"Фантастика 2023-127" Компиляция. Книги 1-18 (СИ) - Острогин Макс

Крещенские морозы – особое время года, когда зима объявляет о незыблемости своих прав на эту землю и кажется, нет такой силы, которую она не может себе подчинить. Земля становится камнем. Воздух превращается в нагайку, способную умертвить плоть, не укутанную в мех или овчину. Вода, скованная льдом, промерзает до илистого дна и приобретает желтушно-зеленоватый покойницкий оттенок. Правда, если не копать вглубь, ничего этого не видно. И землю, и лёд покрывает белое, мягкое на вид одеяло слежавшегося снега, ослепительно сияющего на солнце, как залежи драгоценных камней. Точно такая же россыпь бриллиантов окутывала дворянское собрание. Указ императора о равенстве мужчин и женщин обеспечил присутствие не только официальных глав дворянских семейств, но и тех, кто фактически ими был – жён, матерей, тёщ и прочих представительниц прекрасной половины человечества.

Дворянское сословие, как никакое другое, было приверженцем скрупулёзного соблюдения традиций, придирчивого следования этикету, как своеобразному опознавательному знаку «свой-чужой» и подтверждению незыблемости собственного привилегированного положения в обществе. Именно по этому святому император нанес безжалостный удар, заявившись в высокое общество без предварительного доклада гофмаршала, без свиты, в том же френче, в каком выступал перед студентами и купечеством, и смотрелся вызывающе аскетично на фоне расшитых золотом мундиров кавалеров и бриллиантовых колье дам.

– Вопреки традициям мы открываем дворянское собрание без длинных представлений и без полагающегося в таких случаях «Боже, царя храни…», – начал император тихо, спокойно и как-то даже буднично. – Это всё не случайно. Здесь собрались люди, входящие в те полтора процента населения, которые являются или должны быть наиболее образованной и ответственной частью общества, которые не боятся задавать вопросы и искать на них ответы. Поэтому первый вопрос задам немедленно я сам: а зачем царя хранить? Для какой такой цели? Что в царе такого сакрального, требующего сохранности? Ведь мы с вами уже живем совсем не в ту эпоху, когда монархи считались богами и происходили от богов…

Это была вторая встреча императора с дворянским собранием, поэтому на неё успели подтянуться представители отдаленных провинций, куда уже долетели известия о разительных переменах во внутренней политике государства российского. Всего шесть лет прошло с того дня, когда девять губернских земских собраний направили Николаю II «приветственные адреса» по случаю его бракосочетания с принцессой Алисой. В некоторых из них выражался запрос, иногда очень робкий, на «общественные изменения». Тульские земцы просили «открытого голоса земства к престолу», курские – надеялись на «расширение гласности». Далее всех в своем «адресе» пошли гласные тверского земства: «Мы питаем надежду, что счастье наше будет расти и крепнуть при неуклонном исполнении закона, ибо закон должен стоять выше случайных видов отдельных представителей власти… Мы ждем, Государь, возможности и права для общественных учреждений выражать свое мнение по вопросам, их касающихся, дабы до высоты Престола могло достигать выражение потребностей и мыслей не только представителей администрации, но и народа русского».

17 января 1895 года в Зимнем дворце состоялся Высочайший прием депутаций от дворянства, земств, городов и казачьих войск. Но еще рано утром министр внутренних дел Дурново устроил разнос за «тверской адрес» губернскому предводителю дворянства Оленину. Министр сообщил, что даже не рискнул передать подобного рода бумагу императору, а лишь сделал доклад, на который царь наложил резолюцию: «Чрезвычайно удивлен и недоволен этой неуместной выходкой…»

И вот по истечении шести лет государь меняет своё мнение на противоположное, уже не называет нижайшую просьбу земств «выходкой», а наоборот – сам делает заявления о свободах, о каких земцы даже и не помышляли, не запрещает, а настаивает на активном участии в политической жизни и даже учреждает невиданные по своей демократичности Советы, опирающиеся на всеобщее и равное волеизъявление, без имущественного и сословного ценза.

