Наше дело правое - Сергей Раткевич

Не воздух рубили мечами роскские воины, не пустоту пронзали копьями. Падали им под ноги находники, рассеченные, насквозь проткнутые, размозженные могучими палицами; да только не хватило в тот раз ни храбрости, ни силы, ни крепости, ни даже заветного слова.

Произнес его Вой, даже не произнес — выкрикнул, сердце собственное разрывая, когда увидел, чем дело оборачивается. Однако и у врага нашлись те, кто сумел в том крике заветное слово распознать и собственным словом встретить. Потемнело небо, закружился вихрь, взлетели вороны — незримо столкнулись два слова, да оба и погасли.

Мечи все решали, а мечей со степной стороны много больше оказалось.

Да к тому же словно раздвоилось вражье войско: одна голова с Воем и его кметами грызется, а другая на беззащитные грады пасть разинула.

…Владу же обманул отец ее. Хотел спасти родную кровь любой ценой. Вот и соврал, мол, не бойся, дочка, то простой набег, сколько таких было и сколько будет! А мне вот твоя помощь срочно потребна, в дальнем лесном краю целебных трав набрать, о каких я тебе еще и рассказать не успел — врачевать раненых, когда муж твой вернется с победой.

Поверила ему Влада, не простилась с Воем, не проводила его, не сказала заветных слов; а отец, скрыв дочь в глухой сторожке, обернулся филином и полетел туда, где встало, принимая последний бой, войско росков. Видел старик, как пали почти все воины, как сам Вой бился до последнего, пока не упал, пронзенный множеством стрел.

Отвел тогда глаза находникам Воев тесть, не то змеей проскользнул, не то филином пролетел — неведомо как, но оказался подле раненого князя и, покуда еще кипел вокруг бой, вынес зятя, втащил на ближайший курган, что подле кальмейского берега.

Непрост был князь, нелегко было исторгнуть из него жизнь. Но без того, что ведал отец Влады, настал бы ему конец.

Очнулся Вой и видит вокруг себя мертвое поле и верных кметей, оставшихся на нем без погребения; и почувствовал князь, что словно вновь вонзаются в него все до одной степные стрелы.

Попытался он встать, повернулся, увидал зарево и спрашивает князь у тестя своего: что за огни такие в ночи, отчего светло, словно днем? Отвернулся старик и ничего не ответил, а Вой, приподнявшись, взглянул и понял: пылают леса на севере, горит роскская земля, пеплом распадаются грады, гибнут в огне последние защитники рода, а вместе с ними — и жены, и малые детишки, и старики, хранители памяти.

Высоко взвилось то пламя, и ощутил Вой, что горит он сам в нем. И не только поранившие его стрелы чувствовал князь, но каждый удар, что падал сейчас на людей его языка. Каждый раз, когда умирая роск, страшно вскрикивая Вой, и от криков его бежала даже нечисть.

Пытался успокоить зятя отец Влады, но не слушал Вой ничего и не видел.

Случилось так, что спешил вдоль Кальмея отставший вражий отряд, услыхал княжий крик и едва не разбежался, охваченный страхом; но был среди них один старый ведун, и сумел он ободрить воинов. Приступили они к кургану, где лежал раненый князь, но Вой их даже не заметил. За лесами умирали его роски, а он ничего не мог сделать.

И тогда в последний раз закричал князь, да так, что даже тесть его устрашился. Встал Вой, пошатываясь и глядя на озаренное пожарами небо; кровь текла, не останавливаясь, из княжьих ран, но тут вдруг начала каменеть, оборачиваясь красноватым гранитом. Не раны чувствовал князь, не от них страдал — от бессилия и горя, от боли за родную землю. И от нее, от этой боли, становился Вой камнем. Тут враги наконец добрались до вершины, принялись рубить Воя саблями, тыкать в него копьями, но только затупили клинки да согнули оголовки.

А напоследок, уже почти окаменев, произнес князь последнее свое слово. Вспомню он жену, Владу, с которой не простился, не обнял, уходя из дома. Думал, что донесет ветер его печаль, его горе до жены, а вышло все наоборот. Воином был князь, не привык печаловаться, и оттого вышло его последнее слово не таким, как он сам хотел. Расступилась земля, втянул курган в себя обступивших князя врагов, словно и не было их никогда…

А старик, отец Влады, обернулся филином и улетел к дочери. Уцелела Влада в тайном лесном убежище, но уже поняла по зареву на полнеба, что случилось страшное, не стало роскской силы. Что рассыпались враги по родной земле, жгут да насильничают и некому дать им отпор. И разъярилось сердце жены Воя на обманувшего ее отца.

И когда прилетел к затерянной в чаще избушке огромный филин — а было то уже на заре, — то лишь миг видел он стоящую на пороге Владу. Взошло солнце — и не стало вдовы князя Воя. Лишь оскалила зубы на отца, вновь обернувшегося человеком, серебристая волчица.

Бессильно уронил руки старик, выкатилась из глаза одинокая слезинка. Понял он, что не простила и не простит его дочка, что навсегда горе отогнало от нее смерть, и даже за чертою этого мира не найти им покоя и примирения. Сел тогда старик на пороге, да делать нечего. Не стало князя Воя, не стало у росков защитника, и теперь им, Деду и Вдове, несмотря на обиды, хранить землю, беречь Роскию по мере отпущенных сил.

— Так и повелось с тех времен, — говорит волхв-рассказчик. — Ходят от края до края земель наших отец и дочь. Днем — старик с волчицей, ночью — женщина с филином. Столетия водой утекли, а не утишилась обида дочерняя. Не желает Влада говорить с отцом, зато дело они одно делают. Вдова проводит, щит подаст, раны перевяжет, а то и оплачет. Дед, тот уму разуму научит, что было — не забудет и другим не даст. Только мало разума с памятью да любови с жалостью — еще и сила нужна да удаль, и тут уж не Дед со Вдовой за сынов, а сыны за собственных дедов и матерей да за самих себя.

Нет с нами Воя, — твердеет голос учителя. — Самим надо мечи да копья держать, и, покуда не выучимся, не переведутся охотники пробовать, мягка ли перина у росков да вкусен ли мед…

А из тел тех воинов, что курган поглотил, взошли серые травы, каких больше нигде и не бывает у нас. С весны до поздней осени, стоит налететь ветру, всё секут они и секут мечами-листьями окаменевшего Воя, да только все зря. Никогда им не одолеть нашего князя, не сломить роскский дух, не выжечь наших лесов, не испоганить озера с реками. И еще говорят, что по сю пору ищут степные шаманы курган, на котором стоит Вой. В одном лишь согласилась Влада с отцом своим — что нужно им своей силой поднять такие же камни и на другие курганы, чтобы не нашли степняки мужа и зятя их, чтобы зубы себе сгрызли от досады.