Сага о Рорке - Андрей Астахов

Рорк вскочил с лавки, но мед ударил в голову, и молодой князь, выругавшись, вцепился в край стола и так стоял не сводя злого взгляда с Хельгера.

– Пошел прочь, – заплетающимся языком сказал он. – Не хочу тебя видеть.

– Лучше тебе от этого не станет. И перестань пить. Ты скоро превратишься в грязную свинью.

– Хельгер, не мучай меня, – устало произнес Рорк. – Дай мне отдохнуть. Душа у меня болит.

– Нет, это у меня болит душа! Тот, кто убил ансгримских богатырей, поразил самого Аргальфа, кто стал героем песен и прославлен во всем Норланде – ты ли это? Клянусь копьем Одина и его ожерельем, я вижу перед собой тень воина, а не потомка Рутгера Ульвассона! Ты позоришь память своего отца, Рорк. Убей меня, если хочешь, но ничего моя смерть не изменит, всякий скажет о тебе то же самое. Твоя слава трещит по швам, над тобой скоро будут смеяться – Аскольд и Дир в Киеве, Куява в Белоозере и прочие твои враги. Ты стал слабаком. А все из-за нее, из-за этой женщины.

– Замолчи, Хельгер.

– Ты сам отдал ее Куяве.

– У меня была Ефанда.

– Так о чем ты думаешь? Чего колеблешься? Убей Куяву и верни княжну. Назови сыном ее ребенка.

– Ты сказал, лучшие воины хотят служить в моем войске? Помнится, в Готеланде против нас тоже дрались наемники с половины мира. Они пришли к Аргальфу, потому что хотели воевать под его началом. Понимаешь, о чем я?

– Ты пьян.

– А ты забываешь одну очень важную вещь, Хельгер, – голос Рорка зазвенел металлом. – Ты норманн, я же наполовину ант. Это кровь моего народа будет литься в войне. Я не могу бросить против соплеменников свору, которая со всего мира собирается под моим знаменем. Чем я тогда лучше Аргальфа? Я на своей земле, и она проклянет меня, если я, словенин, буду убивать ее детей.

– Хорошо, – Хельгер приложил ладонь к сердцу. – Я сослужу тебе эту службу. Я сам расправлюсь с Куявой. Я привезу тебе княжну. И после сам покончу с Аскольдом и Диром. Только сохранишь ли ты чистоту своих рук, княже, если мои руки будут в крови?

Рорк не ответил. И Хельгер, так и не дождавшись ответа, вышел прочь. Сын Рутгера снова, в который уже раз, разочаровал его.

Анты в Белоозере сопротивлялись неделю. Хельгер не ожидал, что они проявят такое мужество и такую изобретательность. Лишь к исходу седьмого дня сильный пожар в детинце решил исход сражения. Город сгорел почти полностью, и весенний снег от пепла стал серым на версту от города.

Пленных антов Хельгер велел отпустить. А вот Куяву привязали к деревянному столбу ремнями, и варяги глумились над ним, били кулаками в лицо, плевали в него. Появление Хельгера, который верхом въехал в догорающий детинец, еще больше их раззадорило. Лишь приказ ярла остановил издевательства над пленником.

– Ты изменник, – сказал Хельгер, подъехав к Куяве. – Знаешь, как мы казним изменников? Мы разрезаем им живот и обматываем их внутренности вокруг столба. Тебя ждет то же самое.

Куява молчал, только сплевывал кровь, сочившуюся из разбитых губ. Хельгер спешился, железной рукой схватил молодого воина за горло.

– Куда девал княжну, подлый холоп? Где княжна и ребенок?

– Поищи, может, найдешь, – шепотом отозвался Куява.

По приказу Хельгера все найденные в городе тела погибших внимательно осмотрели. Некоторые из них сильно обгорели, но женских и детских среди них почти не было. Верно, мятежные анты заблаговременно отправили свои семьи из города в укромные, спокойные места на случай осады. Среди живых княжны и ребенка тоже не было. Нашли сразу двух оставшихся без призора грудных малышей, мальчика и девочку. Мальчика Хельгер велел забрать с собой, девочку оставить на пепелище.

В Хольмгард пленного Куяву везли на телеге, связанного по рукам и ногам. Дружинники Хельгера насильно вливали ему в рот смесь из меда и сухарей, ибо пленник отказывался есть. Однажды Куява попытался разбить себе голову об телегу, но его скрутили так, что он даже не мог пошевелиться. Лишь слезы бессилия текли у молодого дружинника из глаз, что вызывало смех и издевки норманнов.

Рорк, предупрежденный гонцом, встречал рать Хельгера у въезда в город. Не доехав до князя шагов тридцать, Хельгер велел принести найденного в городе младенца, а как младенца принесли, взял его на руки и поднял над головой под крики воинов, рев рогов и стук мечей о щиты. Младенец, напуганный шумом, запищал, и Хельгер передал его ехавшему одесную Энгельбректу, который тут же завернул дитя в лисью шубу.

– Где она? – спросил Рорк, когда старый ярл подъехал ближе.

– Мы не нашли ее. Ее нет ни среди живых, ни среди мертвых.

– Лжешь! – лицо Рорка исказилось.

– Клянусь асами и светоносным Асгардом! – отвечал Хельгер, приложив к сердцу руку. – Куява ее где-то спрятал.

– А мальчик, которого ты привез?

Хельгер зашептал на ухо Рорку. Лицо князя начало проясняться.

– Хорошо, – сказал он, – ты верно придумал.

– Теперь нам не стоит опасаться сына Боживоя, – сказал Хельгер, – Куява только помог нам.

– Ты схватил его? Где он?

– Здесь, в обозе. Его следует судить.

– Мне не за что его судить. Почему ты до сих пор не привел его ко мне? Пусть его приведут!

Хельгер пожал плечами, но спорить не стал. Опять князь все делал неверно. Мятежника должно судить и наказать – таков закон. Однако кто убедит Рорка в этом? Видимо, молодой князь взял за правило прощать своих врагов. Не привело бы такое милосердие к большой беде…

Через несколько минут привели Куяву. Некоторое время Рорк и его непримиримый враг смотрели друг на друга: князь – с печалью, Куява – с ненавистью. Потом Рорк, словно очнувшись, шагнул к пленнику и перерезал ремни у него на запястьях.

– Мои ярлы требуют судить тебя, Куява, – сказал он. – Для тебя как для мятежника суд вынесет только один приговор: смерть. Я же предлагаю тебе поле. Пусть боги рассудят, кто из нас прав. Убьешь меня, и уйдешь с миром. Проиграешь бой, то хотя бы умрешь с честью, как воин.

– Думаешь, я боюсь тебя? – Куява выпрямился, подбоченился. – Нет, я буду биться с тобой. Насмерть.

– Куява, а ведь в монастыре ты клялся не враждовать со мной, помнишь? – с горечью в голосе спросил Рорк.

– С той поры все изменилось. Мы любим одну женщину. А она… она…

– Что она? Меня любит? – Рорк невольно шагнул к дружиннику, протянул меч к нему в руку, будто обнять хотел. – Ты это хотел сказать? Ну говори, не мешкай!

– Ничего-то ты не узнаешь. Убей меня, и будь проклят.

– Она меня любит, – сказал Рорк.

Куява молчал, только ненависть в его глазах стала еще заметнее. Он просто резал взглядом Рорка. И сын Рутгера понял, что примирения быть не может.

– Один раз ты поклялся меня убить, – сказал он Куяве. – Я простил тебя, но тоже дал клятву покончить с тобой, если ты вторично будешь искать мне зла. Ныне я исполню свою клятву. Дайте ему меч!