Теперь попавшие в Кремль депутации жаждали вкусить дух свободы и лично убедиться, что царь готов делиться своей властью, хотя каждый из них втайне надеялся, что при этом самодержец не станет делить с ними и ответственность. Основную силу земству давало участие в нем просвещенного, европейски культурного дворянства, в том числе и представителей самых видных аристократических фамилий России: князей Трубецких, Шаховских, Львовых, Голицыных, графов Гейденов, Бобринских, хорошо и грамотно рассуждавших, как надо управлять страной, но при этом даже не помышлявших о том, чтобы поручиться головой за полезность собственных предложений. Сегодня представители всех этих фамилий присутствовали в зале, будучи наиболее непримиримыми оппозиционерами абсолютизму, и с удивлением наблюдали, как даже внешне изменился облик царя, не говоря уже о его риторике. Такую они сами не могли позволить себе даже в тесном дружеском кругу.

– Стоит заглянуть в исторические справочники, чтобы узнать: Романовы – фамилия вполне земная и не всегда – правящая, ведущая свою родословную от Андрея Ивановича Кобылы, служившего при дворе московских князей Ивана Калиты и Симеона Гордого, – император своими руками буквально рушил образ «помазанника Божьего». – Кстати, воцарение династии, в отличие от многих европейских монархий, произошло вполне демократично, по решению Земского собора, причем Михаил Федорович долго сомневался, брать ли в руки скипетр. Его мать, инокиня Марфа, слёзно умоляла сына не принимать столь тяжкое бремя. И вот теперь, в начале двадцатого века, когда написаны тома революционной литературы, Франция, Америка и еще целый ряд развитых стран вполне комфортно существуют без монархии, а в самой России чрезвычайно популярны республиканские настроения, уместно задать прямой вопрос: для чего нужен России царь? А если нужен, то какой?

Дворянское собрание застыло в оцепенении, не зная, как реагировать на такое вольнодумство, за которое ещё вчера можно было легко угодить за решётку.

– Да-да, я знаю, что даже задавать такие вопросы российским подданным запрещено. Поэтому задаю его сам и сам же попробую ответить: монархия – это инструмент для выживания общества, созданный в процессе ожесточенной борьбы с агрессивной внешней средой. Как любой инструмент, создаваемый для решения конкретных исторических задач, он может устаревать и ломаться, а потому подлежит регулярной калибровке, ремонту и модернизации. Сейчас самое время сверить часы. Двадцатое столетие всё равно заставит это сделать. Это будет век машин и технологий, страшного, доселе невиданного оружия и опустошительных войн, похожих на библейский Апокалипсис. Его тяжелая поступь уже слышна и совсем скоро будет видна даже тем, кто не хочет замечать очевидного…

По залу пронесся легкий шёпоток. В последние годы по всем европейским столицам успешно гастролировали различные медиумы и чревовещатели, предсказывая с приходом ХХ столетия конец света. «Вот и царь поддался очарованию прорицателей», – читалось на лицах присутствующих.

– Как будто в качестве компенсации за новое, смертоносное оружие массового поражения, двадцатый век повысит комфорт жизни, изменит облик городов и сёл, насытит их новыми средствами связи и передвижения, озарит искусственным электрическим светом, ускорит саму жизнь, предъявит повышенные требования к квалификации населения и образованию. Оно станет массовым, потому что по-другому невозможно будет поддерживать работоспособность промышленности и инфраструктуры, обеспечивать конкурентоспособность государства на международной арене. Те, кто был в Америке, могли видеть, как будет выглядеть ближайшее будущее. Россия пока не готова к нему ни морально, ни материально, ни технологически. Поэтому работа по модернизации нашей общественной и политической жизни предстоит огромная, и надо браться за нее немедленно. Мы слишком долго лежали на печи и слишком отстали от других стран…