Эстетика эпохи «надлома империй». Самоидентификация versus манипулирование сознанием - Виктор Петрович Крутоус

Л. Кулиджанова, «Родная кровь» М. Ершова, «Мачеха» О. Бондарева, «Три тополя на Плющихе» Т. Лиозновой и др.). «…За счет мелодрамы ныне обогащаются почти все жанры драматического искусства, а также жанры музыки, пантомимы, кино и телевидения»[469]. Анализируя статистику кинопроката, В. Волков констатирует: «Безусловный жанровый лидер зрительских посещений сегодня – мелодрама. “Есения”, “Белое платье”, “Бобби” – рекордсмены проката 70-х годов»[470].

Повышенный интерес как творцов искусства, так и публики к мелодраматическому – результат совокупного действия многих причин. Дело не только в том, что мелодраматическое искусство отвечает, по-видимому, определенной непреходящей потребности человеческой души, но и в некоторых особенностях современного этапа развития отечественной эстетической и художественной культуры. Безусловно, в возрастании удельного веса мелодраматического начала нашли специфическое отражение общие закономерности нашего общественного развития последних десятилетий, обострившие внимание к человеческой личности, к ее судьбе и внутреннему миру. Наша культура динамично развивается, вовлекая в орбиту активного общения с искусством все новые и новые слои реципиентов; для многих из них мелодраматические жанры являются наиболее доступной формой искусства и наиболее естественным опосредующим звеном в овладении всем многообразием подлинных художественных ценностей. В юном и молодом, переходном возрасте эмоциональная восприимчивость к мелодраматическому и тяга к нему повышены.

Мелодраматические жанры искусства могут и должны служить эффективным средством воспитания чувств и вкусов народа, средством подведения массового реципиента к освоению наивысших художественных достижений мировой культуры. Но на этом пути мастерам культуры (художникам, критикам, теоретикам) важно избежать одной опасности: оказаться не впереди развивающегося массового потребителя искусства, а на уровне сложившихся стереотипов восприятия.

Как показывает опыт, демократизация искусства, одним из следствий которой является вхождение в него мелодраматического начала, порождает неоднозначные тенденции, что сказывается и в различии подходов к теоретическому исследованию природы мелодраматического. Можно выделить три основных типа отношений к этой своеобразной художественной и эстетической сфере.

Первый из них заключается в более или менее явной, более или менее резкой оппозиции развитию предельно общедоступных жанров и форм, оппозиции, дополняемой обычно пафосом защиты «высокого» искусства от его «профанации». Здесь сказывается и инерция сложившихся эстетических представлений, и реальная невыявленность до известного времени содержательных художественных потенций указанных жанров и форм. В суждениях защитников «высокого» искусства нередко звучат ноты элитаристского пренебрежения к массе и художественному выражению ее запросов и чаяний.

Сущность второго подхода к мелодраматическому в искусстве состоит в признании наличного уровня потребностей и вкусов массового реципиента чем-то раз и навсегда данным и в стремлении приспособить к нему художественно-творческую деятельность. Сторонники данной тенденции в одних случаях невольно, бессознательно, в других – сознательно, намеренно способствуют консервации достигнутого уровня эстетического развития масс, тормозя пробуждение у них новых духовных потребностей. Такая позиция фактически означает попытку подчинения взаимоотношений искусства и масс рыночному принципу спроса и предложения. Ввиду крайнего прагматизма этот подход либо вообще не предполагает теоретического обобщения мелодраматических художественных явлений, либо приводит к апологии всего того, что так или иначе находит «сбыт».

Только третий подход представляется действительно плодотворным как для развития как самого мелодраматического искусства, так и его теории. Предполагая критику суррогатов искусства, такой подход направлен на выведение мелодраматических жанров и форм на уровень подлинного, высокого искусства. Высокое мелодраматическое искусство, удовлетворяя сегодняшние потребности массового реципиента, призвано вместе с тем подводить его к освоению всех достижений мировой художественной культуры. А для утверждения в нашем искусстве и культуре высокохудожественных форм воплощения мелодраматического начала, как и для успешной борьбы с мелодраматизмом дурного тона, необходимо глубоко раскрыть природу этого эстетического начала, активизировать теоретическое обобщение его художественных выражений и разработку соответствующих понятий и категорий.

До сих пор понятие «мелодраматическое» получало известное освещение в работах искусствоведов. Думается, «мелодраматическое» уже переросло рамки частного искусствоведческого понятия. Как было показано выше, оно обобщает весьма широкий круг художественных явлений, а также соответствующие стороны самой жизни. Это дает основания для постановки вопроса об эстетическом статусе данного понятия, о включении его в аппарат эстетической науки на правах одной из ее категорий. Как подчеркивает М. Ф. Овсянников, «не всегда эстетическая мысль бывает выражена в адекватной теоретической форме. Она может быть закодирована в различных формах: может найти выражение в принципах творчества, в искусствоведческих и литературоведческих концепциях. Но она должна быть всегда философским обобщением, и только в этом смысле она сохраняет свою специфичность и в то же время органически связывается с конкретными дисциплинами, изучающими искусство»[471].

Мелодраматическое граничит с другими эстетическими гранями мира – прекрасным, возвышенным, трагическим, комическим – и переходит в них. Кроме основных, фундаментальных категорий, в каждой науке есть и не основные, но в своих пределах не менее важные. Так, в последние годы в эстетике восстановлена в правах и получила стимул для дальнейшего развития незаслуженно забытая категория «драматическое». Появляются работы о категории «трагикомическое». Рядом с ними, думается, есть место и для категории «мелодраматическое».

Мы говорим здесь об этом в порядке постановки вопроса. Окончательно он может быть решен лишь в результате дальнейших исследований, предполагающих, в частности, уяснение взаимоотношений «мелодраматического» с «трагическим», «драматическим», «трогательным» и др.

Утверждение понятия «мелодраматическое» в статусе эстетической категории, безусловно, способствовало бы его дальнейшей углубленной теоретической разработке при активном участии эстетиков.

1981

Специфика эстетического и искусства в свете дихотомии «утилитарное – эстетическое»

Искусство – чрезвычайно сложное социально-культурное явление. Чаще всего его определяют как специфический вид творческой эстетической деятельности.

Пытаясь постичь предмет той науки, основу которой заложили А. Баумгартен и И. Кант, мы сразу сталкиваемся с давней традицией выявления специфики эстетического через его противоположение утилитарному (практическому) началу. Утилитарное и эстетическое – две разновидности человеческого отношения к миру. По своей структуре они однотипны, в их основе лежит объект-субъектная схема. Чаще всего обращают внимание на различный характер самого отношения, но специфичность каждого из этих отношений пронизывает и объект, к которому так или иначе относятся, и сам субъект. Нередко эпитеты «утилитарный» и «эстетический» применяют не ко всему отношению в целом, а только к объектам соответствующего рода.

Оппозиция «утилитарное – эстетическое» включает в себя несколько различных аспектов. Попытаемся выделить каждый из них в отдельности.

В XVIII веке, в период выделения эстетики как самостоятельной философской дисциплины, И. Кант для обозначения неутилитарности, надутилитарности эстетического отношения использовал термин «незаинтересованность». Его целью было извлечь, вырвать предмет эстетического отношения из контекста реальных взаимодействий между объектом и субъектом. В эстетическом отношении, по Канту, погашен всякий реальный интерес воспринимающего к объекту, полностью исключено волевое («способность желания») отношение к нему. Такой подход выявил