущейся у борта воды. Огляделся – я на палубе. В рубахе, но без штанов, нога туго перемотана белоснежным бинтом.