Бомбы сброшены! - Гай Гибсон

Глава 4

А сейчас мы немного похохочем…

Утро 9 апреля было холодным и ясным. Я проснулся очень рано и сейчас лежал в теплой и уютной постели. Я слушал, как храпит лежащий на соседней койке Брюс, и жалел девушку, которая выйдет за него замуж. Я попытался посмотреть на часы, но было еще слишком темно. Я выругался, вспомнив, что мы забыли поднять противогазовый занавес вчера вечером. Я совершенно не представлял, который час, и решил попытаться все-таки заснуть. Внезапно хлопнула дверь, и появился мой ординарец Кросби. В его трясущейся руке позванивали чайные чашки.

«Доброго утра, сэр. Чудесный денек. Гитлер снова врезал. Он влез в Норвегию».

Я пулей вылетел из постели и затряс Брюса.

«Они сделали это, Брюс. Поднимайся, старый лентяй!» — кричал я.

Но Брюс спал слишком крепко, и ему понадобилось какое-то время, чтобы очнуться. Наконец он тоже поднялся, и мы начали собираться. Через полчаса мы позавтракали и явились к Оскару прямо в центр управления полетами.

Сразу начались гадания: а что нам придется делать? Оскар, как обычно считал, что все это утка.

«Я не понимаю, как он может туда забраться. — Казалось, он разговаривает сам с собой, а не с летчиками, собравшимися в комнате. — Флот всегда говорил, что потопит любой корабль, который выйдет из Скагеррака, либо своими подводными лодками, либо кораблями. Я не понимаю, на что рассчитывает Гитлер, ввязываясь в схватку с гораздо более сильным флотом. Да и вообще, что у них есть? В Киле в плавучем доке торчит «Шарнхорст», а также несколько легких крейсеров. «Гнейзенау» и карманный линкор находятся в Гамбурге. У них нет никаких шансов».

Боюсь, я в этом совершенно не разбирался. Мне почему-то пришли на ум немецкие торпедные катера.

«Я бы сначала атаковал Францию», — сказал кто-то.

«Я тоже».

Мы все были озадачены. Но тут зазвонил телефон. Это был Вилли. Мы все сразу столпились вокруг Оскара.

«Да, сэр. О’кей, сэр. Мы все готовы, сэр. Сколько, сэр? Есть, я взлетаю».

Когда он положил трубку, все заговорили разом.

«Хорошие новости, орлы».

«Возьми меня, Оскар».

«Ты должен включить меня».

«Сколько человек нужно?»

«Тебе нужен лучший экипаж? Тогда я готов».

«Заткнитесь вы все, старые ослы! — крикнул Оскар. — Если кто и полетит, так это я сам. Еще Гиббо и Росси. Иен, остаешься на телефоне. Я должен увидеть командующего».

Сказать, что это решение понравилось всем, значило бы бесстыдно солгать. Несколько месяцев мы просто бездельничали, несколько месяцев мы ждали начала. Мы ждали так долго, что уже начали ржаветь.

Поэтому вполне естественно, что возможность участвовать в боевой операции для нас была самой желанной перспективой. У нас было совсем иное настроение, чем во время сентябрьской нервотрепки.

Нам пришлось прождать еще два дня, а потом мы отправились к генералу. Так как мы больше других эскадрилий практиковались в ночных полетах, для выполнения специального задания выбрали именно нас вместе с 49-й эскадрильей. Мы должны были поставить наши магнитные мины в прибрежных водах Германии. Наши ученые отнюдь не бездельничали в эту долгую зиму. Они разработали специальную мину весом около 1700 фунтов, которую нельзя было вытралить. Ее прозвали «картошкой», и мы должны были засеять этим овощем самые важные точки в Каттегате и Скагерраке.

План был простым и, как показало время, удачным. Германия пыталась вторгнуться в скандинавские страны по морю. Собранные для этой цели корабли и суда было крайне сложно атаковать. Они передвигались только по ночам, а наш флот не имел доступа в Балтику. Хоть порт Киля был забит танками, пушками и солдатами, мы его не бомбили, чтобы не нанести вреда гражданскому населению. При переходе из Киля в Осло, уже захваченный немцами, эти суда должны были выбрать один из трех прекрасно известных фарватеров. Средний проходил через Большой Бельт, восточный — между Копенгагеном и Мальмё, западный — в узостях и мелководьях Малого Бельта. Мы должны были заминировать эти фарватеры как можно гуще. В этом случае можно было добиться следующего:

1. Потопить большой корабль и таким образом заблокировать фарватер.

2. Повредить большое число судов, что вынудило бы немцев вернуться.

3. Утопить несколько тысяч немецких солдат (как мы надеялись).

Эти мины содержали изрядное количество взрывчатки, и потому их можно было сбрасывать на значительных глубинах. Даже если корабль находился на некотором расстоянии от мины, сила взрыва была такова, что его буквально выбрасывало из воды.

В Англии уже был сформирован экспедиционный корпус для отправки в Норвегию. Наши мины должны были помешать доставке немецких подкреплений в Южную Норвегию. Это стало бы нашим вкладом в выигрыш Норвежской войны.

Все буквально лучились оптимизмом. В газетах появилось множество хвастливых статей, написанных тыловыми вояками. Политиканы делали оч-чень смелые заявления, утверждая, что «Гитлер зарвался». В Америке начали поговаривать, что «лиса выскочила из норы, и теперь-то ее смогут поймать». Я никого не обвиняю, потому что мы думали точно так же. В конце концов, мы были нацией моряков, и враг бросил вызов нашей морской мощи. Кто-то осмелился выползти в море прямо под носом Королевского Флота. Тот уже начал подремывать, но ведь не навсегда же заснул. И теперь он должен был показать нахалу, кто на самом деле правит морями.

Поэтому в лондонских пабах противника уже разгромили. Было выпито несчетное количество стаканов за крупнейшую ошибку Гитлера. На Лондонской бирже акции круто пошли вверх.

11 апреля примерно в 7 часов мы поднялись в воздух. Приказ был предельно прост. Мы должны поставить мины на среднем фарватере в указанной точке. Потом нужно пролететь над Килем, чтобы выяснить, сколько кораблей находится в порту. Следовало также осмотреть Малый Бельт и уточнить интенсивность перевозок через пролив в Мидцельфарте. После этого мы могли были вернуться домой.

Ни при каких обстоятельствах мы не должны были допустить, чтобы наши мины попали в руки к врагу. Это было совершенно секретное оружие, и мы не могли допустить, чтобы он узнал о нем. Если мы не сможем достичь указанной точки, нам следует или вернуться назад вместе с минами, или сбросить их в открытом море. В случае, если самолет потерпит аварию над сушей, нам следовало немедленно покинуть его, чтобы машина Брезалась в землю и взорвалась на собственных минах.

Когда мы взлетали, я думал обо всем этом. Мы были страшно рады, что наконец-то начинаем воевать, но в то же время опасались, что мотор может отказать над сушей. Тогда нам пришлось бы прыгать над вражеской территорией, что означало неизбежный долгий плен.