Я сам похороню своих мертвых. Реквием для убийцы. Проходная пешка - Чейз Джеймс Хедли

— Ты же обещал, что мне не придется их взрывать.

— Конечно, обещал, — терпеливо объяснял Рейкс. — Но, поднимаясь к капитану, я должен твердо знать, что при необходимости ты взорвешь их — только это придаст силу моим словам, ведь ложь раскусит и осел. Понимаешь?

— Ну, я думаю, да.

— Тогда тебе нужно знать, как они работают, верно?

— Ну да, да… думаю, да.

— Вот мы и возьмем с собой одну, чтобы ты могла потренироваться.

Рейкс отвернулся от нее, не выпуская из рук стакана. Несколько минут назад он владел ею, а теперь пытался подавить гнев… «Ну да… да… я думаю, да…» Как она спотыкается, когда лицом к лицу сталкивается с жизнью. Живет в сказочном, нет, скорее в ужасном, зловещем фантастическом мире и занимается там кошмарными делами… она и воровала, и чеки подделывала, помогала убить Сарлинга; в первые мгновения пугалась, а потом, спустя несколько часов или дней, забывала обо всем, но только для того, чтобы ужасаться и пугаться снова при столкновении с правдой о самой себе. Если дело обернется провалом, она взорвет капсулы. Сделает это послушно, не рассуждая. Она любит его и сделает все, что скажет «Энди», поверит каждому его слову. И если ей придется вступить в игру и погубить людей, она забудет о них, не успев сойти с корабля в Нью-Йорке.

— Тебе нечего бояться, — улыбнулся Рейкс. — Что бы ни случилось, никто не тронет тебя, не найдет связи между нами. Ты или выбросишь гранаты за борт, или осторожно оставишь в тех местах, которые я укажу, потом вернешься в каюту и забудешь обо мне. Тебя ни в чем не заподозрят.

Рейкс не вполне верил своим словам — ведь если дело сорвется, сразу же начнется дознание, что может в конце концов привести к Белль, но тогда ему будет уже не до нее… ему будет все равно.

После обеда Белль повезла Рейкса в Брайтон. Они сделали небольшой крюк, остановились там, где дорога огибала Эндоунский лес, и углубились в него ярдов на двести. Рейкс показал, как взрывать гранату. Белль бросила ее в заросли вереска. Послышался негромкий хлопок.

В Брайтоне она высадила Рейкса у дома Бернерса, сама же поехала ждать к морю.

Бернерс ждал Рейкса с полным отчетом об испытаниях вертолета и подробностями о французской стороне дела. Оказалось, нужны две сети: одна поднимается вверх, отцепляется, а другую тем временем сбрасывают на корабль. Золото с палубы и самого Рейкса можно без труда поднять за сорок минут. Пусть на предварительный разговор с капитаном уйдет полчаса. Пусть на то, чтобы доставить слитки на палубу, еще полчаса. В общем, операция займет час сорок.

— Мы наверняка уложимся в сорок минут, — закончил Бернерс. — Вам останется час. Как вы на это смотрите?

— Считаю, что времени у меня в обрез. Переправить золото из спецкаюты в лифт — это просто. А вот перенести его по правому борту на бак — уже сложно. Но ста минут хватит. Может, уложимся и быстрее. Надеюсь на это. Как дела во Франции?

— После посадки обо всем позаботится Бенсон. Мы с вами разойдемся, и точка. Он нашел на Брестском полуострове местечко под названием Шато-Мириа. Это невдалеке от города Лоудак.

— Сколько оттуда до того места, где окажется корабль между полуночью и часом?

— По вашим подсчетам он пройдет в десяти — пятнадцати милях к северо-востоку от острова Эндерни в Ла-Манше. Получается двести пятьдесят миль в оба конца. Но вертолет будет висеть над кораблем сорок минут — значит, придется заправиться до отказа. На выходные снова съезжу во Францию, и мы полетаем для пробы, все перепроверим. У Манделя неплохая организация, да и Бенсон даром времени не теряет. — Бернерс и не пытался скрыть своего восхищения. — Надо сказать, когда работаешь с такими деньгами, какие есть у них, все идет очень гладко.

— Если вы снова захотите работать с ними, сообщите мне, — ответил Рейкс.

Бернерс потер ладонью лысину:

— Ну, если бы у меня кончались деньги, я бы не отказался. Давайте начистоту: эти люди ни в чем не стесняют нас и не скупятся. На их месте я не дал бы нам семидесяти пяти процентов. При таком барыше хватило бы и тридцати.

