Катарина - Кристина Вуд

него. Облокотившись локтями об колени, я беспомощно уронила лицо в ладони, уже не скрывая вырывающихся слез.

— Я не понимаю… не понимаю… что я вам сделала! — сквозь истерику и слезы промямлила я, скрывая лицо в ладонях.

— Ты пойми, женщины на войне в умелых руках могут стать отличным инструментом для раскрытия врагов… Или, к примеру, отлично подойдут для манипуляций и шантажа, — мужчина понизил голос, спрятал левую руку в карман и медленными неторопливыми шагами направился в мою сторону. — Любой мужчина, когда рядом с ним находится красивая женщина… теряет голову и рассудок, совершенно позабыв о своем приказе или задании.

Я нервно сглотнула.

— Мне… Вы хотите, чтобы я с кем-то…

Он вновь ядовито рассмеялся.

— Какая наивная русская… Ты еще не подготовлена для таких ответственных дел. Для начала у меня для тебя небольшое задание — вычислить советского разведчика. Еще пару месяцев назад один офицер стал вызывать у меня подозрения. Я за ним слежу с самого первого дня, но ему каким-то чудесным образом получается увильнуть от слежки. Ну так что, готова преступить?

— Я не шпион. И даже если он окажется советским разведчиком… я не буду предавать своих, — честно ответила я, не собираясь ходить вокруг да около.

— А тебя никто не спрашивает хочешь ты этого или нет, — прошипел он, наклонившись ко мне.

Его голос словно скрежет по металлу. Такой же холодный и неприятный, вызывающий единственное непреодолимое желание — поскорее закрыть уши.

— С каких пор вы доверяете русской? — с сомнением спросила я, вытирая слезы с лица.

— С тех самых, пока твоя сестра работает в моем доме. И в случае чего, всем будет плевать на пропажу одного остарбайтера. Вы же пачками дохнете изо дня в день… — мужчина злобно улыбнулся и крикнул в сторону двери. — Фишер!

Дверь в тотчас же отворилась и к нам подошла одна из шавок Кристофа.

Я со всей силы сжала челюсть, пытаясь остановить нервную дрожь в пальцах.

— Мы для диверсантов забиваем сапоги с нержавеющими гвоздями. Только вот советские гвозди ещё как ржавеют… это мы проконтролировать не можем. Соответственно, гвозди на подошве русских диверсантов тоже ржавеют. Не знаю как, но ты должна проверить его сапоги. Если гвозди ржавые, значит он советский разведчик. Фишер, сними сапог и покажи ей подошву, — без промедления приказал Кристоф.

Солдат послушно выполнил приказ полковника, и спустя пару секунд перед моим взором возник потасканный пыльный сапог. Я показательно отвернулась, но в тот же момент Нойманн грубо схватил меня за волосы и с силой заставил взглянуть на изношенную подошву. Кожа на голове отчаянно заныла от пронзительной боли, и я сощурилась.

— Смотри и запоминай расположение гвоздей! — рявкнул он, отчего я внутренне съежилась. — Если хоть один гвоздь будет уходить влево или вправо, а ты не увидишь — от тебя и твоей сестры и пылинки не останется. Поняла меня?

Я пару раз кивнула, и он отпустил меня, дав возможность изучить подошву.

— Вот так бы сразу, — с раздражением проговорил офицер. — Место вашей встречи набережная реки Изар. Пароль: «В Мюнхене нынче необычайно холодно. Не находите, офицер?». Ответ должен звучать так: «Вы правы, фройляйн. Если бы не холодный ветер, прогулка по набережной скрасила бы этот день». И запомни, ты будешь вместо другой советской разведчицы, которая должна была быть на этой встрече. Это она дала нам информацию о пароле… заодно проверим можно ли ей доверять. Тот офицер тоже должен прибыть на место, вот только она утверждает, что они незнакомы. А у тебя внешность неприметная, да и немецкий довольно неплох. Приодеть тебя и вполне сойдешь за приличную фройляйн. В конце мирно и без подозрений разойдись с ним… Он не должен допустить и мысли, что ты не служишь в советской разведке. Можешь даже парочкой слов перекинуться с ним на русском для достоверности. И только попробуй сбежать… у меня везде есть глаза и уши…

— Где она… советская разведчица? Где она сейчас? — неловко спросила я, закончив изучение пыльного солдатского сапога.

— Работает на благо рейха… Такой ответ тебя устроит? — невозмутимо ответил Кристоф, докурив сигарету. — И моли бога, чтобы тот офицер оказался советским разведчиком… Хотя, о чем это я? Советская власть вас богу молиться не научила…

Полковник вновь самодовольно рассмеялся, на мгновение откинув затылок назад.

— Сейчас тебя накормят, отмоют, приоденут и доставят на место встречи, — сообщил он, успокоившись, и кивнул солдату. — Уведи ее.

Глава 28

Рядовой вывел меня из кабинета в тот момент, когда возле дверей меня чуть не сбила с ног девушка в бежевом пальто. Она пронеслась мимо меня и ворвалась в кабинет с такой яростью, что я едва успела разглядеть ее. Нетрудно было догадаться, что не узнала она меня по той же причине. Еще, быть может, потому что я выглядела как оборванка по сравнению с ней.

— Как ты мог?! — раздался громкий голос Амалии за дверью кабинета. — Как ты мог, Кристоф?! Это же моя семья!

— Как ты смеешь врываться в мой кабинет с криками?! — возмутился офицер. — Запомни! С этого момента только я твоя семья и никто… слышишь меня? Никто не…

— Пошла! — рявкнул позади голос солдата, и дуло его винтовки болезненно уперлось под лопатки.

Что же такого сделал Кристоф с семьей Шульц? Я вдруг мгновенно вспомнила о них спустя восемь месяцев заточения в прачечной. Артуру уже должно было исполниться девять лет… Как же они там? Благополучно ли родила Ася? Все ли у них хорошо?

Сердце болезненно сжалось в ответ на воспоминания о жизни при семействе Шульц. В тот момент казалось, что это было не со мной. Настолько разнилась моя жизнь до прачечной и после…

Я шла и думала о том, насколько сильно изменилась Амалия. И дело было не в красиво уложенных волосах, дорогих приторных духах и элегантном пальто с меховым воротником. Ее взгляд… что-то было в ее взгляде. Проскользнула какая-то несвойственная ей ярость и жгучая злость, которые прежде за ней не наблюдались. За все то время, что я ее знала, девушка не проявляла ни злобу, ни агрессию к любому живому существу. Старалась найти общий язык с каждым, избегая различных ссор и разногласий. Да и выглядела она неважно. Болезненная бледность, несвойственная ей худоба, потрескавшиеся и искусанные губы и крепкий табачный шлейф, который остался после того, как она прикрыла за собой дверь.

Быть может, правду старушка Гретель говорила… Кристоф ее в могилу сведет?

Когда меня умывала, одевала и