Набат-2 - Александр Гера

3 — 13

Судских не успел осмыслить послание Гуртового, решить для себя, правда это или тактический ход, как появился Смольников. Он влетел в кабинет. Как принято говорить — влетел на крыльях удачи или окрыленный удачей.

Бесспорно, работал последнее время Смольников с творческим подъемом, вопреки логике оперативного сыска умудрялся найти результат там, где его никто не ожидал увидеть. Элементарно, как в анекдоте: человек умножал возраст преступника на номер его дома, делил на цифру года и заявлял, что преступника следует искать по улице Красных кавалеристов, дом три, квартира четыре. Ехали и забирали одуревшего от неожиданности дядю. Правда, по другому делу. Одним словом, майор Смольников работал по световой системе. От фонаря. Но успешно. Случай вполне обычный: творческие личности мыслили вне рамок правил.

И это бы ладно, к его манере привыкли и любили по-своему, как маманя любит свое дитя, косенькое от рождения, которое становится прекрасным окулистом, но Смольников в служебном рвении забывал о субординации и спешил поделиться своей удачей не с непосредственным начальником, а обязательно с шефом. Вот и сейчас он затормозил самолет своей находки сразу за порогом кабинета Судских. Запах перегретого двигателя и бензина достиг стола Судских. Визг тормозов повис в воздухе.

— Игорь Петрович, я такое выкопал!

Книжку в руках его Судских заметил.

— Немедленно закопай!

— Как — закопай?

— Немедленно. Мой товарищ купил садовый участок, прекрасный, только маленький камешек торчал посередине. Решил выкопать. Докопался до скалы весом тонн под сто. Теперь трудится каменотесом. Усек?

— Так тут такое, — обескураженно промямлил Смольников, выкладывая перед Судских принесенную книгу.

— «Тайные монахи», — прочитал Судских название. — Явно расхожий детектив. Вымысел. Если тебя что-то подвигнуло на расследование версии, сначала выясни, а потом лети. Но сначала к Бехтеренко. Я должен оперировать проверенными фактами, а не версиями. Ясно, товарищ майор?

— Есть…

— Книжку оставь.

Смольников удалился бескрылым, хотя Судских напутствовал его мягко, чтобы не убить рвения к службе. Так случилось с Бурмистровым. Стоило больших трудов оживить его и послать в серьезную командировку.

«А чего я взъелся на Ваню? — восстанавливал в памяти он процесс отчуждения Бурмистрова и листал книжку Смольникова. — Знал его в прежней жизни? Узнал и то, куда его занесла гордыня и самоуверенность. Но ведь в каждом человеке заложены самые разнообразные качества. Одни раскрываются при определенных обстоятельствах, другие затухают. В Иване и Момоте пробудилась спесивость, о чем я заведомо знаю. Только вот ополчаться на косенькое дитя не следует, лучше помочь ему лечить глаза у других…

— «Георгий Момот», — прочитал он имя автора. — Вот это фокус! Властелин мира в новой жизни поднялся всего лишь до писателя-фантаста. Вон как судьба играет человеком, пока он выдувает себе дифирамбы на трубе…»

Судских выбрал привлекший его отрывок и принялся читать. Не будь этой книжки, он взялся бы за документы, ради отвлечения от записки Гуртового.

«…Ватага спустилась в лаз. Темно. Воздух — не продохнуть и тесно. Кислый запах мокрой овчины забивал ноздри, теснота усилила его.

— И где-то здеся проход, — глухо сказал Сивый, вожак ватаги. — Ишши, малой.

— Вот нашел, — ответил из темноты Захарка. — Поддается.

— Засвети огарок, Петруха, — потребовал Сивый.

Затлел трут от кресала, зажгли свечу. В полуотворенную дверь воздух жадно втягивал огонь свечи и кислые запахи.

— Ага, — смекнул Сивый, — сквозной ход. Вишь, как тянет? Не обманул казак, верно обсказывал.

Этот ход был спасением ватаги. Наверху их караулили соглядатаи и людишки из Сыскного приказа. Разбойничью шайку не помилуют, забьют до смерти на месте, разбираться не станут, убивцы они или просто беглые. Про ход этот рассказал им бывший старшой, казак Тихон, иначе бы никуда им не деться с Арбатской слободы, где обложили их по доносу. Тихон наказывал идти строго по ходу, в боковины не сворачивать под страхом смерти. Огня не возжигать. Сивый рискнул, чтобы освоиться попервости.

— Пошли. И тихо. Дверь затворить, — скомандовал Сивый. Прикрывая огарок, он первым шагнул за дверь.

Когда ватага втянулась за вожаком, он остановился, прислушиваясь. Мертвая тишина, капля воды не сорвется со свода, не пискнет мышка. С сожалением Сивый задул огарок: казак Тихон зря не подскажет.

