Королевство Хатуту - Дмитрий Романовский

– За соглашение советской и французской коммунистических партий! – и поднял свой бокал.

И все, человек около тридцати, или сорока, подняли свои бокалы, стали пить. Это было шампанское. Поль только сделал глоток. Официант, стоящий сзади, тут же налил Полю в маленькую рюмку ликера. Официанты, вероятно, были предупреждены о вкусах каждого французского гостя. Последовали тосты. Первый тост произнес Эжен Максимил. Следующий тост провозгласил толстый мужчина с усами. Поль узнал его по фотографии, купленной в ГУМе. Это был Молотов – советский министр иностранных дел. Все советские партийные лидеры занимали высшие государственные посты. Всего было произнесено около десяти тостов, и после каждого тоста все пили вино. За шампанским последовал французский коньяк. Поль после каждого тоста делал глоток из своей рюмки, в которую официант подливал ликер. У Поля слегка закружилась голова и поднялось настроение. Он ел подряд все закуски, которые были на столе, кроме красной икры, которая ему никогда не нравилась. Сталин обратился к Максимилу:

– Как вам понравилась Москва?

Пожилой переводчик, которого Поль видел во время разговора со Сталиным, переводил почти синхронно.

– Замечательный город, – ответил Максимил. – Сразу видно: крупный европейский центр, однако не утративший русского колорита.

– И похож на Париж, – громко сказал Поль с набитым ртом.

Все на него посмотрели. Сталин тоже. Быстро прожевав, Поль продолжал приподнятым тоном:

– Улица Двадцать Пятого Октября похожа на главную улицу в Сен-Дени. А Большой театр похож на церковь Маделены, только еще больше. А в музее имени Пушкина те же художники, что и в Лувре.

Все молча слушали. Сталин тоже. Вероятно, поэтому Каспар, сидевший рядом с Полем, не посмел его одернуть. Поль знал, что здесь надо всем восхищаться, и это было смешно, а выпитый ликер придавал энтузиазма. И он весело продолжал:

– А Кремль очень красивый. Я бы хотел в нем жить.

Присутствующие замерли, но у Сталина около глаз собрались морщинки, будто он хотел улыбнуться, и все вокруг тотчас заулыбались. И Поль так же весело продолжал:

– И ГУМ красивый. Стеклянные потолки как в парижских пассажах. Только ГУМ больше. И внутри фонтан. В парижских пассажах фонтанов нет. – Полю самому нравилось, как он удачно всем восхищается. И он продолжал: – И двухэтажные троллейбусы. В Париже таких никогда не было.

Сталин что-то спросил, но Поль, занятый своей речью, не расслышал вопроса. В наступившей тишине переводчик повторил вопрос Сталина:

– Товарищ Дожер, а почему же вы в ГУМе отказались от русской шапки?

Оказывается, Сталину докладывали все подробности. Поль ответил:

– А зачем? У меня уже есть шапка.

Сталин спросил:

– Вероятно, в Париже русские шапки не в моде?

– Наоборот! – воскликнул Поль. – Соболья шапка в Париже показалась бы роскошью! Вот вы сами, товарищ Сталин, очень скромно одеваетесь. Почему же вы считаете, что французские коммунисты должны покупать себе роскошные вещи?

Наступила мертвая тишина. Но у Сталина под усами прорезалась, наконец, улыбка. И все облегченно улыбнулись и даже раздался сдержанный смех. Сталин с той же сдержанной улыбкой обратился к Максимилу:

– Мне даже нечем возразить. Я действительно одеваюсь по-солдатски.

И все опять улыбались. Это были вежливые дипломатические улыбки. Но у Сталина была другая улыбка: более сдержанная и более похожая на искреннюю. Поль с интересом смотрел на Сталина. Этот маленький некрасивый человек, посылавший миллионы людей на смерть и в концлагеря, Поль теперь в этом не сомневался, умел в разговоре быть обаятельным. Но прежде всего он был как женщина: верил, когда ему врали, и не верил, когда говорили правду. Это было забавно. Когда официанты принесли горячие мясные блюда, Сталин поднялся с места. И все за столом поднялись с мест. Сталин пожал руку Максимилу, а затем неожиданным коротким жестом протянул руку Полю. И Поль, наклонившись над столом, протянул мимо двух человек свою длинную руку. Состоялось еще одно рукопожатие. Пожелав французским гостям удачи в борьбе за правое дело, Сталин удалился. Поль был в некотором недоумении: если коммунисты считаются левыми, почему же они должны бороться за правое дело?