— Мне бы хватило перерезать им глотки, если бы в этом был какой-нибудь смысл.

— Да, но раз мы не можем себе такого позволить, так почему не выжать из операции все и остаться довольными?

— Кто полетит с вами?

— Пока я видел только летчика. Третий появится за день до операции. — Бернерс встал и подошел к окну. Быстро спускались сумерки, море казалось стальным под низкими тучами. Стоя спиной к Рейксу, он сказал:

— Я никогда не предлагал и вы никогда не просили меня быть на корабле вместо вас, но знайте, что я сделаю это, если понадобится, не задумываясь. Думаете, не справлюсь?

— Уверен, что справитесь. Но впереди всегда стоял я. А почему вы спрашиваете?

Бернерс повернулся лицом к Рейксу:

— Друг с другом мы можем быть откровеннее, чем с кем бы то ни было. Корабль — самое главное и самое опасное место. Ведь даже лучший план в мире может сорваться. Я помню, давным-давно мы решили не говорить об этом, — вздохнул он, — но давайте хоть на миг предположим провал. Что вы тогда сделаете?

— Если операция сорвется?

— Да.

— Если меня припрут к стенке… тогда все, мне конец. Вы же сами знаете, что я сделаю. Об этом я говорил всегда.

— Может случиться и так, что мы уйдем с золотом, но без вас… Вот почему я завел этот разговор. У меня может оказаться ваша доля, а ведь я ничего не знаю о вас. Кому бы вы хотели ее передать? Я мог бы об этом позаботиться…

— Спасибо, но у меня никого нет.

— Простите, я только пытаюсь предусмотреть все. Не очень приятно, конечно, но раз…

Рейкс улыбнулся, ему вдруг захотелось поблагодарить Бернерса. Может, он и жаден, но, боже мой, разве в этом дело? Долгие годы они работали вместе, эти годы сблизили их, связали их отношения так, что те во многом стали сильнее дружбы.

Он сказал:

— Просто прилетайте на вертолете, пускайте, когда нужно, свою ракету, да и все. Ставки сейчас выше, чем раньше, но остальное — как всегда. Мы вновь будем двигать людей, словно это пешки. Вы, я и совсем небольшая помощь сверху. Никто уже не сможет рассказать нам ничего нового о людях.

…Ту ночь он провел в спальне Белль, а через три дня уехал в Девон. А еще через день Белль поняла, что беременна уже почти два месяца.

Она сидела на кухне и смотрела на нетронутую чашку кофе, стоявшую на столе. Кофе покрылся грязной серовато-коричневой пленкой. Белль стряхнула в чашку пепел с сигареты. Пенка медленно свернулась под его тяжестью, исчезла, закрылась, как зонтик.

«Старая добрая Белль, — думала она. — Вечно с тобой что-нибудь да случится, причем такое, от чего совсем не хочется петь и плясать». Она думала, что переволновалась из-за всей этой кутерьмы, вот месячные и задержались, но доктор был категоричен. У нее будет ребенок. Его ребенок. Не удивительно, если вспомнить, как бурно он иногда проводил с нею ночи. Любой женщине этого хватило бы за глаза. Но что же ей-то делать? Сказать ему? В конце концов, а вдруг он захочет ребенка, может, даже… Нет, он никогда не женится на ней из-за этого. Они так не договаривались. Он ее по-своему любит, она уверена, но совсем не так, как она его. У нее есть деньги, он не запретит ей рожать, если она захочет. Но хочешь ли ты, Белль?

Она закурила новую сигарету и попыталась представить себя матерью — вот она, незамужняя, возится с ребенком… да, это будет ей в новинку. Хотя почему бы и нет? Когда начнешь думать об этом, когда поймешь, кто живет внутри тебя, тогда и утешишься. Ребенок. Его ребенок. Даже если она потеряет Рейкса, его кусочек останется с ней навсегда. А Рейкса она потеряет. Уж это точно. Сейчас он с ней только потому, что другого выхода нет. Но кончится это дело с кораблем, и он исчезнет. Наверно, немало женщин теряют возлюбленных и в утешение остаются с их детьми. Хочет ли она этого? Хочет ли ребенка, который всегда будет напоминать о нем? Когда он уйдет, лучше, пожалуй, сжечь все мосты. Склони голову, Белль, и постарайся его забыть. Освободи от него и сердце и мысли и завали их первым попавшимся хламом.