— Рука в руку пойдем, — громким шепотом сказал Сивый, и ватага двинулась вперед. — Стены ощупывать!

Хорошо ли плохо, но несчастья ватаги начались с приходом в нее Тихона. Попервах фартило. В Муроме славно пограбили бояр, отсиживались в Выксе под защитой женского монастыря. Исполняли по указанию игуменьи всяческую работу, где нужна мужская сила, по высмотру бановали в ближних градах и отсыпались потом за стенами святой обители в полной безопасности. Крещеных в ватаге только кривой Аким, а защиту пришлого Христа принимали все. Под бабским ли подолом отсиживались, но Тихон дело знал туго, сладил порядок в ватаге, общак рос, вселяя уверенность в завтрашнем дне.

Свыклись монашки с работными мужиками, стали откровеннее с ними, разбередили себя прелестными разговорами, и пала монастырская крепость. Сначала давали позудить в укромных местах, а там и раздвинулись срамные воротца. Игуменья заподозрила неладное и устроила монашкам смотр в бане… И-хи-хих… В общем, пришлось дать теку, увел их Тихон в Московию. Сулил хороший навар, а Москва оказалась не та. Царь Алексей Михайлович тишайшей, но жесткой рукой наводил порядок в стольном граде и окрестностях. Беглых холопов, неработных бродяг ловили и казнили на месте в устрашение другим. Искали в первую очередь недобитков из ордынского воинства царя Степана Разина, а Тихон был из таковских, притом из окружения астраханского воеводы Федора Шелудяка. Таких не миловали вовсе, из-за них честным разбойничкам фарта и доли не оставалось вообще. Но Тихон был удачлив. Любой набег приносил доход в общак, себя не обижали. Оно и понятно: при царе Степане Тимофеевиче дурных не водилось, и сам Разин осилил бы самозваных Романовых, да патриарх Московский проклял ордынского царя со всем воинством, древнюю веру запретил под страхом смерти. А московские холопы по-холопьи и думают: свой царь или пришлый, свой Бог или заемный, свою бы шкуру сберечь от батогов. Ох и сучары безмозглые обосновались в Московии! С попами, с думскими и записным алкоголиком Борькой, который валился в престольные праздники с амвона от перепитой сивухи, но вещал. Вещал о благости новой веры, а московские ротозеи слушали, выдавали властям беглых.

Их ватагу сдал кабацкий забулдыга. Тихона ранили стрельцы из засады, а остальные едва ноги унесли. Спасибо Тихону, путь к спасению указал, иначе бы смертушка на месте.

Знавал он этот подземный путь давно, до того как с ватагой сошелся. Был-де план у Степана Тимофеевича казаков теми подземельями прямо в Кремль вывести. Тут и полная победа, обратно казацкие порядки восторжествуют.

А им этого не надо, ватага своими законами живет: отграбить назад награбленное боярами, и дело с концом. Завести хозяйство потом, двор крепкий, бабу дородную и жить себе тихо.

— Тихо! — сдавленным шепотом произнес Сивый. — Чую…

Ватага затаилась, старшой слушал. Неясные шорохи усилились в трубе хода. Где-то впереди шебаршенье, на миг вроде и свет взблеснул. Пожатие руки Сивого передали по цепочке: нишкни, беда идет, вожак опасность слушает.

Навстречу кто-то двигался. Осторожные, но уверенные шаги. Много шагов. Не один человек идет. И не пришлый…

Свет приближался. Сивый высвободил руку, стал ощупывать стены, искал спасительный поворот, о котором обсказывал Тихон, куда он не велел входить под страхом смерти, а тут смерть навстречу, не до заповедей…

— Есть! — сдавленно прошептал Сивый. — Сюда! — И поволок первого в ватаге за собой.

Далеко не пошли. Сгрудились сразу за выступом, достали ножи. Сивый выглядывал в проход, поджидая.

Свет приближался, какой-то потаенный, неяркий. Фонарь не фонарь, какие из аглицкой страны попали на Русь.

«Эх, голова два уха! — смекнул Сивый. — Из другого хода в энтот светят!» И вправду: пламя смоляного факела брызнуло вдруг ярко, и Сивый спрятался за выступ. Разбойничья сметка не подвела, в короткий момент увидел он, что двигаются к ним двое с факелами, на головах островерхие шапки, лиц не увидел.

«То ли стрельцы с бердышами, — соображал он, — то ли вообще заморская нечисть…»

Кто бы ни шел, радости от такой встречи им мало. Выходило одно: их шестеро, идут двое, мочить следует без раздумий, иначе не разойтись…

— Слухать сюда! — сдавленно приказал Сивый. — Идут двое. Ножи изготовить и, как сравняются с нами, навались по трое, кто бы ни был. Не щадить!