Глава 20. Ленинград. Луга. Арест французских коммунистов

Всю дорогу от Москвы до Ленинграда Поль крепко спал. На вокзале их встретили представители коммунистической партии Ленинграда. Серж, который должен был сопровождать французов в течение всего их пребывания в России, представил их друг другу. Среди ленинградских представителей был некий товарищ Фейгин, который хорошо говорил по-французски и должен был вместе с Сержем сопровождать французов по Ленинграду. Уже на вокзале Поль почувствовал к себе особое расположение ленинградских коммунистов. Вероятно, они уже знали, что Сталин имел с ним личную беседу. С вокзала, как и в Москве, их повезли на автобусе в гостиницу.

Ленинград сразу понравился Полю. Серж и товарищ Фейгин наперебой давали пояснения. Сразу от вокзала начинался Невский проспект – главная улица Ленинграда. Это был роскошный проспект, дома напоминали не просто Париж, а самую фешенебельную часть Парижа – Елисейские поля. Их привезли в гостиницу, которая именовалась «Европейской». Номер, который отвели Полю, был роскошным. Завтракали они в ресторане гостиницы. Затем их повезли, как и в Москве, на трех машинах в Смольный. Так называлась резиденция ленинградских партийных лидеров. Это был комплекс классических зданий, окруженных парком. Хотя был мороз, и парк был в снегу, основные аллеи были расчищены. В небольшом зале состоялась встреча французских и ленинградских коммунистов. Главой ленинградских коммунистов был некий товарищ Попков, очень важный и толстый мужчина. Товарищ Фейгин хотел было представить французов, но его тут же оттеснил Серж и представил всю делегацию: сперва главу Максимила, затем Поля, затем мадам Туанасье, а затем остальных. Состоялись рукопожатия. Среди ленинградских лидеров был некий Барановский, который хотя и плохо, но говорил по-французски. Оказалось, что это главный архитектор Ленинграда. Состоялось короткое заседание, на котором товарищ Максимил показал Попкову соглашение французской и советской коммунистических партий, подписанное Сталиным. Затем французов повезли осматривать Эрмитаж, который конкурировал с Лувром. Делегацию сопровождал главный архитектор Ленинграда Барановский. В лидирующей машине были Барановский, Максимил и Поль. Барановский хотел показать французам лучшие места города и давал шоферу указания по маршруту. Машины проехали по Невскому проспекту, выехали на Дворцовую площадь с гигантской колонной посредине, на которой парил бронзовый ангел. Барановский пояснил, что эта колонна высечена из одного куска полированного гранита, привезенного из Финляндии. Поля поразило, как эту колонну везли и устанавливали: ведь тогда не было еще ни поездов, ни машин, ни подъемных кранов. Они проехали мимо Адмиралтейства с золотым шпилем, обогнули Исаакиевский собор, самое высокое здание Ленинграда, поехали по узкому, но вполне роскошному проспекту и остановились у строящегося пятиэтажного дома с угловой башней.

– Это здание строится по моему проекту, – пояснил Барановский. – Раньше на этом месте стоял дом, который был разрушен во время бомбардировки. Угловая башня … – он запнулся, подыскивая выражение. Нашел: – … является доминирующей высотной точкой этого района. В этой башне я планирую оборудовать свою архитектурную мастерскую.

– А можно подняться в эту башню? – спросил Поль.

– Конечно, – отозвался Барановский. – Только лифт еще не установлен.

Поль первым вышел из машины. Из остановившихся машин стали выходить остальные члены делегации. Фейгин что-то сказал по-русски Барановскому, очевидно, это было замечание, что эта остановка не была запланирована лидерами, но Барановский пропустил замечание мимо ушей: вероятно, ему очень хотелось показать французам спроектированное им здание. Стройка была ограждена деревянным забором, загородившим тротуар. Они прошли через грубо сколоченные деревянные ворота на строительную площадку, пердставлявшую собой кучи заснеженного строительного мусора. Барановский пояснил, что на зиму строительство отчасти приостановлено, но в течение следующего лета здание будет достроено. Трое рабочих в изношенных ватниках затаскивали связку деревянных досок в окно без рамы, за которым кто-то пилил ручной пилой.

– Настилают полы, – пояснил Барановский.

Они вошли в лестничную клетку, стали подниматься по бетонной лестнице, заставленной обрезками досок и ведрами с застывшей известью. На пятом этаже Барановский предупредил:

– Осторожней, здесь перила еще не установлены.

В саму башню вела грубо сколоченная временная деревянная лесенка. Барановский пояснял: