Кто хочет процветать - Тиана Веснина
Шрифт:
Интервал:
Закладка:
Вдруг весь внутренний взор Ксении заволок черный туман. Сосуды головы сжались, и кровь, пульсируя, с трудом проходила по ним, грозясь разорвать самый узкий. В испуге она открыла глаза и замерла, боясь пошевелиться. Когда пульс немного замедлил свое биение, она осторожно вздохнула, не поворачивая головы, открыла ящик стола, вынула ароматический стик Анти-стресс и сделала несколько нажатий шариковым аппликатором на виски и запястья.
«Значит, убивать надо нежно», — сделала вывод Вежина. И план нежного убийства в общих чертах был мысленно набросан. Потом пришлось заняться более скучными, но необходимыми деталями. А когда в торговом центре «Елисаветинский» Ксения увидела фигурки трех очаровательных маркиз, выставленных по случаю предстоящего карнавала, она поняла, что это последний штрих в ее плане.
* * *
Все прошло как в хорошо отрепетированной пьесе. Олег в присутствии Вежиной позвонил Валентине и посетовал, что вынужден задержаться в издательстве. «Я заеду за тобой позже», — солгал он. После чего подмигнул Ксении и сказал: «Пусть посидит в бутике и поработает над своими ароматическими композициями, а я расслаблюсь по полной программе в одном милом бордельчике». Ксения понимающе улыбнулась и пожелала приятного вечера.
За час до закрытия она вошла в «Елисаветинский». Покупателей было достаточно, чтобы не привлечь внимания охранников. Минут сорок спустя пассаж стал понемногу пустеть. Ксения, одетая в черные эластичные брюки, темную куртку, с сумкой через плечо, тоже не спеша направилась к выходу и вроде бы на минутку задержалась, чтобы еще раз взглянуть на кокетливых маркиз. Выждав, когда камера слежения на миг выпустила из поля зрения маркизу в платье цвета пармской фиалки, взбежала на постамент и юркнула под ее пышную юбку. Притаилась, слушая биение собственного сердца.
Постепенно в пассаже погас общий свет и зажглись дежурные лампы.
Все внимание Ксении было сосредоточено на бутике Милавиной. Вот за стеклянной дверью возникла фигура менеджера Ирины Михайловны, и в этот же миг из-под юбки маркизы вылетело несколько кусочков льда, которые упали у порога бутика. Ирина Михайловна открыла дверь, сделала шаг и поскользнулась. Пока она чертыхалась, потирала ногу и пыталась разглядеть, на что же она наступила, Ксения успела забросить в щелку между дверью и проемом небольшой металлический крест. Выждав приблизительно еще с полчаса, чтобы увериться, что Ирина Михайловна, спохватившись о чем-либо, не вернется обратно, Вежина выползла из-под юбки маркизы и подобралась к двери. Войдя в бутик, подняла металлический крест и спрятала в сумку. На цыпочках приблизилась к кабинету Милавиной и заглянула в него: Валентина сидела за столом, занятая чтением своих записей.
Вежина встала на четвереньки и вдоль стены, куда не попадал свет от лампы, пробралась за спинку кресла Милавиной. В это время та поднесла к носу какую-то эссенцию. Бесшумно, словно тень, Вежина открыла бутылочку с хлороформом, напитала им сложенную в несколько слоев марлю и, едва Валентина отвела от носа флакон с эссенцией, приложила марлю к ее лицу. Валентина вздохнула и мягко откинулась на спинку кресла. Убрав с лица своей жертвы марлю и спрятав ее в пакет, Ксения вынула из сумки длинный бежевый шарф и обмотала его вокруг шеи Милавиной. Секунду помедлила, концентрируя силы, и затянула его. По телу Валентины прошла крупная дрожь, и она открыла глаза… но уже ничего не увидела.
Вежина тем временем взяла со стола тетрадь с записями. Поддавшись любопытству, заглянула в открытый сейф и обнаружила серебристый замшевый мешочек. Рука самопроизвольно потянулась к нему. В нем оказался удивительной формы флакон духов. «А не те ли это духи, о которых несколько раз упоминала Тина?.. Жаль, если пропадут. Она говорила, что это нежный взрыв в парфюмерном искусстве. Пока вызовут милицию, кто-нибудь вполне может их украсть», — поэтому Ксения спрятала флакон в свою сумку. Затем поправила длинные концы шарфа, придав податливому материалу изысканную волнительность линий…
Выйдя из-за кресла на середину кабинета, взглянула на произведение своих рук.
— Убила нежно, с любовью, — проговорила с улыбкой себе под нос и вышла из бутика.
Устроившись, как можно более удобно, под гостеприимной юбкой маркизы, дождалась появления первых работников торгового центра…
Уже спускаясь в метро, подумала: «Знал бы прадед Федор, в каких условиях мне приходится добывать состояние!» Это в его время просто было. Пришел, арестовал, расстрелял и завладел всем, что приглянулось, да еще дочек дворянских попортил. А я?.. На какие ухищрения мне приходится идти, чтобы добыть то, что он росчерком маузера получал. Да!.. Но род! Должен род Вежиных опять выдвинуться. Не случайно мать записала меня не на фамилию отца, а на свою, Вежина. Будешь доволен, прадед Федор. Наш род опять будет на плаву! — Ксения окинула веселым взглядом ехавших с ней пассажиров. Но что-то, по-видимому, ее смутило. Она опустила глаза в пол и принялась покусывать ногти. — …Нет, я абсолютно нормальная! — ответила она на встревоживший ее вопрос. — С психикой у меня все в порядке. А что такого ненормального в желании хорошо жить? По-моему, ненормально — это сидеть в своих бетонных каморках и лопаться от зависти. А быть довольным, живя в них, вот это уже поистине полная и неизлечимая патология. Но на самом деле именно так все и обстоит. Ученые же доказали, что абсолютно нормальных людей практически нет. Всего несколько процентов. Вот те, кто добился права пользоваться всеми благами жизни, и составляют эти несколько процентов. Все остальные — ненормальные, умеющие довольствоваться малым, смиряться, жить кое-как. Они люди?! — Ксения с трудом удержалась, чтобы не расхохотаться. — Да они волков безжалостнее. Плодят себе подобных на ту же муку, что сами претерпевают. Сами мы, мол, мучаемся от такой жизни, так и вы, детки наши, помучайтесь. Им отопление, воду горячую отключают, а они рожают. И лежит этот ребеночек синий от холода с пневмонией, кандидат в инвалиды. Потом запихнут его в детский сад, чтобы работать ему же на пропитание, а он там опять холодный, не тем кормленный… В общем, издеваются так, что волку и в голову не придет. Но каждый волен жить, как того хочет. Я
